Диссертация (Повествование действующих лиц и его значение в драматургии А. П. Чехова), страница 12

Скорее он, уделяя не меньше вниманияизображению самого рассказывающего, оправдывает его позицию, позволяющуюподобную фабуляцию.Итак, мы можем найти объяснение переработки пьесы в том числе заменызаглавия пьесы из «Лешего» в «Дядю Ваню». Прежде всего, вопрекиисследованию, подчеркивающему толстовское влияние в «Лешем», надо отметить,что хотя исследователи обычно подчеркивали важность роли Хрущова в «Лешем»за его толстовское нравоучение в четвертом акте 95 , все же отстраненность ибезынициативность Хрущова к участию в происходящих событиях явно неудовлетворяют традиционным условиям для назначения заглавия пьесы. 96 Тутнужно осветить менее изучаенную черту роли Хрущова, которая предсказываетдальнейший ход пьесы.

Речь идет о том, что Хрущов не только учит другихперсонажей и читателей/зрителей, но и заново фабулирует все прошедшее.Прочитав дневник покойного Войницкого, Хрущов узнал, что его роман с ЕленойАндреевной, о котором трезвонил весь уезд, является просто подлой, грязнойсплетней.Покаявшисьзапреждевременноедовериеэтойсплетнеиоскорбительное презрение в их адрес, он рефлексирует одну ночь на основе95А.П. Чехов, как известно, в эти годы, включающие в себя некоторые важные события в егожизни, например, смерть брата Николая (в июне 1889 г.) и последующее путешествие на островСахалин (1890), старался избегать влияния Л.Н. Толстого.

При переработке из «Лешего» в«Дядю Ваню» назидательность, явственно представленная в текстах Хрущова в конце пьесы,исчезает (Бялый Г.А. Современники // Чехов и его время. М.: Наука, 1977. С. 17-18; Паперный3.С. «Вопреки всем правилам...»: пьесы и водевили Чехова. М.: Искусство, 1982. С. 84-89).96Отметим, что <Безотцовщина>, «Иванов», «Чайка», «Дядя Ваня», «Три сестры» имеютназывания, предсказывающие кто есть главный герой, находящийся в центре события.

Кстатиговоря, в этом плане правомерно задумываться о глубоком смысле называния последней пьесыА.П. Чехова «Вишневый сад».54записи дневника Войницкого, называвшего его глупцом и узким человеком.Притом из его записи Хрущов узнал о любви Сони к себе. Одним словом, спомощью чтения дневника Войницкого, Хрущов смог составить новую историю,в которой он смог определить себя только бездарным, надменным, слепымчеловеком. Оказалось, что вездесущая обманчивость не оставляет и его и неделает для него исключения. А уже в переработке пьесы в большой степениудаляется нравоучительный тон, и Хрущов «приземляется».

При этом автор, ненавязываясьснравственнымзавершением,выдвигаетнапервыйпланВойницкого, который после новой фабуляции своей жизни97 находится еще вжизни, точнее в остающихся тринадцати годах («Дай мне чего-нибудь! О, божемой... Мне сорок семь лет; если, положим, я проживу до шестидесяти, то мнеостается еще тринадцать. Долго! Как я проживу эти тринадцать лет? Что будуделать, чем наполню их?» (текст Войницкого; 13, 107)).В результате авторская намеренность остается просто в изображениимоментов рефлексии и фабуляции рядового человека, а не в трансляцииполученного прозревшим персонажем урока. То есть центр произведениязанимает не назидательное завершение из уст Хрущова, а познавательныйпроцесс Войницкого, который всегда подчеркивал обманчивость жизни другихлюдей и в конце концов осознал, какой трагической получилась его собственнаяжизненная история.97Отметим, что момент скандала Войницкого в третьем акте является не только кульминацией,результативным действием его внутренних конфликтов, но и сообщением до того момента неизвестной публике истории собственной жизни Войницкого.

Только в этот моментчитателям/зрителям становится ясно, какая финансовая поддержка для покупки имения сделанасо стороны Войницкого, чьим усилием до сих пор имение держится и кому оно закономернопринадлежит. То есть: то, что помогло бы, на первый взгляд, читательскому/зрительскомупониманию фабулы произведения, все же остается неизвестным, пока сам персонаж нечувствует нужду высказать это.551.2.3. Стремление персонажей к художественному завершению жизни(на материале пьесы «Чайка» (1895))Первое замечание о «Чайке», связанное с недраматичностью, принадлежитсамому автору, А.П.

Чехову: «Начал ее [пьесу] forte и кончил pianissimo – вопрекивсем правилам драматического искусства. Вышла повесть. Я более недоволен, чемдоволен, и, читая свою новорожденную пьесу, еще раз убеждаюсь, что я совсем недраматург» (П 6, 100). Но с другой стороны, по словам И.Н. Потапенко, несмотряна сомнения в своих способностях драматурга, А.П. Чехов был убежден вправомерности своих исканий. Он, словно один из персонажей «Чайки», Треплев,настаивает на новой форме: «Никаких сюжетов не нужно. В жизни нет сюжетов, вней все перемешано – глубокое с мелким, величавое с ничтожным, трагическое сосмешным (…) Вы, господа, просто загипнотизированы и порабощены рутиной иникак не можете с нею расстаться.

Нужны новые формы, новые формы...».98 Хотяв этих высказываниях центр внимания является развертыванием сюжета каксущностьюконструкциидраматическогопроизведения,мыпродолжаемисследовать изображение повествовательной деятельности и самосознаниячеховских персонажей.По этому поводу нам следует отметить, что пьеса родилась в конце давнегоавторского проекта писать роман в некой пикарескной композиции. Уже в 1888году А.П. Чехов задумывался над сюжетами для «пяти повестей и двух романов»,и о первом из двух романов пишет, что он «задуман уже давно, так что некоторыеиз действующих лиц уже устарели, не успев быть написаны» (П 3, 47).

После этойзаметки до 1893 года автор периодически возвращается к мысли о романе. Оностанавливается на композиции по типу «Мертвых душ» Н.В. Гоголя, и назаглавии «Рассказы из жизни моих друзей». По замыслу автора герой романа, потипу Чичикова, должен был путешествовать по России и знакомиться с ее98Потапенко И.Н.

Несколько лет с А.П. Чеховым // А.П. Чехов в воспоминаниях современников/ Серия Литературных Мемуаров. М.: Художественная литература, 1960. С. 351.56представителями.99 Хотя этот замысел не был осуществлен, по крайней мере намясно, что при создании пьесы с несколькими любовными треугольниками авторсклонялся к мысли о романной форме, которая не столько связывает персонажей сединственным главным событием, сколько освещает жизненную историюкаждого персонажа, словно каждый из пятерых помещиков в «Мертвых душах»равноправно выдвигается на первый план.Вследствие подобного желания автора появилась пьеса «Чайка», в которойочень сложно выбрать одного-единственного доминантного персонажа.

100 КакА.П. Скафтымов правомерно замечает, «у других авторов так называемыевторостепенные персонажи – лишь зрители, пособники, резонаторы и участникичужой драмы. У Чехова каждый носит в себе свою драму»101. Послезнаменательного успеха пьесы в Художественном театре искусно представленныежизненные истории множественных людей, пользующихся сочувствием зрителей,заставили поклонников начать отправлять письма А.П.

Чехову не как прозаику, аименно как драматургу. Драматург пробуждал их желание самовыражения дотакого уровня, что речь в письмах поклонников шла не об увиденных спектаклях,а о настроении собственной жизни.102Уже с первого акта пьеса могла быть объемной и насыщенной посодержанию, включающему жизни разных персонажей. Пьеса открывается99Громов М.П. О гоголевской традиции у Чехова // Чехов и литература народов СоветскогоСоюза: Сборник. Ереван: Изд-во Ереванского университета, 1982. С. 55-76; Головачева А.Г.«Хотел взять форму «Мертвых душ»…» (о «повествовательности» «Чайки») // Чеховскиечтения в Ялте: Чехов в меняющемся мире.

М.: Рос. гос. б-ка., 1993. С. 23-31.100Например, в начале XX века в неспокойное время политический бунтов и выступлений, В.Ф.Боцановский в «Чеховском юбилейном сборнике» задавался вопросом, на чьей стороне Чехов Треплева или Тригорина. Доказывая, что А.П. Чехов симпатизирует представителю «новоготечения», критик приобщал его творчество к декадентским изыскам «новатора» Треплева(Боцановский Вл. Чехов и символисты // Чеховский юбилейный сборник.

М.: Типография И.Д.Сытина, 1910. С. 295).101Скафтымов А.П. К вопросу о принципах построения пьес А.П. Чехова // Скафтымов А.П.Нравственные искания русских писателей. М.: Художественная литература, 1972. С. 415.102Гитович И.Е. Пьеса прозаика: феномен текста // Чеховиана: «Три сестры» – 100 лет.

М.:Наука, 2002. С. 6-18.57диалогом между Машей и Медведенко, гуляющими в ожидании спектакляТреплева и Заречной. Включая информацию о главном событии, т.е. предстоящемдомашнем спектакле, тема диалога скорее касается личной жизни учителяМедведенко и дочери управляющего имения Маши. В этом довольно открытомразговоре выявляется контраст в их образе жизни и мировоззрении. После ихухода сразу же начинается речь недовольного Сорина, который также объясняетсвою деревенскую жизнь в отставке. Его жизненная история совмещается срассказом Треплева о своем детстве и юношестве, включающим историюАркадиной и Тригорина.

Молодость врача Дорна излагается не только им самим,но и женскими персонажами, помнящими его молодым.Нас прежде всего интересует, каким образом автору пьесы удалосьсправиться с большим количеством разнообразных жизненных историй, несмотряна определенный объем пьесы, не находящей достаточного места для изложенияих историй.По этому поводу следует обратить внимание на то, что «Чайка» являетсяфактически единственной пьесой, где, главным образом, выражена и изображенатема человеческой жизни как сюжета искусства.

Прежде всего отмечаем, что тутподчеркивается не тема искусства, представленная «декадентским» мнениемТреплева, протестующего против старого восприятия искусства, а тема жизни какзавершенной целостности. Особенно нам интересно, что почти каждый персонажне стесняется тем или иным образом показать совокупный взгляд на свою/чужуюжизнь, которая на самом деле пока не закончена. По большому счету, в какой-томере так называемое эстетическое завершение не только принадлежит автору, нои с разными нюансами само является главным качеством множества егоперсонажей.