Диссертация (Повествование действующих лиц и его значение в драматургии А. П. Чехова), страница 10

Онаповерила. Во все пять лет я видел только, как она угасала под тяжестью своихжертв, как изнемогала в борьбе с совестью, но, видит бог, ни косого взгляда наменя, ни слова упрека!.. И что же? Я разлюбил ее... Как? Почему? За что? Непонимаю. Вот она страдает, дни ее сочтены, а я, как последний трус, бегу от еебледного лица, впалой груди, умоляющих глаз... Стыдно, стыдно! (Пауза.) Сашу,девочку, трогают мои несчастия. Она мне, почти старику, объясняется в любви, ая пьянею, забываю про все на свете, обвороженный, как музыкой, и кричу: "Новая85Скафтымов А.П.

Пьеса Чехова «Иванов» в ранних редакциях // Скафтымов А.П.Нравственные искания русских писателей. Статьи и исследования о русских классиках. М.:Художественная литература, 1972. С. 443.86Задумывая новую концовку пьесы, автор уже давно обратил внимание на эффектиспользования монолога. Еще до редакции для «Александринского театра» автор писал А.С.Суворину: «Если, думается мне, написать другой IV акт, да кое-что выкинуть, да вставить одинмонолог, который сидит уже у меня в мозгу, то пьеса выйдет законченной и весьма эффектной».Затем после начала переработки писатель опять подчеркивает о монологе: «В «Иванове» ярадикально переделал II и IV акты.

Иванову дал монолог, Сашу подвергнул ретуши и проч.».Но на самом деле не только II и IV акты, но и III акт переживал крупные и мелкие изменения.87Путченков Д. Введение в поэтику чеховского диалога: пьеса «Иванов» // Мир искусств:Альманах. СПб., 2001. Вып. 4. С. 633-650.45жизнь! счастье!" А на другой день верю в эту жизнь и в счастье так же мало, как вдомового...» (12, 53).По поводу повествования персонажа в переработанных частях в третьем актенас особенно привлекает вкрапление рассказа о жизни рабочего Семена в речьИванова в конце разговора со старым другом и будущим свекром.И в а н о в.Я сам не понимаю. Мне кажется, или...

впрочем, нет!Пауза.Видишь ли, что я хотел сказать. У меня был рабочий Семен, которого тыпомнишь. Раз, во время молотьбы, он захотел похвастать перед девкамисвоею силой, взвалил себе на спину два мешка ржи и надорвался. Умерскоро. Мне кажется, что я тоже надорвался. Гимназия, университет, потомхозяйство, школы, проекты...

Веровал я не так, как все, женился не так, каквсе, горячился, рисковал, деньги свои, сам знаешь, бросал направо и налево,был счастлив и страдал, как никто во всем уезде. Все это, Паша, мои мешки.Взвалил себе на спину ношу, а спина-то и треснула. В двадцать лет мы всеуже герои, за все беремся, все можем, и к тридцати уже утомляемся, никудане годимся. Чем, чем ты объяснишь такую утомляемость? Впрочем, бытьможет, это не то... Не то, не то!..

Иди, Паша, с богом, я надоел тебе.(«Иванов» (1889); 12, 52)Ряд событий в жизни рабочего Семена, собственно говоря, вообще некасается развертывания сюжета целого произведения. Скорее в представленииИванова его история представляется отражением, выбранным самым Ивановымдля толкования своей жизни. Оригинальность подобного вкрапления нарративажизненной истории рядового человека подчеркивается при сравнении его сдругими случаями введения предметных лиц сравнения. Собственно говоря, посравнению с Платоновым, который сопоставлялся не только с литературнымигероями, такими как Чацкий, Дон Жуан и Гамлет, но и с историческими46персонажами как Байрон или Христофор Колумб,88 в «Иванове» для объясненияглавного героя не применяется такое множество действующих лиц.

Вместо того,чтобы непосредственно ссылаться на знаменитые имена, автор повторнопоказывает, что Иванов сам, осознавая внешнее подобие между собой и Гамлетом,держит этого известного трагического персонажа на расстоянии.89 То есть, какподчеркивает В.Б.

Катаев, ссылаясь на цитаты из письма автора, Иванов, «хотя кнему как раз и применены слова Гамлета о том, что он слишком сложныйинструмент, чтобы играть на нем», в основном является «средним человеком».90 Сучетом этого отказа важнее становится значение введения рассказа о жизнирабочего Семена, взятой и изложенной самим Ивановым.Итак, в этом разделе мы рассмотрели каким образом автор постепенноподчеркиваетповествовательноедействиеперсонажей.Разницамежду<Безотцовщиной> и «Ивановым», выделяющаяся на фоне разных сходств посюжету целого произведения и характеру главных героев, показывает, что авторазанимало не только развертывание сюжета на сцене, но и изображениеповествующегоперсонажа.Аизображениедиверсифицированногомировоззрения автора достигает лаконичной завершенности по мере того какумножаются и усложняются образы осмысляющих собственную жизнь внарративной форме персонажей.88Для подробного рассмотрения см.: Сухих И.Н.

Проблемы поэтики Чехова. 2-е изд., доп. СПб.:Филологический факультет СПбГУ, 2007. С. 36-5689Т.К. Шах-Азизова отмечает, что по сравнению с Гамлетом, который «при своихпротиворечиях и недовольстве собой, остается героем возвышенным», Иванов является неким«суммированием разных черт унылых людей, от трагедийного до комедийного их полюса». Поее итогам, «Иванов, странный человек, который не хотел быть Гамлетом и все-таки стал им –русским Гамлетом 80-х годов, со всем тем, что вложило в него время» (Шах-Азизова Т.К.Русский Гамлет («Иванов» и его время) // Чехов и его время.

М.: Наука, 1977. С. 232-246).90По словам В.Б. Катаева, поворот к изображению так называемого среднего человека не толькобыл фактом собственной эволюции А.П. Чехова, но и проделан всей русской литературой в 80-егоды. Особенно Л.Н. Толстой и М.Е. Салтыков-Щедрин стали ориентирами для А.П. Чехова(Катаев В.Б. «Средний человек» и «мелочи жизни» // Катаев В.Б. Литературные связи Чехова.М.: Изд-во МГУ, 1989.

С. 39-52).471.2.2. Жизненные истории трех интеллигентных мужчин(на материале пьес «Леший» (1890) и «Дядя Ваня» (1896))С нашей точки зрения особенно важен «Леший» потому, что именно с этойпьесыактивировалась проблематика не только по поводу определениядраматического жанра или характера главного героя данного произведения, но ипо поводу вопроса границ родов литературы. Соответственно, тут миметическийпринцип, сосредоточенный на изменении ситуаций одного главного героя,начинаетсталкиватьсясдиверсификационнымиантропоцентрическиммировоззрением автора.Уже в первом чтении этой пьесы, по словам П.М. Свободина, монологипрофессора, Лешего, Войницкого и самый финал акта повергли слушателей вкакое-то недоумение. Они думали, что пьеса скорее «повесть, а не комедия».91 Вособенности Д.В.

Григорович, утверждая, что эта пьеса не подходит кпредставлению на сцене, сравнивал ее с романами, например с «Бесами» или«Карамазовыми»,которыеизвестныскорееидейнойразнообразностьюперсонажей.92Однако, забегая вперед, нам следует сказать, что суть разнообразностичеховских персонажей заключается не только в выражении высокой степени ихидеологичности, как в романе Ф.М. Достоевского. Чеховские персонажи не91Письмо П.М.

Свободина А.П. Чехову 10 октября 1889 г. // Переписка А.П. Чехова: В 2-хтомах. М.: Художественная литература, 1984. Т. 1. С. 409.92До успеха поставновки «Чайка» в Московском Художественном театре мало было актеров,признающих литературное значение чеховской манеры. Свободин, игравший Шабельского в«Иванове» в Александринском театре, чувствуя, что искания Чехова идут в русле новейшихпутей европейской драматургии, сожалел, что в России нет для Чехова театра, подобногоСвободному театру А. Антуана в Париже, чтобы поставить «Лешего».

Драматургию ЧеховаСвободин ставил и один ряд с величайшими созданиями прошлого. По сравнению ссовременниками, которые находили у Чехова пренебрежение законами драматическогоискусства, Свободин заметил сходство между Чеховым и Шекспиром в сценичнойнесценичности: «Да милый вы мой, у самого Шекспира куча несценичностей!» (Письмо П.М.Свободина А.П. Чехову 2 октября 1889 г. / Переписка А.П.

Чехова: В 2-х томах. М.:Художественная литература, 1984. Т. 1. С. 407-408).48столько настаивают на своей идее, сколько просто повествуют о прошлом,погружаются в него и рассказывают о нем. Тут, разумеется, кроме основногоотличия в понимании человека этими двумя писателями, нельзя упуститьродовую разницу между прямой речью персонажей в романе и репликами в пьесе.Прямая речь персонажей представляется в самом свободном виде именно вхудожественном диалоге прозы.

Они, как правило, вкрапляются в тканьпроизведения, как дополнение и иллюстрация к авторскому повествованию,добавляющее выразительность. Но это еще не все использование прямых речей впрозе. Автор нередко использует длинный диалог, который нацелен на болеесерьезную функцию. В диалогах персонажей находятся и довольно-такимонологические речи. По этому поводу Н.В. Изотова, обращая внимание наисследование М.К. Милых, пишет, что «монологические реплики, входящие вдиалог, могут определять его структуру и широко применяются в диалоге-споре,посвященном принципиальным вопросам, требующим раскрытия темы иобоснования своей точки зрения. Монологическая реплика отражает взглядыговорящих и является одним из важных средств характеристики персонажа,выражением его мировоззрения».93 Одним словом, по большому счету установкаобъемных диалогов персонажей является резюмированием авторско-читательскойкоммуникации.