34899 (605921), страница 2

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 2)

Далее рассмотрим отношения России с Украиной и Белоруссией в российской внешней политике 90-х годов.

Векторы развития российско-украинских и российско-белорусских отношений были прямо противоположны. Россия и Белоруссия с середины 90-х годов активно сближались как политические и военные союзники, как экономические партнеры (в отдельные периоды Белоруссия занимала вторую строчку в списке российских торговых контрагентов), а в 1999-м подписали Договор о создании Союзного государства Белоруссии и России. В российско-украинских же отношениях, наоборот, преобладали центробежные и откровенно конфликтные тенденции, интенсивность взаимодействия практически во всех областях падала, а товарооборот в 1992-1999 годах сократился примерно вчетверо и был к концу десятилетия на две трети связан экспортом энергоносителей из России. Различие статусов Украины и Белоруссии было официально признано в российской концепции внешней политики (2000), в которой укрепление союза России и Белоруссии названо первостепенной задачей, а Украина даже не упомянута, зато к ней явно обращено общее для всего СНГ предупреждение, что отношения будут строиться «с учетом встречной открытости для сотрудничества, готовности должным образом учитывать интересы Российской Федерации» ⁰.

Парадокс в том, что сама по себе политика России по отношению к Украине и Белоруссии в 90-х годах была однотипной, с общими характерными чертами и слабостями. Ее легко разделить на три периода:

• 1990 - 1994 годы - дезинтеграционная стадия: господствует динамика распада; Россия пытается действовать, опираясь на многосторонние механизмы СНГ; конфликтная проблематика сфокусирована на разделе советского наследия (поэтому отношения с Белоруссией из-за их бесконфликтности не стали приоритетными);

• 1994-1999 годы - переход от завышенных ожиданий к застою: получают распространение представления об относительном превосходстве российской экономики; растет - после прихода к власти Александра Лукашенко, и особенно Леонида Кучмы; Россия поддерживает в 1995-м режим Кучмы посредством многочисленных дипломатических уступок; укрепляется донорская модель экономических связей с Украиной и в меньшей степени с Белоруссией; к 1998 году отношения с Белоруссией становятся инерционными, а с Украиной - стагнирующе-конфликтными;

• с 1999 года по настоящее время - умеренно-прагматическая стадия: администрация Путина пытается вернуть России инициативу, уменьшить фактическое субсидирование Россией обеих славянских республик, сохраняя (а в военной и военно-технической сфере и наращивая) союзные отношения с Белоруссией; снизить уровень конфликтности с Украиной, взаимодействуя с ней по линии президентских структур.

Из всего этого следует, что в развитии ситуации в славянском треугольнике ведущую роль сыграла не российская политика, а настроения общества и элит Украины и Белоруссии, во многом предопределившие политику Киева и Минска.

Политики, понимаемой как цепь последовательных шагов, нацеленных на достижение четко сформулированных стратегических целей, у России в отношении Украины и Белоруссии до недавнего времени попросту не было, да и сами цели не просматривались. В официальных доктринах цели и задачи определялись либо ситуативно (например, концепция внешней политики РФ 1993 года упоминает Украину и Белоруссию в связи с задачей сосредоточения в руках России контроля над ядерными силами бывшего СССР и как фактор отношений со странами Восточной Европы), либо обобщенно, в рамках всего региона, то есть без постановки индивидуальных задач и выдвижения страновых приоритетов. Поскольку цели ставились в терминах «развитие отношений» и «развитие сотрудничества», то нет возможности и оценить общую эффективность политики, понять, в какой мере результаты соответствуют принятой стратегической цели. Говорить в данном случае можно лишь о решении частных задач.

Неспособность четко сформулировать стратегические цели и тактические задачи влечет за собой многочисленные слабости в российской политике.

Прежде всего, это приверженность декларативным, символическим шагам, порождающая обилие документов, которые призваны подтвердить результативность межгосударственных встреч, особенно на высшем уровне. Об этом лучше всего свидетельствует динамика формирования и нынешнее состояние договорно-правовой базы российско-белорусских и российско-украинских отношений.

Количество межгосударственных и межведомственных соглашений между Украиной и Россией исчисляется трехзначными цифрами, но, как правило, они не исполняются. Часть из них носит заведомо невыполнимый характер, как, например, Совместное заявление о дальнейшем развитии равноправного партнерства и сотрудничества в рамках СНГ, подписанное в феврале 1998-го, то есть почти через полгода после создания блока ГУАМ, зафиксировавшего установку Киева на альтернативное лидерство в Содружестве. Однако нереалистичными и не до конца проработанными оказались не только декларации и заявления, но и ратифицированные межгосударственные договоры.

Этот вывод справедлив и в отношении так называемого большого договора между Россией и Украиной - Договора о дружбе, сотрудничестве и партнерстве. Апогеем декларативности российско-белорусских отношений стал подписанный в декабре 1999 года Договор о создании Союзного государства Белоруссии и России.

Политика России ельцинского периода носила реактивный характер.

На протяжении 90-х годов российская переговорная тактика зачастую сводилась к уступкам.

Российская политика была экономически неэффективной, поскольку в случае и Белоруссии, и Украины была создана модель донор - реципиент, а общность экономических интересов на новой рыночной основе практически так и не возникла. Более того, государство не смогло или же не захотело оказать поддержку российскому бизнесу ни в его проникновении на рынки Украины и Белоруссии, ни в том, что касается возврата долгов.

Наконец, России не удалось выработать скоординированную линию поведения по отношению к Украине и Белоруссии. Мешали этому, по меньшей мере, четыре группы противоречий между сторонами, временами довольно глубоких.

Во-первых, российские политические силы не могли, прийти к единому видению ситуации. Во-вторых, трудно говорить о каком-то концептуальном единстве даже внутри российского руководства. В-третьих, конкуренция бюрократий обеих стран приводила к мультипликации органов, имевших отношение к выработке политики, но так и не выстроенных в иерархическую структуру. В-четвертых, особая позиция российского бизнеса, предоставлявшая огромный простор для дипломатической игры, увы, не нашла отражения в российской внешней политике.

Итогом десятилетней политики России на украинском и белорусском направлениях стали:

• потеря огромных материальных и финансовых средств;

• укрепление среди части элит в этих странах взгляда на Россию как недружественную державу и/или же источник субсидий и личного обогащения;

• громоздкая и несовершенная правовая база;

• отсутствие гарантий того, что после смены у власти первых лиц между нашими странами сохранятся хотя бы добрососедские отношения.

В большой мере все это можно поставить в вину России, которая располагала неизмеримо большими экономическими, интеллектуальными и информационными ресурсами, чем ее соседи, но не смогла правильно поставить задачи, добиться уважения своих интересов и позволила риторике «стратегического партнерства» подменить реальное сотрудничество.

С приходом к власти Владимира Путина тон разговора Москвы с Киевом и Минском ощутимо поменялся. Российская политика становится более активной, более, хотя пока и не полностью, последовательной и более прагматичной в решении конкретных вопросов. Однако все это не принесет перелома, если новое российское руководство не сумеет четко сформулировать цели своей политики в славянском треугольнике, не определится в отношении «искушения интеграцией».

Для всего семилетнего периода становления российской внешней политики характерно отсутствие консенсуса по вопросу определения её основных приоритетных направлений. Главная дискуссия развернулась вокруг выбора между двумя вариантами геостратегического курса - западноевропейским и азиатско-тихоокеанским. Представители федеральной власти учли, что по своему географическому положению, историческому опыту Россия является евразийским государством и её долгосрочным интересам соответствует политика баланса западного и восточноазиатского направлений, а не их противопоставление друг другу. В Центре, традиционно ориентировавшемся на Запад, наконец-то появилось понимание того, что Россия должна быть представлена в Тихоокеанском сообществе, т.к. это сообщество уже существует и превращается в мировой центр экономики и политики. Россия же за прошедшие десятилетия оказалась изолированной от экономических и политических процессов, происходящих в регионе.

Отношения со странами Азии были отодвинуты на второй план. В этот период Россия, исходя из «приоритета экономической дипломатии», ограничилась лишь вниманием к Японии, рассчитывая разрешить территориальный спор и заключить мирный договор, чтобы на этой основе всесторонне улучшить отношения между двумя странами. Надо отметить, что отношения с Японией рассматривались не как с восточноазиатской, а скорее как с западной державой, обладающей большой экономической мощью⁰.

Но с конца 1992 года во внешнюю политику России все же были внесены некоторые коррективы. Поездки Б.Ельцина в КНР и Южную Корею в конце 1992 года явились началом изменения внешнеполитического курса российского правительства.

Сложными оказались отношения России с государствами Корейского полуострова. С начала 90-х годов Россия дважды пыталась корректировать свою политику в Корее. В начале 90-х, после установления дипломатических отношений с Республикой Кореей Москва стала проводить политику расширения партнерства с Южной Кореей.

Ухудшение отношений между двумя государствами не прибавило политического веса России в регионе. Она потеряла то влияние, которое имело раньше на Пхеньян, и на которое рассчитывала Южная Корея в решении проблемы объединения корейских государств и устранения ядерной угрозы со стороны КНДР. Ухудшение отношений с Северной Кореей свело практически на нет возможность Москвы играть существенную роль в переговорах об объединении Кореи и по проблемам безопасности. В этих условиях возросло влияние Китая в регионе, т.к. только он сохранил нормальные отношения с Северной Кореей и может эффективно использовать их для преодоления кризиса на Корейском полуострове. Москва своей непродуманной политикой лишила себя возможности изменить баланс сил в свою пользу. В результате именно Китай и США стали государствами-гарантами, подписавшими Соглашение о перемирии между Северной Кореей и Южной Кореей.

Со временем Москва осознала свои ошибки, убедившись, что свертывание отношений с Пхеньяном не пошло России на пользу. С 1996 г. предпринимаются действия по возобновлению политических контактов, оживлению экономических и культурных связей.

2. Субъекты, которые определяли и формировали решения в области внешней политики России в 90-е годы

Президент и президентский аппарат

После принятия новой Конституции в декабре 1993 года планирование и осуществление внешней политики стали прерогативой президента. Президент РФ в соответствии с Конституцией РФ и федеральными законами определяет основные направления внутренней и внешней политики государства (ст. 80, п. 4; Ст. 86, пп. «а»). Кроме того, он формирует и возглавляет Совет Безопасности Российской Федерации, статус которого определяется федеральным законом, утверждает военную доктрину Российской Федерации, формирует Администрацию Президента Российской Федерации и назначает и освобождает высшее командование Вооруженных Сил Российской Федерации (ст. 83, «ж», «з», «и», «л»). Наиболее важным правом Президента РФ является право издавать указы и распоряжения (ст. 90, п. 1).

31 октября 1996 г. Президент России утвердил аппарат Совета по внешней политике при Президенте РФ, укреп­ляя его функции и добавляя более серьезное право - информационное обеспечение президента и руководите­ля Администрации Президента в сфере внешней полити­ки.

Администрация Президента РФ становилась органом, имеющим возможность оказывать огромное влияние на формирование внешней политики России. Совместно с МИДом она готовила зарубежные визиты российского президента и визиты в Россию высших иностранных государственных деятелей.

Министр иностранных дел и МИД.

В начале 1992 г., когда следом за распадом СССР было создано новое Российское государство, место в нем Ми­нистерства иностранных дел обозначалось весьма нео­пределенно, а действия его были довольно неуверенны­ми. В Советском Союзе, как известно, деятельность МИДа впрямую зависела от внешнеполитической линии, диктуемой Политбюро и разработанной Международным отделом ЦК КПСС, ориентированным, главным обра­зом, КГБ и Министерством обороны. При этом МИД был суборганом политической власти, а не государства, который не имел самостоятельности как субъект, активно участвующий в процессе формирования внешней поли­тики.

В течение 1993 - 1994 гг. деятельность МИДа была на­правлена на вхождение России в мировое сообщество. Особенно важной оставалась роль МИДа в формирова­нии благоприятной для российских реформ внешней ат­мосферы. 8-10 июля 1994 г. в Неаполе состоялась встреча на высшем уровне лидеров семи развитых стран, в кото­рой принял участие президент России Б. Ельцин. В про­цессе встречи, которая проходила по формуле «7-Н», бы­ли изложены общие подходы «восьмерки» к ключевым проблемам международной жизни. При этом большая работа для интеграции России в «семерку» была проведе­на МИДом.

Министр обороны и Министерство обороны РФ.

В первую очередь Минобороны занялось укреплением отношений со странами СНГ для объединения в целях безопасности вооруженных сил. 18-19 июля 1994 г. на заседании министров обороны государств-участников многостороннее военное сотрудничество стран СНГ реализовалось, главным образом, в рамках уже существо­вавшего Договора о коллективной безопасности, который имел целью объединение вооруженных сил и был подпи­сан в мае 1992 г. Он вступил в силу 20 апреля 1994 г. и имел срок действия пять лет⁰.

Одновременно Минобороны расширяло сферу дея­тельности российской армии на международной арене через участие в миротворческих операциях в зонах конф­ликтов - в Боснии, Югославии и СНГ. В связи с этим первый заместитель Председателя Совета Министров Российской Федерации О. Сосковец в ноябре 1993 г. подписал Постановление «Об образовании Межведом­ственной комиссии по координации участия Российской Федерации в миротворческой деятельности». Б. Ель­цин в связи с принятой Советом Безопасности ООН ре­золюцией 937 от 21 июля 1994 г. издал 7 октября 1994 г. «Распоряжение Президента Российской Федерации о на­правлении российских военных наблюдателей в состав миссии ООН по наблюдению в Грузии».

Законодательная власть.

Характеристики

Список файлов курсовой работы