Жанры испанской прозы XVIII века (на материале произведений Д. Де Торреса Вильярроэля, Х.-Ф. Де Исла, Х. Кадальсо), страница 3

Практически обязательным компонентом апологии являетсяспор с чужим мнением, чужим словом, чаще всего недоброжелательным. Невысказанное напрямую, чужое слово учитывается автором апологии, которыйвступает в ним в скрытую или явную полемику. Торрес активно используетэтот прием как в предисловии, так и в самом тексте, упреждая критику11недоброжелателей и подвергая словесной атаке не только своих недругов, но ичитателя, посмевшего усомниться в достоинствах сочинения. Одновременно сэтим автор чередует перечисления своих заслуг с самоуничижительнымпризнанием своей заурядности, апеллируя не к собственной уникальности, а кколлективному опыту и ценностям. Тем самым модусы апологии и исповедисливаются воедино, максимально затемняя подлинную позицию автора.

Ниединое слово о себе не говорится им «в простоте»; Торреса реального отТорреса, изображенного в «Жизни», отделяет своего рода экран риторики,свойственный как средневековой, так и современной автобиографии.В обращении Торреса Вильярроэля к наследию плутовского романасыграли роль сразу несколько факторов: «врожденный» автобиографизмжанра, позволявший рассказывать о своей жизни, одновременно допускаявымысел и мистификацию; популярность у читателя, несмотря на егоисчерпанность; отсутствие готовой автобиографической модели для описаниянеобычного жизненного пути. Сопоставление с конкретными образцамижанра показывает, как глубоко Торрес усвоил поэтику плутовского романа,позволявшую ему одновременно усиливать атмосферу мистификации исоздавать иллюзию откровенности. Прочитанная в ключе «Ласарильо»,«Жизнь» Торреса Вильярроэля воспринимается совсем иначе.

И скромность, ибеззастенчивостьавторапротиворечивойнатуры:перестаютонибытьискреннимстановятсячастьюсамоописаниемсложнейшейинтертекстуальной игры, в которой «Исповедь» Августина используется исама по себе, и в спародированно-искаженном виде, опосредованная опытомпикарески.Подобно Гусману де Альфараче, Торрес Вильярроэль в дидактическихотступлениях апеллирует к религиозно-нравственному чувству читателя,рассматривает свою жизнь в качестве примера человеческой жизни вообще,занимает позиции «наблюдателя жизни человеческой». Но эти поучениявыглядят двусмысленными: с нравственной проповедью обращается не12образец добродетели, а бывший пикаро, пусть и сумевший занять достойноеместо в жизни.С заглавным героем романа «Маркос де Обрегон» Торреса роднитслучайность его попадания в плутовской мир и стремление вернуться всоциум и занять там подобающее место; важно и то, что многие эпизоды этогоромана жизни В.

Эспинеля носят автобиографический характер, основаны нафактах из его жизни.«Эстебанильо Гонсалеса» сближает с «Жизнью» сходство жанровойприроды: до сих пор неясно, является ли это произведение мемуарамиподлинногоисторическоговыстроеннойкаклицаплутовскойилироман.изощреннойОгромнуюмистификацией,важностьвобоихпроизведениях имеет использование «маски» шута и буффонадных эпизодов,карнавальное «антиповедение» и констатация безумия окружающего мира.Таким образом, центральной для метода Торреса оказывается им самимсформулированная оппозиция «монах» (fraile) – «висельник» (ahorcado).первыйееэлементподразумеваетдобродетель,набожность,респектабельность, принятие ценностей социума, второй – порочность,богохульство, отверженность от общества и вызов его ценностям.

Торрес неотождествляет себя ни с «монахами», ни с «висельниками», используяриторические средства, характерные как для «духовной» автобиографии, так идля автобиографического письма в плутовском романе. Более всего егопривлекают те приемы, которые позволяют, с одной стороны, придатьжизнеописанию тон апологии и диатрибы, с помощью риторики защитить ипрославить свое имя, а с другой – создать мистифицированный образкающегосягрешникаскандализирующегоиобществоисправившегосясвоимпикаро,поведениемиодновременнопризнающегонезыблемость его норм.Предметом второй главы диссертации «“Брат Герундий” Х.-Ф.

де Исла:риторика и романное слово» является «История знаменитого проповедникабрата Герундия де Кампасас, иначе именуемого Сотесом».13Автор «Брата Герундия» был членом ордена иезуитов, одним из наиболеевыдающихся проповедников своего времени, до выхода своего главногосочинения проявившим себя в литературе сатирическими нравоописательнымиочерками. По утверждению самого де Исла, «Брат Герундий» был написан сцелью высмеять проповедников – сторонников напыщенного «темного» стиля,применяющих латинские цитаты для построения причудливых метафор награни богохульства, использующими свое знание Писания, чтобы развлекатьтолпу, а не наставлять ее в вере.

Он прямо заявляет, что следует примеруСервантеса, который, по его словам, своим сочинением покончил с полныминелепостей рыцарскими романами. Первая часть произведения была издана вМадриде в январе 1758 года под именем друга де Исла, дона Франсиско Лобонаи Саласара, и пользовалась оглушительным успехом. Появление «БратаГерундия» вызвало большую полемику; начали хождение стихотворные ипрозаические памфлеты, дававшие произведению самые разноречивые оценки.Противники произведения обвиняли его в безнравственности, многочисленныевыпады против проповедников и духовных орденов, содержащиеся в книге,были признаны недопустимыми, способствующими делу врагов церкви.Трибунал инквизиции сначала приостановил переиздание первой части «БратаГерундия» и печатание второй части, а в 1760 году, после завершения процесса,сочинение было внесено в Индекс запрещенных книг.

Под запрет попадалотакже ведение любой полемики о «Брате Герундии», публикация памфлетовкак «за», так и «против». Вторая часть произведения нелегально вышла в свет в1768 году за границей и также попала под запрет. Сам де Исла, авторствокоторого очень быстро открылось, не был наказан инквизицией: трибуналпризнал, что в намерения автора запрещенной книги не входила клевета нацерковь, и ограничился внушением.Произведение де Исла, созданное под прямым влиянием «Дон Кихота»,представлялось критиками то как «спасение» испанского романа в XVIII веке инаиболее яркое проявление сервантесовской традиции в Испании вплоть до14XIX столетия, то как слабое, переполненное дидактикой и поверхностноеподражание, лишенное даже малой доли глубины и мастерства имитируемогосочинения.

Более того, среди критиков распространен взгляд, согласнокоторому «Брат Герундий» является не романом, а «сатирико-романическойпрозой»;дидактическаяинтенция,какпредставляетсяисследователям,полностью уничтожает романный потенциал произведения. С другой стороны,в последние 20 лет под влиянием работ Х.

Альвареса Баррьентоса все большесторонников приобретает взгляд на «Брата Герундия» как на образец романа.Но в целом предлагавшиеся жанровые определения этого произведения(«роман», «памфлет», «сатирико-романическая проза») по большей частиаприорны, даны без сопоставления с другими литературными памятниками. Вдиссертации отстаиваетсявозможность изучать жанровую природу «БратаГерундия» в двойном контексте: на фоне риторической культуры ИспанииXVIII века и на фоне европейского романа XVIII столетия, развивавшегося подвоздействием как «Дон Кихота», так и испанского плутовского романа.Риторическое слово у падре Исла всегда присутствует в двойнойперспективе: это одновременно Божественное слово, заключающее в себеистину и призванное преображать души, и гротескная пародия, в которую онопревращается в устах дурных проповедников.

Чтобы защитить церковноекрасноречие, автор «Брата Герундия» выставляет его в нелепом виде; чтобывернуть проповедь к первоначальной высоте, он показывает, как низко онаможет упасть. Произведение де Исла было вызвано к жизни деградациейиспанского церковного красноречия, которая была лишь одной из составныхчастей длительного общеевропейского регресса риторического «готовогослова».Кризисриторикиощущалсямногимипредшественникамиисовременниками писателя.

Критика проповеди у авторов XVII – XVIII столетия(в частности, у Ж. де Лабрюйера и Ф. Фенелона) направлена против внешнихриторических эффектов, потакания вкусам паствы, жаждущей от проповедника15не поучения, а развлечения. Высокопарному и показному красноречиюписателиифилософы-моралистыпротивопоставляют«евангельскуюпростоту», краткость и точность проповеди Христа и апостолов, призываютцерковных ораторов «проповедовать не себя, а Христа распятого». В «БратеГерундии» эти традиционные аргументы постоянно используются, но при этомизвращение церковной проповеди объясняется и растворением учительного (С.Гончаров) слова в стихии карнавальных празднеств Нового времени.В Испании XVIII века церковные праздники исчислялись десятками;только по состоянию на 1727 год календарем предусматривалось 66религиозных торжеств.

При этом праздник из религиозного стремительноперерастал в светский, а первоначальный повод для его проведения забывался.Проповедь, высокий риторический жанр, оказывалась погруженной в план«материально-телесного низа», воспринималась на его фоне и вынуждена былак нему приспосабливаться.

При этом в диссертации отмечен ряд обстоятельств,выделяющих «Брата Герундия» на фоне этой традиции. Его автор лишьконцентрирует и доводит до абсурда реально существовавший риторическийстиль, и потому проповеди Герундия скорее пародичны, чем пародийны. Лишьна первый взгляд проповеди, произносимые братом Герундием, можно связатьс традициями карнавальной parodia sacra и пародийной гомилетики. Онипроизносятся не в шутку, как заведомо смеховая карнавальная проповедь, но сполной серьезностью, как лишенный всякого смехового начала элементрегламентированногорелигиозногопраздника,ивоспринимаютсяегослушателями как образец не пародийной, а настоящей риторики. Смех этипроповеди призваны вызывать не у персонажей, а у читателей произведения.Темсамымсилаподрывается.Все,риторического словачтоизрекаютодновременноперсонажиутверждаетсяпроизведения,авторииповествователь, может быть истолковано двойственно – а двойственность(ambiguedad) признается одной из наиболее важных черт «Дон Кихота» –образца, которому подражал де Исла.16Модус восприятия «Дон Кихота» автором «Брата Герундия» во многомобусловленрецепциейроманаСервантеса,свойственнойбольшинствуиспанских критиков и читателей XVIII столетия.