kurylev_oleg_shestaya_kniga_sudby (522894), страница 22
Текст из файла (страница 22)
Через несколько минут прозвучала команда, и отряды выступили. Пройдя двести метров, они подошли к шести небольшим грузовикам, забрались в крытые брезентом кузова и поехали на север. Однако уже через полчаса машины остановились, и последовала команда выгружаться. Мартин обнаружил, что теперь грузовиков всего два и рядом с ними на снегу стоит только его отряд. Два других исчезли.
На снег сбросили два небольших тюка, и лейтенант приказал заменить горные кепи с эдельвейсами на меховые шапки норвежских солдат. Из второго тюка достали тридцать просторных штормовок, вероятно тоже норвежского образца, и велели надеть их поверх своих курток. Теперь они должны были походить на отряд норвежской регулярной армии.
Их собственные кепи увязали в тючок, зашвырнули в один из грузовиков, и отряд, разобрав рюкзаки и карабины, двинулся в путь. Но уже не на север, а в противоположном направлении - на юг, откуда они только что приехали. А четыре водителя залезли по двое в кабины своих пустых грузовиков и погнали их дальше, на север.
«Становится интересно, - подумал Мартин, - запутываем следы, как лисы».
Они шли по самому низу лощины между двух холмов, Снег здесь был особенно глубок. Громко говорить запретили. Курить - тоже. Через час с небольшим их отряд снова поравнялся с Нарвиком, правда, гораздо восточнее, пересек уходящую на восток в Швецию железнодорожную ветку и покатился дальше на зюйд-зюйд-вест.
Через три часа быстрого хода они устроили привал в маленьком леске на дне небольшого каньона. Лейтенант отозвал в сторону Мартина и второго унтер-офицера, достал планшет с картой, и все трое повалились в снег.
- Вот точка нашей цели, - сказал Морель, ткнув карандашом в карту южнее Нарвика. Поблизости в самой глубине фиорда находился небольшой портовый городок Сальтдаль. - Нам нужно прибыть сюда через пять, самое большее шесть дней. По прямой тут не более 160 километров, но, как вы заметили, мы идем не по прямой. Главная задача - скрытность. Когда мы выйдем в заданный район, никто не должен знать, что здесь, - он снова ткнул в карту, - есть хоть один немец.
Морель убрал карту и огляделся.
- Вы уж не обижайтесь, но остальные подробности узнаете позже. Личному составу о конечной цели похода пока не говорить. Каждый день намечаем пункт прибытия и топаем к нему. Вопросы есть?
Унтер-офицеры молчали.
- Вам, Вангер, что-то непонятно?
- Нет, я просто сомневаюсь, что нас никто не заметит.
- Я тоже, - сказал лейтенант, - но, к сожалению, ночи здесь теперь короткие, так что темнотой особенно не прикроешься. Мы для того и взяли проводника, чтобы он провел нас по низинам и кустам. Ладно, пошли.
Они вернулись к отряду. Лейтенант велел всем собраться в кучу поплотнее и негромким голосом сказал:
- Хочу сразу всех предупредить: если кто повредит ногу или что другое и не сможет дальше идти в нужном темпе, пусть считает себя героически павшим за родину и фюрера.
Все молчали, осознавая ужасный смысл этих слов.
- Я не смогу тащить травмированного, не смогу оставить с ним сиделку или организовать его транспортировку обратно в Нарвик. Я не смогу и оставить его одного. В лучшем случае его просто съедят волки, а в худшем он попадет к норвежцам. Этот вариант совершенно недопустим. - Морель помолчал. - Так что без обид. Тем более что сказанное относится ко всем, включая меня.
Он поднял свой рюкзак, и они тронулись дальше.
Вперед были высланы два дозорных, шедших налегке. В арьергарде тоже находился дозорный с одним лишь карабином за спиной. Двое из дозорных сносно говорили по-норвежски, благодаря чему и попали в отряд.
Они шли не очень быстро, но и не сбавляя взятого вначале темпа. Чаще на лыжах, но иногда, когда их путь лежал по камням, прошлогодней траве и лишайникам, лыжи приходилось снимать. Через каждые два часа - отдых на пятнадцать минут. Через три перехода - привал на час и прием слегка подогретой на горелках пищи. Когда по часам наступал поздний вечер, они устраивались на ночлег в каком-нибудь укромном месте, ставя несколько легких палаток. Где-то, может быть, рядом, а может, уже в сотне километров от них точно так же к своим заданным точкам шли два других отряда.
Так прошло пять дней. Издали они видели оленей. Попадались им росомаха и горностай. Иногда из кустов выскакивали зайцы. Однажды они увидели далеко на горе человека. Он помахал рукой и исчез. После этого Морель долго осматривал окрестности в свой десятикратный бинокль, но разглядел только волков, которые сопровождали их с первого дня. Волки были худые и голодные. По ночам они подходили ближе и выли, наводя на измученных егерей тоску, но нападать не решались.
К исходу пятого дня Морель подозвал Мартина и второго унтер-офицера - фельдфебеля Брантнера.
- Завтра выходим в назначенный район. Не спускать глаз с проводника. А теперь слушайте. Фюрер еще перед началом наших «учений» приказал любой ценой не дать ускользнуть обоим королям. Датский дедушка оказался покладистым, а вот норвежский король Хокон VII - нет. Он бежал из Осло со всем своим правительством. Его засекли в одной деревне на севере от столицы. Кажется, Нибергсунн. - Лейтенант показал на карте - Деревушку снесли наши бомбардировщики, но король уцелел и двинул через Хамар и Лиллехаммер на Ондалснес. Вот сюда, на западное побережье. Сейчас он под прикрытием английских крейсеров и может эмигрировать в Лондон или куда-то еще. Однако есть предположение, что король, а он парень не из трусливых, и сдаваться не собирается, попросит англичан перевести его сюда, в Сальтдаль, чтобы продолжить борьбу на территории Норвегии и призвать своих подданных к сопротивлению.
- А почему именно сюда? - спросил Брантнер.
- Как мне объяснили в штабе, от Нарвика до Тронхейма, а это, как видите, сотни миль, нет наших войск. Мы совершенно не контролируем эту огромную территорию. Здесь к Сальтдалю подходит железнодорожная ветка и идет отсюда на юг через всю страну. По ней можно быстро перемещаться куда угодно. Есть также электростанция, а значит, возможно использование мощного передатчика. В общем, наши аналитики сочли Сальтдаль наиболее привлекательным для короля местом, если он решит продолжить сопротивление. Кстати, мы ведь не знаем, куда пошли два других отряда. Может, они рядом, а может, вышли на другие точки, например, к Буде, вот сюда, на самую оконечность мыса. От Сальтдаля сюда семьдесят километров по железной дороге. Еще вопросы?
- Так какова же наша задача? - спросил Мартин.
- Поймать короля! - удивился Морель. - Неужели вы еще не поняли?
- Вот черт! - воскликнул Брантнер. - Никогда не думал, что буду охотиться за настоящим королем.
- Его нужно взять живым? - снова спросил Мартин.
- Необязательно, - Морель многозначительно посмотрел на обоих, - но желательно.
В это время лейтенанту и унтер-офицерам принесли по кружке горячего кофе, и они на некоторое время прервали разговор, погрузившись в свои мысли.
- Теперь вы знаете все, - прервал молчание Морель. - Ближе всех к этому месту оказались мы, егеря Дитля. До Тронхейма так же далеко, как до Берлина. Выбросить парашютистов нельзя. Их заметят, и планы короля тут же изменятся. Море блокировано британскими крейсерами. Поэтому решили послать именно нас. Гордитесь!
- Каков же наш дальнейший план действий? - продолжал дотошно расспрашивать Мартин.
- Первое - слушать рацию. Второе - создать несколько наблюдательных пунктов с отрядами из трех-четырех человек и вести наблюдение за морем. Третье - брать языков, но это позже и только по-моему приказу. Четвертое - отмечать все происходящее поблизости, каждую мелочь. Особенно в порту. Вероятно, будем высылать разведку в город. Но главное - ждать сообщений по радио. В моем нагрудном кармане ключ к радиокодам. Второй экземпляр у радиста. Завтра обо всем поставим в известность остальных. А теперь спать!
«Ну как тебе задание? - спрашивал Мартин самого себя, укладываясь спать. - Они что, думают, король такой дурак, что приедет в этот чертов Са…льт…даль с чемоданчиком в руке в сопровождении пары камердинеров? Да с ним будет не меньше батальона солдат, а то и вся тысяча! А нас всего тридцать. Конечно, мы егеря генерала Дитля, но и в жилах норвежцев течет кровь викингов. Наверняка они будут драться за своего монарха не щадя себя. Следовательно, нас послали вовсе не для пленения короля. Мы просто должны его убить! Недаром в отряде лучший снайпер дивизии. Мы - подосланные убийцы, потому и без документов. - Мартин уже засыпал. - А впрочем, война… король наш враг… и мы выполним приказ…»
Свой наблюдательный пункт Мартин устроил в скалах на южном берегу фиорда километрах в десяти на запад от Сальтдаля. С ним было два солдата, один из которых кое-как говорил по-норвежски, но понимал гораздо лучше. Они натаскали на дно небольшой ложбинки между валунов пласты сухого мха и каких-то веток, и Мартин впервые за последние четыре дня выспался с относительным комфортом. На следующий день они установили невысокую палатку, покрытую белым чехлом. Стало намного уютнее.
На холме, в трех километрах позади него разместился наблюдательный пункт лейтенанта Мореля. Они поддерживали постоянную визуальную связь. Лейтенант срубил возле себя одинокую карликовую березку и, когда ему нужно было вызвать своего заместителя, втыкал ее между камней.
Побережье было пустынным. Только чайки и какие-то утки, похожие на крачек, летали здесь в больших количествах, устраивая на невысоких скалах свои птичьи посиделки, да изредка небольшие суденышки проплывали на восток к Сальтдалю или на запад к открытому морю. Иногда появлялся английский эсминец, сразу приковывавший к себе пристальное внимание всех наблюдателей. Со стороны городка доносились гудки буксиров и щелчки нескольких портальных кранов. И никогда не стихающий крик чаек.
Они по очереди, прильнув к биноклю, осматривали десятки квадратных миль фиорда и окрестностей. Других занятий не было. В километре от их точки протекал небольшой ручеек, и солдаты раз в сутки ходили к нему с большими флягами старого, еще той войны, образца В условиях сырой холодной погоды - температура колебалась от минус пяти до нуля градусов - полутора литров воды вполне хватало на одного человека.
Часто шел снег. Тогда им приходилось выгребать его из их убежища саперными лопатками. Когда Мартин лежал в палатке на мягком дне ложбинки, накрывшись парой одеял, ему было тепло. Он вспоминал свой дом. Глядя в белое, вечно пасмурное небо, он остро ощущал, как же далеко забросила его судьба от яркого неба его детства и юности. Даже фотография, на которой Эрна в фуражке дурачилась, сидя на его коленях, лежала теперь черт-те где, в сумке их гауптфельдфебеля в этом богом забытом Нарвике. Когда это было? Весной тридцать восьмого. Ровно два года назад. Всего лишь два года! А казалось, что полжизни прошло с того его приезда домой.
* * *
В тот день, когда они вернулись из фотостудии и Мартин уже расстегивал свой парадный ваффенрок, пришла Мари - Мария Лютер, дочь мелкого чиновника, семья которого жила на противоположной стороне их улицы. Эрна, открывшая дверь, тут же затащила смущенную девушку в квартиру и бросилась за Мартином.
- Застегивайся обратно, Марти, - деловито распорядилась сестра, стряхивая невидимые пылинки с его фуражки. - Вы должны поговорить наедине. Лучше у меня. У тебя тут настоящий кавардак.
Она усадила обоих на небольшой диванчик в своей комнате и, уходя, предупредила, что через сорок минут все будут ужинать.
- А мы с Эрной позавчера вспоминали тебя, Мартин, - сказала Мари после некоторого молчания.
- Я знаю.
- А ты вспоминал меня?
- Да, ведь я писал тебе письма.
- Всего три за все это время.
Мартин испытывал неловкость. Он знал, что нравится Мари, что, вероятно, она его даже любит, но не мог, как некоторые, говорить восторженные слова и сыпать нежностями, если не испытывал соответствующих чувств. Он хотел увидеться с Мари как-нибудь просто. Зайти к ней домой или повстречать ее на улице. «Привет!» - «Привет!» - «Как дела? Пойдем в кино». А сейчас, благодаря возомнившей невесть что сестре, он вынужден соответствовать этой дурацкой ситуации, в которой оказался. Их посадили на диван, нарочито оставив одних. Да еще неизвестно, что Эрна наговорила про него. С нее станется. Тоже мне юная Джульетта. Втрескалась в сынка какого-то начальника и считает, что все теперь вокруг влюблены до беспамятства.
С Мари его связывало совместно проведенное детство. Одно время она даже очень ему нравилась, но потом это прошло. Год назад, когда он уезжал в Траунштейн и она рано утром пришла на вокзал, он был тронут. Вероятно, наговорил лишнего. Но его можно понять - он прощался с домом и сам готов был тогда заплакать от нахлынувших чувств. Пообещал писать и потом сдержал слово. Но в письмах обращался к ней как к другу детства. Не более того.