159321 (581256), страница 2
Текст из файла (страница 2)
Вместо этого французские экзистенциалисты занимают достаточно четкую позицию, став благодаря господству во французской интеллектуальной жизни марксизма в один ряд с левыми. Мерло-Понти и Сартр детально проанализировали связь между крайней индивидуалистской этикой и коллективистским духом марксизма, и одна из работ последнего под названием «Критика диалектического ума» (1960 г.) стала величественным монументом их примирению. Хотя попытки соединить эти два подхода оказались напрасными, но созданные в результате этого политические теории составляют огромный интерес. В труде «Критика...» рассматривалось возобновление жесткой авторитарной политики, призванной решить «проблему бытия», то есть покончить с трусливыми попытками человека избежать ответственности за свободу. В связи с этими политическими теориями невозможно не вспомнить высказывание Руссо относительно существа, «обреченного быть свободной».
Наивысшим достижением экзистенциализма стало описание болезненной эндемии человеческого существования. Здесь могут иметься некоторые сомнения по поводу принятого нами предположения, поскольку большинство граждан индустриального общества в обычных обстоятельствах всё же сталкиваются наедине не только с одними ужасами и болью, так ярко обрисованными в славных литературных произведениях, которые берут начало из экзистенциализма. Большинство людей находит достаточно много смысла в своей жизни. Они обычно не ощущают того, что они живут в вакууме. Возможно, экзистенциализм рассказывает нам преимущественно об отчуждении в современных условиях интеллектуалов, подобных Николаю Гоголю, Достоевскому и др., а не обычных людей. Эта точка зрения подтверждается упоминанием о том, что наибольшую популярность эта философия приобрела после поражения в войне, то есть во времена, когда многие люди были охвачены чувством отчаяния.
В философском плане экзистенциализм имеет два значительных недостатка. Во-первых, его философия сознания показная и весьма поверхностна. Доказательством того, что мы свободны, может быть просто то, что мы чувствуем себя свободными. Лично я не чувствую такой свободы, и это всё, что должен быть сказать, как это доказывает Ноам Хомски относительно попыток объяснить поведение человека посредством средств, которые идут вне его сознания. Вторая точка зрения очень близкая к первой. Экзистенциализм никогда не обременял себя проблемами современной науки, разве что перечеркивая её значение. Этого нельзя делать. Наука трансформировала современную политику, обеспечив благосостояние, но, как доказывает Макс Вебер, всему этому имеется человеческая цена. Научная точка зрения пытается уничтожить приобретенные навыки и знания. Мы не в состоянии больше доверять нашему Lebenswelt (жизненному пространству), следовательно, должны иметь в настоящее время возможность объяснить наши собственные действия с научной точки зрения.
Средоточием экзистенциальной рефлексии мыслителя всегда была «живая душа» человека, в противовес «мёртвой», а также полнокровность человеческой жизни. Ощутимо ярко видится эта позиция в произведении «Вий», где Гоголь сюжетно разворачивает противостояние не столько добра и зла, сколько внутреннюю борьбу в глубине человеческой души. «Философ» Хома борется не с обстоятельствами, а с собственной покорностью влияниям внешнего мира.
Творчество Николая Гоголя и внутренняя красота человека
Николай Гоголь дебютировал в литературе как автор весёлых рассказов из жизни украинского села, преисполненных мотивами басен, живым народным украинским юмором и карнавальными радостями. Однако финал его литературной жизни был обозначен недовольством собственной судьбой, а также очень критическим отношением ко всему, что он сделал. Это дало многим исследователям основание говорить о кризисе его творчества под воздействием религиозных идей, которые – якобы – привели его к смерти. Можно заметить, что из-под внешней темы его произведений постоянно пробиваются другие темы, показывающие художественную проницательность и силу данного произведения.
Исследователи жизни и творчества Гоголя уже давно отметили, что такими темами – можно сказать, главными в творчестве Гоголя – были зло и борьба со злом, грех и смерть. Поэтому еще в начале тридцатых годов прошлого века Борис де’Шлозер писал, что всё творчество писателя находится под знаком смерти – sub specie mortis.
Выдающийся российский религиозный философ Николай Бердяев в книге «Русская идея», презентуя развитие российской религиозной мысли в ХІХ веке, охарактеризовал Гоголя таким образом: «Он переживал своё христианство страстно и трагически [...]; Исповедовал религию страха [...]; Искал, прежде всего, спасения».
Эти темы пронизывают всё творчество Гоголя. Но если в ранних произведениях писателя они выражают органическую связь с украинским народным творчеством, то в более поздних произведениях более выразительным является экклезиальный характер, связанный с аскетической традицией Отцов Церкви.
Изменение в творчестве автора «Мёртвых душ», которое мы выразительно видим после 1840 года, не является переходом на другой путь, а интенсивной борьбой за красоту человека, но будто с другой стороны. Если красота расходится с добром, то не является правдивой красотой, а пустой формой, искушением. Гоголь постоянно занят проблемой: как сберечь эстетичный элемент в человеке? Как спасти в человеке то, что является человеческим? Как повернуть ее добру, от которого оторвалась современность в своих эстетичных поисках? Отсюда возникает навязывание им искусству теургического задания: «Нельзя повторять Пушкина, – говорил он. – Сейчас перед искусством стоит другое задание – инспирировать человечество к борьбе за Царствие Божье». Это означает сочетание творчества с той услугой миру, какая присущая Церкви.
Настоящую красоту можно найти лишь там, где имеется настоящее добро. Поэтому всё своё внимание писатель сосредоточивает на моральных вопросах. Это приводит к переосмыслению собственного творчества, своей позиции как человека и писателя, новой интерпретации роли искусства и культуры.
Чтобы понять логику творчества Гоголя – особенно в конце 30–40-х годов XIX века – нужно выяснить такой вопрос. В христианском понимании (а собственно, в русле христианской мысли развивается мнение автора на грани 30–40 годов) красота является онтологической категорией, неразрывно связанной с смыслом бытия. Она заложена в Боге. Отсюда вывод, что существует лишь одна правдивая Красота – Сам Бог. Любая земная красота является только образом, большей или меньше мерой отображая прообраз. Для христиан является понятным, что абстрактная категория «красоты» теряет свой смысл вне таких понятий как добро, правда, спасение. Все, что не с Богом, что не соединено Его Духом – все это уродливо, этот тёмный ад (ад кромешный). Поэтому так важно отличать настоящую внутреннюю красоту от красоты фальшивой, внешней. Настоящая красота – не изменяется, не проходит. Она является духовной категорией. Она принадлежит к другому миру, хотя может проявляться и в этом мире. Внешняя красота быстротечная – она лишь привлекательная красота, «прелесть».
Известное высказывание Достоевского «красота спасет мир» является не только метафорой, но и прецизионной и глубокой интуицией христианства, воспитанного на тысячелетней православной традиции поиска этой красоты. Традиция восточного христианства избирает красоту как одно из доказательств существования Бога. Согласно известной легенде – последним аргументом для киевского князя Владимира во время выбора веры было свидетельство послов о небесной красоте собора Айя-София и отправленной там литургии. Для христианского сознания красота не является целью сама по себе. Она является лишь образом, знаком, причиной, одной из дорог к Богу.
Гоголевская идея изменения общества была связана с идеей преобразования человека и всей его жизни. Метко заметил Николай Бердяев, что «общественная тема была в нас лишь конкретизацией темы о человеке».
Человек никогда не перестает быть иконой Бога, невзирая на то, что в ежедневной жизни бывает достаточно тяжело это заметить. Оглядываясь вокруг и критически глядя на самого себя, человек не может сразу найти в себе образ Божий. Невзирая на это, он есть в каждом человеке. Он может быть омрачён, скрыт и даже испорчен, но он является в нас гарантией нашего существования. Процесс духовного развития заключается в открытии в себе этого образа, отображении его, очистке и обновлении. Этот процесс Отцы Церкви называли обожествлением, или участием человека в жизни Бога (theosis). Обожествление – духовное преображение человека – имеет христоцентричный характер, поскольку заключается в «уподоблении Христу». Отец Сергей Булгаков называл его «духовным художеством».
В сороковых годах взгляды автора «Вечеров» и «Миргорода» существенно изменились. Особенное значение для него стала принимать идея Церкви. Если в тридцатые годы его христианство было аконфессийным, то позже оно приобрело конфессиональный характер; особенную роль начинает играть Православная Церковь. В «Избранных местах из переписки с друзьями» Гоголь писал: «Говорят, что Церковь наша есть мертвая, но это ложь, поскольку Церковь наша есть жизнь»; «потому что мы являемся покойниками, а не наша Церковь – из-за нас и она была названа покойником». В Православной Церкви Гоголь начал видеть Церковь будущего, которая к этому времени скрывалась, как целомудренная девушка, но затем была призвана к новому историческому бытию, к чему Католическая Церковь уже не очень предоставлялась. Гоголь подчеркнул особенные преимущества Российской Православной Церкви, которая «всё согласует и разрешит».
Гоголь видел в православье силу, которая в состоянии изменить жизни людей и общества. Общественная безалаберщина, которая имеется в жизни, является следствием греха, овладевшего людьми. Роль Церкви заключается в установлении мира в душах людей и отношениях между ними («Церковь наша всех примирит»). Вводя строй и согласие в человеке, она введет его также в общественную жизнь.
Хаос начинает грех. Проблема греха – как и проблема смерти – связана с тематикой зла вообще. Проблема зла касается всей человеческой судьбы. Подводит к вопросу о его смысле, о возможностях его преодоления, а также окончательной победы добра. В течение тысячелетий во всех культурах мотив борьбы добра с злом, Бога с дьяволом был главным мотивом народных рассказов. Гоголь воспринимает эту внешнюю сторону фольклора, но у него «она содержит в своей глубине более сложные вещи» .
Анализируя мир зла в произведениях Гоголя, выдающийся исследователь его творчества профессор Юрий Лотман предложил различать две ипостаси зла: мир хаоса и мир космоса.
Сфера человеческих отношений становится миром зла потому, что в ней внедрён хаос: человек оценивается на основании своего имущества и общественной позиции. В таком мире уже нет места для любви, доброты, аутентичности. Мир хаоса враждебен человеку, учитывая тесноту и закостенелость. Однако имеется ещё другой мир зла – мир космический, враждебный человеку своей безграничностью и непостижимостью.
Мир космического зла не был создан человеком, но в человеке проявляется. Кто его автор? Гоголь уверен, что дьявол.
Уже в первом цикле рассказов «Вечера на хуторе вблизи Диканьки» появляется мотив борьбы одинокого героя с дьяволом. Таким героем является Даниил Бурульбаш из «Пропавшей грамоты» , кузнец Вакула из «Ночи перед Рождеством» , дедушка дьяка Хомы Григорьевича. Все они высмеивают черта, поскольку так заведено в их обществе. В этих произведениях силён народный мотив борьбы с чёртом. «Майская ночь» и «Ночь перед Рождеством» показывают величие и победный характер добра: чистота молодой барышни и «божественное искусство» иконописца способны умолить судьбу и противостоять магическим чарам, хотя в «Ночи в канун Ивана Купала» и «Страшной мести» потешные дьявольские выходки вдруг обращаются своей ужасающей стороной. В рассказе «Вий» из цикла «Миргород» эта борьба приобретает более драматический вид и также приводит к гибели героя. Здесь уже не идёт речь о соглашении с дьяволом, как, например, в «Ночи в канун Ивана Купала» , ни о беспрекословном приговоре Божьей справедливости, как в «Страшной мести » — сомн тёмных сил врывается в мир героя. Его трагедия заключается в том, что он живёт на грани двух миров, «светлого» и «тёмного», и что эта «двухмирность» отражается на его внутренней раздвоенности.
В рассказах следующих циклов – «Портрет» (Арабески) и «Проспект» (Петербуржские рассказы) – появляется, вроде бы, «лицо» этого зла. Это уже не какая-то невыразительная туча тёмных сил, но настоящий дьявол, и скорее всего даже антихрист. Он приобретает вид, который очень тяжело распознать, благодаря чему является ещё опаснее. Гоголь вводит поэтическую мифологию в банальную повседневность, а повседневность мифологизирует и возводит к уровню эпоса, унижает идею антихриста, князя мира, до малого чертика в образе свиньи («Сорочинская ярмарка»), до «толстенького дурака с хвостом и бородой козла» («Ночь перед Рождеством») «в немецких ногах» («Утерянная грамота» ) и тому подобное. Эта мифологизация идеи антихриста является одним из наиболее оригинальных и глубоких проявлений интуиции Гоголя. Увидеть дьявола без маски, не в громе и молниях, не с опалёнными крыльями, а в лице банального и смешного господина – того, что позже придет к Ивану Карамазову, «вечного лицедея, паразита, мартышку Господа».
Павел Евдокимов так комментирует это «открытие» Гоголя: «Гоголь в действительности видел, что он (дьявол) является ужасным в своей мизерности и что его внешний вид ужасающе – как у каждого – изменяет его настоящему лицу. Хорошо известно, что мистификационный обман дьявола – это убеждать нас в том, что он не существует. Гоголь подчеркивает состояние общего ослепления. Наилучшим средством поднятия сатаны на пьедестал – это не знать о нём. Имя же ему Легион, что означает, что он есть везде. Поскольку он ничего так не желает, как пройти неузнанным, он нуждается в молчаливом соучастии человека, чтоб открыть себя».
Таким образом дьявол профанирует всё, что является святым, упрощает всё, что является глубоким. В десакрализованном мире единственным средством противостояния демонической профанации является попытка выставить её в карикатурном виде. Необходимо высмеять черта. Имея это в виду, не нужно удивляться тому, что главное задание своего творчества Гоголь видел в высмеивании дьявола. Это был вызов, брошенный антихристу, своего рода большой духовный подвиг. И ошибкой было бы видеть в нашем авторе доброго шутника или злого сатирика, который высмеивает социальные недостатки. «Гоголь имел сильное ощущение зла, и чувство это не было связано исключительно с общественным злом, с российским политическим режимом, оно было более глубоким». С одной стороны, оно было связано с миром космического зла. С другой стороны, оно было связано с миром хаоса, миром безалаберщины в общественной жизни, причиной которой было отсутствие порядка в самом человеке, его искажение мертвенностью души, которое очень пугало писателя.
Выводы:
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
