Metro2034 (522885), страница 6

Просмтор этого файла доступен только зарегистрированным пользователям. Но у нас супер быстрая регистрация: достаточно только электронной почты!

Текст из файла (страница 6)

И если он выполнял чьи-то поручения… Мог ли он сейчас получить некий сигнал? Значило ли это, что исчезновение оружейных караванов и троек разведки было не случайностью, а частью тщательно спланированной операции? Но в чем тогда была роль самого бригадира?

Полковник резко тряхнул головой, словно пытаясь сбросить налипших и быстро набухающих пиявок подозрений. Как он может так думать о человеке, который спас его? К тому же, до сих пор Хантер служил станции безупречно, и никаких поводов сомневаться в себе не давал. И Денис Михайлович, запретив себе даже в мыслях называть того «шпионом» и «диверсантом», принял решение.

- Давай по чайку, и пойду я к ребятам, - преувеличенно бодро произнес он, хрустнув пальцами.

Истомин оторвался от карты и устало улыбнулся. Потянулся, было, к своему старинному дисковому телефону, чтобы вызвать ординарца, но тут аппарат натужно задребезжал сам, заставив обоих вздрогнуть и переглянуться. Этого звука они не слышали уже неделю: дежурный, если хотел что-то доложить, всегда стучался в дверь, а больше никто на станции начальнику напрямую звонить не мог.

- Истомин слушает, - осторожно сказал он.

- Владимир Иванович… Там Тульская на проводе, - в трубке гундосо заспешил телефонист. – Только слышно очень плохо… Кажется, наши… Но вот связь…

- Да соединяй уже! – взревел начальник, обрушивая на стол кулак с такой силой, что телефон жалобно тренькнул.

Телефонист испуганно стих, потом в динамике щелкнуло, зашуршало, и послышался бесконечно далекий, искаженный до неузнаваемости голос.

* * *

Она беззвучно рыдала, отвернувшись к стене. Что она могла сделать еще, чтобы удержать его? Почему он был так рад ухватиться за первую возможность удрать со станции, прикрываясь этой сто раз перештопанной историей о приказах начальства и наказании за дезертирство? Чего только она ни дала ему, ни сделала за эти пятнадцать лет, чтобы его приручить! А его снова тянет в туннели, будто он надеется найти там что-то еще, кроме тьмы, пустоты и погибели. Чего ему не хватает?!

Гомер слышал в своей голове ее укоры так же ясно, как если бы она сейчас говорила вслух. Чувствовал себя препогано, но отступать уже было поздно. Открывал, было, рот, чтобы извиниться, согреть ее словом, но давился, понимая, что каждое из этих слов только подбросит хвороста в огонь.

А над ее головой плакала Москва – заботливо забранная в рамочку, на стене висела цветная фотография Тверской под прозрачным летним дождем, вырезанная из старого глянцевого альманаха. Когда-то давно, во времена его прежних скитаний по метро, все Гомерово имущество сводилось к одежде и этому вот снимку. У других в карманах были помятые страницы с обнаженными красотками, выдранные из мужских журналов, но Гомеру они не могли заменить живую женщину даже на несколько коротких, постыдных минут. А эта вот фотография напоминала ему о чем-то безгранично важном, невыразимо прекрасном… И потерянном навсегда.

Шепнув неуклюжее «Прости», он выбрался в коридор, аккуратно притворил за собой дверь и обессиленно опустился на корточки. У соседей было открыто, на пороге играли тщедушные бесцветные ребятишки – мальчик и девочка. Завидев старика, они замерли; кое-как сшитый и набитый тряпьем медведь, которого они только что не могли поделить, сиротливо шлепнулся на землю.

- Дядя Коля! Дядя Коля! Расскажи сказку! Ты обещал, что расскажешь, когда вернешься! – бросились они к Гомеру.

Тот не смог сдержать довольной улыбки. Забывая о случившейся ссоре, он потрепал девочку по жиденьким белым волосикам, с серьезным видом пожал мальчишке его ручонку.

- А про что? – подмигнул он им.

- Про безголовых мытантов! – радостно завопил мальчуган.

- Нет! Я не хочу про мытантов! – скуксилась девочка. – Они страшные, я боюсь!

- А какую ты хочешь, Танюша? – Гомер ободряюще кивнул.

- Тогда про фашистов! И партизан! – вставил мальчик.

- Нет… Мне про Изумрудный Город нравится… - щербато улыбаясь, призналась Таня.

- Но я же ее вам рассказывал вчера только. Может, про то, как Ганза с Красными воевала?

- Про Изумрудный Город, про Изумрудный Город! – загалдели оба.

- Ну хорошо, - сдался старик и, как заправский сказитель, мечтательно уставился вдаль, стараясь не рассмеяться при виде округлившихся в предвкушении детских глазенок. – Где-то далеко-далеко на Сокольнической линии, за семью пустыми станциями, за тремя обрушенными метромостами, за тысячей тысяч шпал лежит волшебный подземный город. Город этот заколдован, и войти в него обычные люди не могут. В нем живут чародеи, и только они могут выходить за городские ворота и возвращаться обратно. А на поверхности земли над ним стоит огромный могучий замок с башнями, в котором раньше жили мудрые чародеи. Замок этот назывался…

- Вирситет! – выкрикнул мальчишка и победно посмотрел на свою сестру.

- Университет, - подтвердил Гомер. – Когда случилась большая война и на землю стали падать ядерные ракеты, чародеи сошли в свой город и заколдовали вход, чтобы к ним не попали злые люди, которые затеяли войну. И живут они… - он поперхнулся и замолк.

Елена стояла, прислонившись к дверному косяку и слушала его; Гомер и не заметил, как она вышла в коридор.

- Я соберу вещмешок, - хрипло выговорила она. – Сколько у меня еще есть времени?

Он подошел к ней и благодарно прижался щекой к ее щеке. Она неловко, стесняясь чужих детей, обняла его и тихонько попросила:

- Скажи мне, что ты скоро вернешься. Что с тобой все будет в порядке.

И Гомер, в тысячный раз за свою долгую жизнь удивляясь необоримой женской любви к обещаниям – не важно, возможно их выполнить или нет – сказал:

- Все будет в порядке.

- Вы такие старенькие уже, а целуетесь как будто жених и невеста, - девочка скорчила неприязненную гримаску.

Гомер развел руками, мол, что тут поделаешь, и потянул жену в дом.

- А папа сказал, это неправда, нету никакого Изумрудного Города, - вредным голосом сообщил мальчик напоследок.

- Может, и нету, - пожал плечами Гомер. – Это же сказка. Но как нам в этом мире без сказок?

* * *

Слышно действительно было чудовищно плохо. Голос, пробивавшийся сквозь треск и шорох, казался Истомину смутно знакомым - вроде бы один из разведчиков посланной к Серпуховской тройки.

- На Тульской… Не можем… Тульской… - силился передать что-то он.

- Вас понял, вы на Тульской! – прокричал в трубку Истомин. – Что случилось? Почему не возвращаетесь?

- Тульской! Здесь… Не надо… Главное, не надо… - конец фразы сожрали чертовы помехи.

- Что не надо? Повторите, что не надо?!

- Нельзя штурмовать! Ни в коем случае не штурмуйте! – неожиданно ясно выговорила трубка.

- Почему? Какого дьявола у вас там творится? Что происходит?! – перебил начальник.

Однако голоса больше не было слышно; плотной волной накатил шум, а потом трубка умерла. Но Истомин не хотел в это верить и не мог выпустить ее из рук.

- Что происходит?!..

Глава третья

«После жизни»

Гомеру показалось, что он на всю жизнь запомнит взгляд дозорного, который прощался с ними на крайнем северном посту. Так смотрят на тело павшего героя, когда почетный караул залпом отдает ему последнюю честь: с восхищением и тоской. Прощаясь навсегда.

Живым такие взгляды не предназначались; Гомер почувствовал себя так, словно он забирался по шаткой приставной лесенке в кабину крошечного, не умеющего приземляться самолета, превращенного искусными японскими инженерами в адскую машину. Соленый ветер трепал лучистое имперское знамя, на летном поле суетились механики, гудели, оживая, моторы, и прижимал пальцы к козырьку пузатый генерал, в заплывших глазах которого искрилась самурайская зависть…

- Чего такой радостный? – хмуро спросил замечтавшегося старика Ахмед.

Он, в отличие от Гомера, не стремился первым разузнать, что же творится на Серпуховской. На платформе осталась его молчаливая жена, левой державшая за руку старшего, а в правой – мяукающий сверток, который она осторожно примостила к успевшему снова вырасти животу.

- Это как встать в рост – и в психическую атаку, на пулеметы, такой задор. Нас ждет огонь смертельный… - попробовал объяснить Гомер.

- Эти атаки твои неслучайно так назвали, - пробурчал Ахмед, оглядываясь назад, на крошечный светлый пятачок в конце туннеля. – Как раз для таких психов, как ты. Нормальный человек добровольно на пулемет не полезет. Никому такие подвиги не нужны.

- Понимаешь, какое дело, - не сразу откликнулся старик. – Когда чувствуешь, что твое время подходит, задумываешься: а что после меня останется? Запомнят меня?

- Насчет тебя – не уверен. А после меня дети останутся. Они уж точно не забудут... Старший, по крайней мере, - помолчав, тяжело добавил тот.

Гомер, ужаленный, хотел огрызнуться, но последний Ахмедов довесок сбил его с воинственного лада. И правда - это ему, старому, бездетному, легко рисковать своей побитой молью шкурой, а у парня впереди – слишком долгая жизнь, чтобы печься о бессмертии.

Позади остался последний фонарь - стеклянная банка с лампочкой внутри, забранная в решетку из арматуры и переполненная обгоревшими мухами и крылатыми тараканами. Хитиновая масса чуть заметно кишела: некоторые насекомые еще были живы и пробовали выползти, будто недобитые смертники, сваленные в общий ров вместе с остальными расстрелянными.

Гомер невольно на миг задержался в дрожащем, умирающем пятне слабого желтого света, который выжимала из себя эта лампа-могильник. Набрал воздуха и вслед за остальными погрузился в чернильную тьму, разлившуюся от границ Севастопольской и до самых до подступов к Тульской; если, конечно, такая станция все еще существовала.

* * *

Характеристики

Список файлов книги