Bushkov_A._Neizvestnaya_Voyina (522861), страница 20
Текст из файла (страница 20)
Вот что писал японский ученый Исида в своей диссертации «Международное положение Японии как великой державы» (Нью‑Йорк, 1905): «Экономическая активность великих держав приняла форму „империализма“, которая означает притязания великих держав на контроль – в экономических или политических целях – „над такой частью земной поверхности, какая только соответствует их энергии и возможностям“».
Обратите внимание на закавыченные места: добросовестный Исида так поступил потому, что не сам придумал термины и формулировки, а позаимствовал их из работ европейских ученых, в том числе из книги Гобсона, которая без затей так и именовалась «Империализм»…
В 1904 г. во французском городе Дижоне некий Жозеф Патуйе защитил диссертацию под недвусмысленным названием «Американский империализм». Он также опирался на Гобсона, и, как о факте, говорил не только об американском, но и об английском, немецком, японском и русском империализме. И цитировал своих соотечественников. Де Лапраделль: «Империализм на практике означает добиваться ключей мира – но не военных ключей, как во времена Римской империи, а великих экономических и торговых ключей. Это значит стремиться не к округлению территории, а к захвату и оккупации крупных узловых пунктов, через которые проходит мировая торговля; добиваться не у крупных колоний, а колоний, выгодно расположенных, чтобы охватить земной шар сплошной плотной сетью станций, угольных складов и кабелей».
Дрио: «Итак, завоевание рынков сбыта, погоня за тропическими продуктами – вот основная причина политики колониальной экспансии, которую называют империализмом».
Одним словом, к началу XX столетия имелась масса работ, где понятие «империализм» употреблялось так же часто, как слово «звезда» в астрономических работах. Потом только термин подхватил господин по фамилии Ульянов‑Ленин и приспособил его к собственным теоретическим построениям…
Еще Джордж Вашингтон назвал новорожденную республику «поднимающейся империей» (196). Авторы «Федералиста» (168) прямо писали о «расширяющейся империи ». Как видим, уже «отцы‑основатели» намеревались расширять страну и, насколько возможно, расширять и усиливать влияние.
Как писал в своей книге президент Дж. Ф. Кеннеди, американский Сенат в первые годы своего существования отличался крайне простецкими и патриархальными нравами, способными привести в ужас чопорных европейских сановников (77). Привычки у сенаторов были самые непринужденные, свойственные скорее деревенскому кабачку: вице‑президенту Аарону Бэрру частенько приходилось с высокой трибуны призывать сенаторов к порядку, журя «за поедание яблок и печенья на сенатских местах» и за хождение между рядами во время дебатов. Считалось также самой обычной вещью являться на заседания, изрядно выпив. Президент Адамс, будучи еще сенатором, отметил в своем дневнике, что некоторые выступления иных его коллег «были настолько бурными и изобиловали столь несдержанными выражениями, что их можно объяснить лишь тем, что сенатор был разгорячен алкоголем».
Картинка из жизни: члены Сената сидят в шляпах, закинув ноги на столы, а мимо них шествует опоздавший на заседание Джон Рэндолф из Роанока – в сапогах со шпорами, с кнутом в руке (только что охотился и переодеваться не стал – какие церемонии среди своих?). Следом за роанокским сенатором шествует его гончая собака, залезает под стол на свое обычное место и, как всегда, устраивается спать – а сенатор, распространяя вокруг на три ряда ядреный запах алкоголя, плюхается на свое рабочее место и первым делом орет служителю:
– Привратник, принеси‑ка виски!
И тот, конечно же, несет…
Остался подробный дневник сенатора Маклея, кладезь бесценной информации. Вот как выглядели рабочие будни Сената 3 апреля 1790 г.: «Зачитали протоколы заседаний. Было получено послание президента Соединенных Штатов. Председательствующему был вручен доклад. Мы глядели друг на друга и смеялись в течение получаса, а затем завершили работу».
Работа заключалась еще и в том, что по настоянию избирателей господа сенаторы серьезно, обстоятельно и долго рассматривали самые неожиданные вопросы: «Вывод столицы из порочного города Бостона», «Принятие всех возможных мер с целью искоренения профессии юриста» и даже «Предотвращение выплаты должниками своих долгов старыми, покрытыми ржавчиной стволами своих ружей, непригодными никому и ни для чего, кроме как для использования в качестве утюгов» (77).
Однако вся эта юмористика была чисто внешней декорацией, если можно так выразиться, болезнью роста. Если говорить о вещах серьезных, то как раз в те самые времена уже пышным цветом расцвела теория о «богоизбранности» США. Американцы считались «избранной нацией», «нацией‑искупительницей», «избранной расой», которая отмечена не кем‑нибудь, а лично Господом Богом, чтобы сотворить царство Божие на земле, наделенной «священной миссией» спасти от прошлых грехов весь остальной мир.
Так и писала романтичная тетушка Гарриет Бичер‑Стоу: «Божья благодать в отношении Новой Англии – это предвещение славного будущего Соединенных Штатов… призванных нести свет свободы и религии по всей земле и вплоть до великого Судного Дня, когда кончатся войны и весь мир, освобожденный от гнета зла, найдет радость в свете Господа».
Ей вторил молодой Герман Мелвилл, в то время еще никому не известный начинающий литератор: «Мы, американцы – особые, избранные люди, мы – Израиль нашего времени; мы несем ковчег свобод миру… Бог предопределил, а человечество ожидает, что мы свершим нечто великое; и это великое мы ощущаем в своих душах. Остальные нации должны вскоре оказаться позади нас… Мы достаточно долго скептически относились к себе и сомневались, действительно ли пришел политический мессия. Но он пришел в нас ». (196).
Все это было вызвано к жизни той самой пуританской идеологией, берущей начало, обратите внимание, даже не в Новом Завете с его проповедью доброты и гуманизма, а в Ветхом. Ветхозаветное Израильское царство огнем и мечом завоевывало сопредельные земли с целью широкого распространения своих идей – и пуритане видели в этом пример…
Так уж с завидным постоянством случается в мировой истории, что вслед за идеалистками и романтиками вроде Бичер‑Стоу и молодого Мелвилла откуда ни возьмись обязательно выныривают хмурые усатые субъекты со штыками наперевес…
Американцам, получившим независимость, не пришлось особенно долго искать объект для приложения своих усилий по созданию империи. Дикие индейцы, хоронившиеся по лесам и равнинам, в этом плане особого интереса не вызывали, а до испанских владений было далековато. Зато под боком (только речку перейти!) раскинулась британская Канада, прямо‑таки напрашивавшаяся на то, чтобы ее избавили от монархического гнета…
С Канады и начали «экспорт революции». Уже летом 1775 г., когда США еще не существовали, но война с британскими войсками уже полыхала вовсю, отряд американских ополченцев с налету захватил канадский форт Тикондерога и разослал по прилегающим территориям прокламации типа «Мы пришли дать вам волю!» Вслед за передовым отрядом в Канаду браво ворвался полуторатысячный американский корпус под командованием генерала с интересной фамилией Шулер. Поначалу янки везло: захваченные врасплох британские подразделения отступали, губернатор Канады, переодевшись пролетарием, бежал в Квебек, канадскую столицу, к которой тут же подступили американцы…
Но потом дело как‑то застопорилось. Население Канады отчего‑то увидело в американцах не освободителей, а самых обыкновенных захватчиков – против «революционеров» поднялись даже фермеры французского происхождения, в общем, никогда не питавшие любви к британской короне. К британским войскам с превеликой готовностью примкнула масса вооруженных канадцев (как и американцы, умевших неплохо обращаться с мушкетами и набравшихся боевого опыта в стычках с индейцами).
А тут еще появились три британских военных фрегата… Сняв осаду Квебека, американский корпус не просто отступил, а сделал это со всей возможной скоростью, улепетывая что есть мочи и по собственной территории (хотя британцы их не особенно и преследовали). Так закончилась первая попытка «экспортировать американскую революцию» на сопредельные земли.
Однако в 1812 г. американцы решили вновь попытать счастья, рассчитывая на то, что Англия по уши увязла в европейской войне с Бонапартом. К тому времени отношения между двумя странами осложнились до предела. Что до британцев, их больше всего раздражала милая американская привычка массово предоставлять американское гражданство любому британцу – сплошь и рядом за деньги, согласно показаниям лжесвидетелей. Одна предприимчивая американская дамочка держала у себя дома громадную деревянную колыбель. Очередной англичанин, желавший в два счета переменить подданство, приходил к ней, на пару минут ложился в колыбельку, а потом дама отправлялась к судье вместе со своим подопечным и с честнейшими глазами заявляла, что тот живет в США с младенчества: она, мол, его «в колыбельке видела» (что в некотором отношении было чистейшей правдой…)
Короче говоря, в 1812 г. американцы сделали несколько попыток вторгнуться в Канаду – и вновь им катастрофически не везло, против них всякий раз выступала не только британская армия, но и канадское ополчение. На короткое время удалось захватить канадский город Йорк (нынешний Торонто), где американцы спалили все официальные здания. Но потом их из Канады вышибли. Мало того – разъяренные британцы перешли в контрнаступление. Небольшой английский десант в августе 1814 г. высадился неподалеку от Вашингтона, который быстро покинули американские войска и президент с сенаторами. В отместку за Йорк английский генерал Росс спалил дотла и Белый Дом, и Капитолий, где размещался Конгресс США. Как ни удивительно, частные здания англичане не тронули – поразительная для британцев щепетильность…
Американцы воспрянули духом в 1837 г., когда в Канаде началось народное восстание, во многом подобное американской войне за независимость. И приняли во всем этом живейшее участие, поддерживая мятежников оружием, отправляя в Канаду добровольцев. Порой в пограничных стычках участвовали и регулярные части американской армии.
Едва не дошло до новой большой войны между США и Англией. Но постепенно все как‑то утряслось: англичане предоставили канадцам политические свободы и самоуправление, и восстание помаленьку пошло на убыль (а американцы, испугавшись настоящей войны, пошли на попятную).
Гораздо успешнее у американцев шли дела на Юге, где одряхлевшая Испанская империя уже не могла должным образом защищать свои владения. Еще Джефферсон в первые годы независимости говорил, что США должны занять райскую землю Флориду (и не столь райскую Канаду). В 1803 г. США купили у Франции ее колонию Луизиану (намекая, что в случае строптивости Парижа могут и так отобрать). А потом начали постепенно просачиваться на территорию Флориды, где не было испанских войск (да, собственно, и сильной испанской администрации). Когда переселенцев накопилось предостаточно, они подняли мятеж, выкрикивая что‑то нецензурное в адрес прогнившей Испанской монархии. Тут по странному совпадению объявились регулярные американские войска и в два счета заняли всю Флориду. Испанские войска в тех местах составляли примерно полтора инвалида – и Мадрид, вяло посопротивлявшись словесно несколько лет, вынужден был признать де‑факто, что Флорида теперь американская…
В 1823 г. была официально провозглашена (в ежегодном послании президента Конгрессу) знаменитая доктрина Монро, названная по имени тогдашнего президента Монро – хотя подлинным ее автором и разработчиком был все же госсекретарь Адамс. Придумка была хитрая. С одной стороны, США торжественно клялись не вмешиваться ни в какие европейские дела, на чьей бы то ни было стороне (такой возможности они тогда и не имели).
С другой – доктрина Монро объявляла, что всякое вмешательство европейских государств в дела какой бы то ни было американской страны будет рассматриваться как проявление «недружелюбия» по отношению к США. Что именно считать «вмешательством», определяли отныне сами США.
Если без дипломатии, то доктрина Монро фактически означала, что США теперь считают всю Америку «зоной своих жизненных интересов» и намерены там распоряжаться единолично…
И понеслось…
В 1831 г. США всерьез вознамерились отобрать у Аргентины Фолклендские (Мальвинские) острова. Когда аргентинские власти арестовали там (в своих территориальных водах) американское китобойное судно, на выручку тут же пустился военный 24‑пушечный шлюп «Лексингтон». Бравые американские моряки высадились на островах (на суверенной аргентинской территории), с ходу арестовали нескольких аргентинцев, по их мнению, виновных в притеснениях китобоев, и потребовали выдать им для суда аргентинского губернатора Фолклендских островов.
Правда, острова из американских рук ускользнули тут же. Выручать подвергшуюся агрессии Аргентину моментально явилась британская военная эскадра – и как‑то само собой получилось, что под крики о восстановлении справедливости Фолклендские острова оказались уже британской территорией (англичане такие вещи умеют проделывать быстро и изящно). Ни у Аргентины, ни у США не было тогда достаточно сил тягаться с британским военным флотом. Аргентина разорвала дипломатические отношения с США на десять лет, а США долго еще в бессильной злобе проклинали Британию…
![](https://s.studizba.com/z.php?f=/templates/si/i/noavatar.png&w=100&h=100&t=1"){kind=avatar}
