Bushkov_A._Neizvestnaya_Voyina (522861), страница 51
Текст из файла (страница 51)
Солдаты Гражданской войны посылали домой фотографии размером с визитную карточку
Подавляющая часть южной армии передвигалась и воевала босиком. В том числе и зимой, в морозы, когда застывшая грязь резала подошвы не хуже битого стекла. Генерал южан Лонгстрит с горечью говорил: «С нашими бойцами дело обстояло так же плохо, как с животными, а может быть, и хуже, так как солдаты не имели подков. Я сам видел на замерзшей земле кровавые пятна, оставленные проходившей по дороге босой пехотой».
Жительница небольшого городка в штате Теннесси, видевшая, как проходили части Лонгстрита, так и записала в дневнике: она никогда не забудет «этих оборванных, босых техасских мальчиков, которые, проходя мимо моего дома во время отступления к Ноксвиллу, оставляли на земле кровавые следы».
Вот как описывал один из южных солдат своего типичного сослуживца: «Через плечо он носит скатанное поношенное одеяло со связанными книзу концами, кусок палаточного брезента и дырявое пончо. Его „униформа“ сильно поношена, одна штанина оторвана до колена, а у самодельных башмаков так разбиты носы, что сквозь дырки видны голые ноги. На его голове сидит потрепанная засаленная шляпа неописуемого вида. Так выглядит человек, несущий на своих плечах молитвы и мольбы Конфедерации на окончательную победу. Он голоден, он грязен, он носит лохмотья, часто у него нет обуви, но несмотря на все это, он один из лучших воинов, которых только можно встретить на страницах американской истории».
Это вовсе не похвальба – именно так и было. О неудачной для южан битве под Геттисбергом (июль 1863 г.) современники рассказывали потом, что более леденящего кровь зрелища в жизни не видели: когда южане за сорок минут расстреляли свои скудные запасы снарядов, в атаку пошла южная пехота. Пятнадцать тысяч человек, оборванные и разутые, под неумолчный треск барабанов полтора километра шли до вражеских позиций по огромному полю – без единого выстрела, со штыками наперевес, под огнем северных орудий, осыпавших атакующих картечью. Дошли. И ворвались на позиции противника. Сражение Север выиграл исключительно благодаря тому, что в очередной раз задавил массой – массой щедро кормленного ветчиной и рисом, поенного кофе с сахаром разноплеменного сброда из Европы, щеголявшего в кожаных сапогах и непромокаемых плащах…
Примечательная деталь эпохи: в столь жалком виде воевали не только простолюдины, но и люди из общества. Чтобы хоть как‑то обозначить, что они «джентльмены», богатые южане‑солдаты носили зубную щетку в петлице мундира…
А потому и неизбежное на войне мародерство носило на Севере и на Юге свой, особенный характер. Северяне подчистую грабили ценности, не только опустошая окрестные дома, но и раскапывая могилы (причем нередко их генералы даже поощряли грабеж – особенно этим был знаменит Шерман). А вот непритязательная картинка, нарисованная с натуры солдатом‑южанином: «Голова Дика Сазерленда покоилась на буханке хлеба, как на подушке, а рука заботливо обнимала сочный окорок. Боб Мюррей, опасаясь, что его пленники упорхнут или будут похищены, обмотал большой палец правой ноги веревкой, к которой привязал с полдюжины цыплят; одна из широко раскинутых ног Брёхенена охватывала два переполненных кувшина с яблочным маслом и джемом, в то время как у его головы шумно крякал старый жесткий седой гусак, при этом ничуть не беспокоя его сна; Дик Скиннер лежал на спине, держа правой рукой за ноги трех жирных цыплят и утку, а в левой руке – здоровенную индейку. Он крепко спал, издавая громовой раскатистый храп, который хорошо гармонировал с мелодичным кудахтаньем и кряканьем птиц».
Что ни говорите, есть принципиальнейшая разница между этими смертельно изголодавшимися людьми и северным наемным сбродом, пихавшим в карман серебряные ложки, а в заплечный мешок – все, что представляло хоть малейшую ценность. Причем на Юге даже с «куриным» мародерством боролись жестоко, вплоть до расстрелов – а на Севере тотальный грабеж открыто поощряли…
Вообще‑то и на Юге согласно тамошним законам о мобилизации можно было «откупиться» от армии – но там откупившихся было ничтожно мало. Откупившегося ждало общее молчаливое презрение, в особенности со стороны женщин, о чем вспоминают иностранные очевидцы: «Тот, кто не надевал мундира, считался трусом». Именно поэтому на Юге «выкупной закон» был достаточно быстро отменен – а на Севере сохранился до конца войны…
Юг держался – но жизнь там стала адской. Деликатесом считалась конина, письма на фронт писали на обрывках обоев; спичек, свечей и керосина попросту не было (149). Знатные дамы работали сиделками в госпиталях, стояли у ткацких станков, у жерновов пороховых мельниц – сравните с бытием северных разбогатевших на войне прожигателей жизни, завозивших на два миллиона долларов в год бриллиантов и лопавших зимой свежую клубнику…
Практически все южане от 18 до 65 лет ушли на фронт. В тылу цены на некоторые продукты взлетели вдесятеро, а на соль – в пятьдесят раз.
Из‑за отсутствия соли страдали, быть может, больше всего. Северные генералы, наступая, в первую очередь уничтожали не военные объекты, а солеварни, чтобы «преподать урок мятежникам». На Флоридском побережье северяне высаживали морские десанты исключительно для того, чтобы громить прибрежные солеварни (причинив в одном только 1863 г. ущерб на шесть миллионов долларов).
Южане изощрялись, как могли. Жители побережья варили кукурузу или кашу в морской воде. Бочки, в которых была солонина, варили в котлах, чтобы выпарить из клепок соль. Землю вокруг коптилен, на которую годами капала соленая вода, тоже выпаривали. Один из южных журналов в рубрике «Домашние советы» горько иронизировал: «Как сберечь мясо, чтобы оно не испортилось летом? Съешьте его ранней весной». Генералу Пикетту, впоследствии герою сражения под Геттисбергом, на свадьбу преподнесли маленький пакетик соли – царский подарок для Юга тех времен… (85).
Как ни держался Юг, он в конце концов надорвался. У любого упорства есть свои пределы. Ближе к концу войны стало шириться дезертирство. В штате Виргиния оно достигло таких масштабов, что там даже создали Ассоциацию дезертиров.
К тому времени на Юге вовсю действовали негритянские партизанские отряды – сплошь и рядом снабжавшиеся и вооружавшиеся северными агентами (одним из которых стала Гарриет Табмен). Как легко догадаться, связываться с частями регулярной армии их не тянуло – а вот «оттягиваться» на плантациях в глуши, где к тому же не осталось мужчин, было занятием гораздо более безопасным. Южная газета писала: «Трудно найти слова, чтобы описать дикие и ужасные последствия рейдов негров на этом скрытом театре войны». Можно себе представить…
В штате Флорида появились даже отряды, где совместно с черными партизанами действовали белые дезертиры, – по сохранившимся воспоминаниям, они не только захватывали плантации, но порой угрожали целым городам. И тем не менее процент дезертирства на Юге никогда не был таким высоким, как на Севере, где он, согласно подсчетам К. Маля, составил десять процентов… Причем дезертирство на Севере процветало с первых дней войны, а на Юге стало представлять проблему только в 1865 г., буквально в самом конце.
Битва под Геттисбергом стала поворотным пунктом войны. Юг головы не опускал и знамен не сворачивал – через год после Геттисберга, в июле 1864‑го, южане едва не взяли Вашингтон. Генерал Конфедерации Эрли с двадцатитысячной армией через горные перевалы подошел с той стороны, откуда его никто не ждал, и добрался до места, откуда мог невооруженным глазом видеть купол Конгресса. Военные моряки, не уведомляя Линкольна, приготовили для него специальный пароход на случай бегства. Однако северяне отбросили противника – Юг выдохся… Это было ясно почти всем. Никакое полководческое искусство не могло заменить гигантское превосходство Севера в людях, оружии, боеприпасах, еде, обмундировании, технике…
Воодушевленные северные «бешеные» оживились. Их главарь Тадеуш Стивенс, с которым мы уже встречались ранее и встретимся еще не раз, неистовствовал, организовав кампанию под лозунгом «Никакой пощады южанам!» Призывами расстрелять или повесить без суда и следствия все руководство южан он не ограничивался: кровожадный старикан требовал самых массовых, широчайших репрессий, чуть ли не поголовных казней всех солдат южной армии. Кабинетные интеллигенты обычно и бывают самыми кровожадными, поскольку видят в человеке не человека, а, как выражался махновец из «Хождения по мукам», всего‑навсего «классовый факт»…
В 1864 г., как и положено по Конституции, состоялись очередные президентские выборы – которые Линкольн во второй раз выиграл. Теперь он тем более не мог называться «президентом Соединенных Штатов» – поскольку Юг, в прошлый раз лишь не включивший Линкольна в избирательные бюллетени, но в выборах все же участвовавший, на сей раз, естественно, проигнорировал выборы…
Без махинаций и тут не обошлось. Линкольн собирался внести в Конституцию поправку о полном и окончательном запрете рабства – для чего ему требовалось набрать три четверти голосов представителей всех штатов. Была опасность, что этого сделать не удастся. Тогда в пожарном порядке, с многочисленными нарушениями в Союз приняли в качестве полноправного штата территорию Невада – чтобы ее представители обеспечили нужное число голосов. Чтобы протащить это решение через Конгресс, люди Линкольна попросту подкупили несколько конгрессменов, предоставив им высокооплачиваемые должности на госслужбе, которых они жаждали…
Это была не единственная махинация из множества – но о них рассказывать долго, да и не стоит отклоняться от темы. Интересующихся отсылаю к книге Сэндберга, при всей его любви к Линкольну изображавшему тогдашнюю политику такой, какой она и была…
Оппозиция скучать президенту не давала. Вот перечень эпитетов, которыми Линкольна награждала ее пресса (не имевшая никакого отношения к Югу): обезьяна, горилла, глупец, грязный анекдотчик, деспот, лгун, вор, бахвал, фигляр, узурпатор, монстр, черепаха, невежда, старый подлец, клятвопреступник, грабитель, мошенник, тиран, демон, мясник, континентальный пират… (156). Накал страстей был такой, что лично мне порой решительно непонятно, как Линкольн, изрядно потерявший прежнюю популярность, смог выиграть выборы 64‑го года. А впрочем, денежные мешки от него не отступались, в этом, видимо, и разгадка. Уж им‑то было за что благодарить «старину Эйби»…
В том же году, в ноябре, наконец‑то раскачались люди из секретной службы: теперь к президенту были приставлены четверо полицейских «во время его хождений в военное министерство, при посещении спектаклей и для обхода коридора, прилегающего к его спальне». Запомните эту дату и эту формулировку, она нам еще вспомнится…
Незадолго до этого, в августе, произошло второе покушение на президента. Как и в прошлый раз, Линкольн посреди ночи отправился на верховую прогулку в полном одиночестве – и вскоре прискакал без шляпы, рассказав охраннику Николсу, что кто‑то в него выстрелил у подножия ближайшей горы. Николс с напарником взяли фонари и отправились туда. Очень быстро нашли пробитый пулей цилиндр президента. Если первый случай еще можно было списать на неосторожного охотника, то теперь сомнений не было: случилось самое настоящее покушение. Однако Линкольн по каким‑то своим соображениям уговорил обоих охранников сохранить все это в тайне.
Война продолжалась. Теперь самое время рассказать о кое‑каких известных фигурах, которые пока были обрисованы скупо. И о тех методах, которые пустили в ход северяне еще до того, как наметился полный и окончательный перелом в их пользу.
Итак, жили‑были два генерала, Улисс Грант и Уильям Шерман. Один из них задолго до войны прославился как горький пьяница, другого недоброжелатели считали сумасшедшим или, по крайней мере, человеком со странностями…
5. Катаклизм по фамилии Шерман
Друг друга они обожали (без малейшего гомосексуального подтекста, чего не было, того не было). Шерман говаривал: «Генерал Грант – это великий генерал. Я его хорошо знаю. Он защищал меня, когда я был сумасшедшим, а я защищал его, когда он был пьян».
Весной 1864 г. Линкольн назначил Гранта главнокомандующим – и Конгресс авансом присвоил Гранту специально для такого случая изобретенный титул: «Главный Генерал Армии США». Напоминаю: и в те времена Грант оставался рабовладельцем, в противоположность южному командующему Ли, который своих невольников давным‑давно отпустил на волю…
Грант тут же вспомнил о старом приятеле Шермане и быстро его продвинул. И так уж получилось, что именно эта парочка переломила ход войны. Вовсе не оттого, что оба блистали какими‑то особенными полководческими талантами. Просто‑напросто оба были субъектами наподобие голливудского Терминатора: решительные, жестокие (какой‑то нечеловеческой жестокостью нерассуждающего робота), целеустремленные, упрямые, упорные… Если их с кем‑то и сравнивать в отечественной военной истории, так это, разумеется, с маршалом Жуковым: подобно Жукову, Грант с Шерманом были решительно не способны проявить себя искусными военачальниками, но не боялись лить кровушку направо и налево, неважно, вражескую или своих солдат.
Американский историк Лэннинг писал о Гранте: «Не будь этого полководца, США вполне могли бы остаться разделенными на два государства, так никогда и не достигнув уровня сверхдержавы». Скорее всего, он прав – вот только слово «полководец» употреблено совершенно не к месту: тут следует подыскать какое‑то другое определение…
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
