Жанры испанской прозы XVIII века (на материале произведений Д. Де Торреса Вильярроэля, Х.-Ф. Де Исла, Х. Кадальсо), страница 5

Ученик Р. Себолда С. Дейл видит в «Марокканских письмах» непросто роман, а образец новаторского романа, отмеченного оригинальнойповествовательной техникой и наличием «самосознающего автора». Тем неменее окончательного мнения по этому вопросу так и не сложилось, что делаетизыскания в этом направлении крайне актуальными.21Сам автор обозначает жанр своего произведения через отсылку к«Персидским письмам» Ш.-Л. де Монтескьё в заглавии. Ориентация на примерМонтескьёпородилдлительнуюполемикуоб«оригинальности»или«подражательности» сатиры Кадальсо.

Большинство критиков, помещая«Марокканские письма» внутрь созданной Монтескье традиции, признает ихбезусловно самостоятельным сочинением. Как бы то ни было, сопоставление с«Персидскими письмами» представляется вполне обоснованным. Однако ижанр французского произведения не определен с полной бесспорностью:«Персидские письма» постоянно оказываются то в ряду эпистолярных романов,то в разряде философской публицистики, находясь не только на границеотдельных жанров, но и на границе литературы и не-литературы.Хотя принадлежность «Марокканских писем» (равно как и «Персидскихписем» Монтескьё) к художественной литературе невозможно отрицатьвсерьез, особенности формы и содержания произведения Кадальсо прочносвязывают его с внелитературными жанрами, которые в XVII и особенно XVIIIвеке стремительно приобретают все более и более литературные черты,сохраняя присущее их документальной природе ощущение подлинности.

Речьидет прежде всего о такой многоликой форме, как письмо, и разнообразнойлитературе путешествий. Обе формы пережили подлинный расцвет в эпоху«Классической Европы», причем в равной мере – как формы литературные ине-литературные; в структуре «Марокканских писем» письмо и путешествиеобразуют своего каркас и задают восприятие остальных жанровых традиций.Крометого,определяющимдляКадальсобылиопытиспанскогоренессансного диалога, в Испании XVIII века активно изучавшегося иоткрывавшегося заново.В обширной теоретической литературе, посвященной письму и роману вписьмах, письмо часто характеризуется как форма, в которой заложенымногозначность и пластичность. В форму письма могут облекаться тексты каксобственно литературного, так и исторического, политического, религиозного22содержания,причемчастоодносливаетсясдругим.Чтокасаетсяхудожественных сочинений в форме писем, то, вопреки давней тенденцииобъединять их все под «вывеской» эпистолярного романа, далеко не все из нихзаслуживают это имя без оговорок.

Фактически существует две различных поструктуре и внутренним законам, но объединенных общей традициейразновидностиэпистолярногоромана:любовныйроманвписьмахифилософско-сатирический эпистолярный роман.Второй род романа в письмах, о котором прежде всего можно судить по«Персидским письмам» и связанных с ним произведениям (в том числеразумеется, и по сочинению Кадальсо), исследован значительно хуже первого.Произведение Монтескьё стало «жанрообразующим»: произведения, созданныепод его влиянием оформленные в виде писем различных иноземцев,исчисляютсядесятками.Однойизнаиболеепритягательныхчертпредложенной Монтескьё модели была возможность инвертировать точкузрения иноземца.В традиционной литературе путешествий, в том числеутопической, роль Другого играла та иноземная среда, в которой оказывалсяавтор путешествия, описывавший ее с точки зрения своей культуры, безусловноразделявшейся его потенциальными читателями.

В начале XVIII векапроизошла значительная трансформация этой жанровой конвенции; теперьДругой, оказавшись в привычной для автора и читателя культурной среде,выносит о ней суждение – чаще всего критическое.Кадальсо осознает, что следует определенной жанровой модели, но егоотношение к выраженным в «Персидских письмах» идеям Монтескьёпротиворечиво. Большой интерес представляет долгое время остававшийся врукописи и опубликованный только в 1972 г. памфлет «Защита испанскойнации от LXXVIII персидского письма Монтескьё. Замечания к персидскомуписьму, написанному президентом де Монтескьё и оскорбляющему религию,доблесть, науки и благородство испанцев».

В этом произведении Кадальсопротестует против негативного восприятия Испании как отсталой, скованнойпредрассудками и нелепыми обычаями страны, где царят «азиатские нравы».23Соглашаясь, что нынешнее состояние Испании далеко от идеала, он отстаиваеттрадиционные добродетели испанцев, указывает на древность испанскойистории, огромную роль страны в становлении всей европейской культуры.Приэтомвозникаетрядпарадоксов:Кадальсополемизируетспроизведением полувековой давности; отвергая критику Испании иностранцем,он сам в «Марокканских письмах» изображает испанскую жизнь в еще болеенеприглядном свете; для ответа Монтескьё он создает не только памфлет, но ихудожественное произведение, связанное с уже угасающей традициейпросветительской ориентальной сатиры в письмах.

Столь же парадоксален тотфакт, что в самом начале памфлета автор признает – взгляд француза не обязансовпадать с взглядом испанца.Кроме того, Кадальсо подчеркивает, чтоМонтескьё, вполне возможно, не обладал достоверными сведениями о егостранеисовершилпутешественника–большуюошибку,поверхностноговложивнаблюдателя,обличения«некоеговустафранцуза,живущего в Испании». Таким образом, Кадальсо осознает, что Испаниюкритикует не сам Монтескьё, а один из вымышленных персонажей егопроизведения, но подчеркивает, что эта критика воспринимается как исходящаяот самого просветителя. Это наблюдение автора «Марокканских писем»позволяет считать, что он расценивал «Персидские письма» как произведениекуда более сложное, чем облеченная в занимательную форму и насыщеннаяэкзотикой «сатира нравов».В «Марокканских письмах», основанных на взаимовлиянии различныхточек зрения,присутствует открытая структура, характерная длядиалога,который не меньше письма и путешествия заслуживает наименованияпограничного жанра.

Диалоги Платона, Эразма и многих других авторов вравной степени принадлежат и философии, и литературе; в испанскомренессансном диалоге литературная форма и философское содержание связаныеще теснее, что во многом вызвано своего рода «эффектом присутствия». Втворческой практике испанского Ренессанса он смыкается и с письмом, и спутешествием. Видный гуманист А.

Лопес Пинсьяно писал диалоги в24эпистолярной форме; сама возможность этого объясняется тем, что структура итворческие возможности письма и диалога в достаточной степени сходны.Переписка между двумя и более участниками фактически являет собой диалог,разнесенный во времени и пространстве; предмет же обмена мнениями черезписьма может быть совершенно любым. Для сопоставления с «Марокканскимиписьмами» привлекается анонимный ренессансный диалог «Путешествие вТурцию» (Viaje de Turquia, ок.

1555). Кадальсо не мог знать о существованииэтого текста, рукопись которого была обнаружена только в 1863 г., однакоотсутствие его среди источников «Марокканских писем» не означает, что самажанровая модель оставалась вне поля зрения автора. «Путешествие в Турцию»,будучи по структуре диалогом, по содержанию оказывается подобием «отчета опутешествии» (relacion). Нахождение на границе диалога и путешествия, такимобразом, открывает «Путешествию в Турцию» дорогу и к другим жанровымсистемам, что подтверждает высокую пластичность обеих его жанровыхсоставляющих. В связи с восточной тематикой «Марокканских писем» особоподчеркивается роль «Путешествия в Турцию» как одного из манифестовиспанского ориентализма эпохи Ренессанса, глубокого интереса к культуремусульманского Востока.В конце третьей главы анализируется влияние на «Марокканские письма»«Дон Кихота».

В первой же фразе предисловия к «Марокканским письмам»автор упоминает Сервантеса как образцового сатирика и критика недостатковобщества, который в своем «бессмертном романе» «столь удачно обличилнекоторые порочные нравы наших праотцев, которые мы, их потомки,заменили другими». Здесь Кадальсо следует традиционному для испанскогоПросвещения взгляду на Сервантеса как на моралиста и защитника разума,который своей книгой стремился «исправить нравы» и высмеять человеческоенеразумие.

Однако в дальнейшем автор «Марокканских писем» демонстрирует,что для него значение «Дон Кихота» явно не исчерпывается моралистикой.Кадальсо использует открытые Сервантесом приемы, ставящие под сомнение«подлинность»текста,создающие25двойственностьеготолкования,приглашающие читателя к диалогу. В предисловии автор утверждает, что послесмерти одного из его знакомых ему досталась рукопись, содержащая перепискуиспанца и двух марокканцев. Как известно, повествователь в романеСервантеса уверяет, что по счастливой случайности обнаружил описаниеприключений Дон Кихота, выполненное арабским хронистом Сидом АхметомБененхели.

Следовательно, восточный материал «Марокканских писем»определенным образом связан с вымышленной «мавританской» рукописью«Дон Кихота». В послесловии автор заявляет о деструкции созданного имтекста. Он описывает как, увидев страшный сон, где ему являютсяразгневанные критики, бросает оригиналы писем в огонь и зарекается впредьчто-либо писать. В этом заявлении проявляется ироническое самоустранениеавтора, идущее от Сервантеса и в XVIII веке уже воплощенное в «БратеГерундии».В «Марокканских письмах» присутствует сходный с «Жизнью ТорресаВильярроэля» и «Братом Герундием» контраст между нравоописательной и/илисатирической интенцией, дидактикой, монологизмом и использованиемлитературных приемов, вводящих в произведение элемент двойственности,позволяющих прочитывать их в двойном ключе и если не полностьюразрушающих авторскую дидактику, то, по крайней мере, ставящих ее подсомнение.