мусор (Рефераты), страница 10

По данным ООН, к 2050 году населе­ние США вырастет на 45% и составит 422 млн. человек. Это их «пределы роста».

Последние, можно сказать, в прямом и в переносном смысле для нашей страны идеи Всемирного банка высказал в «Die Welt» от 24.06.04 его главный экономист К. Рюль: «Для того чтобы провести пре­образования в экономике России, необходимо разрушить монополии». Если говорить о государственных моно­полиях, то преимущественно за счет по­лучаемых от них средств идет финанси­рование социальной сферы, то есть обес­печение жизнедеятельности нашего на­селения.

По рецептам Всемирного банка была проведена приватизация, о которой А. Чубайс в 1995 году сказал: «Они крадут абсолютно все и остановить их невоз­можно. Ну и пусть крадут и присваивают собственность. Тогда они станут владель­цами и разумными администраторами этой собственности». Эту цитату привела в номере от 7.06.04 «The Financial Times», отметив, что «процесс, который описал г-н Чубайс, достиг своего апогея в про­грамме «Акции в обмен на займы», кото­рая передала главные природные ресур­сы и промышленные предприятия Рос­сии олигархам вроде г-на Ходорковского и обеспечила Борису Ельцину переиз­брание на второй президентский срок».

Теперь, пишет газета, «западные нефтя­ные компании, например, хотят получить доступ к огромным энергоресурсам Рос­сии». Подчеркнем, что именно от продажи этих ресурсов формируется наш бю­джет, живут народ и государство, обеспе­чиваются наша безопасность и оборонос­пособность, финансируются наши Во­оруженные силы. Будут ли в этом заинте­ресованы западные собственники наших энергоресурсов? Надо полагать, это во­прос риторический. Такой же, как и дру­гой вопрос, который хотелось бы задать. Как получилось так, что 50% горючего и ГСМ для наших силовых структур поста­вляла, а может, и сейчас еще поставляет компания ЮКОС, которую так хотелось заполучить американским гигантам Chevron Texaco и Exxon Mobile?

По мнению стратегов нового мирового порядка, российский народ должен на­ходиться на периферии, а Россия должна служить «резервацией» для обеспечения нужд «золотого миллиарда».

Схематично устойчивое развитие пред­ставляется как мироустройство, где те 80%, кто находится на грани выживания, обеспечивают процветание 20% избран­ных. В этом, в сущности, заключаются и пресловутая устойчивость, и «глобальное динамическое равновесие».

Обратимся к принципам, заложенным в концепции устойчивого развития. Апо­логеты этой теории считают, что одним из главных принципов является переход от антропоцентризма к эксцентризму (природоцентризму). Необходимость этого обусловлена тем, что якобы антропосистема приходит в противоречие с экосистемой.

Попросту говоря, мы должны перейти к мировому порядку, где человек перестает быть ценностью. Объектом абсолютного поклонения является среда, где прожива­ет «золотой миллиард», безопасность ко­торого нужно защищать за счет жизни тех, кто относится к периферии. То есть их слишком много, они отравляют атмо­сферу и не нужны в таком количестве. Идеи Мальтуса и Зангер - в действии.

В соответствии с этим принципом нужно сосредоточиться на природе, а не на человеке, так как экосистема выше антропосистемы. Как это ни парадок­сально звучит, но ведь это девальвация человеческой жизни, отход от нее.

Есть два пути борьбы за экологию и чистоту окружающей среды. Первый путь предлагают сторонники устойчиво­го развития. Это сокращение численно­сти человечества. Это путь борьбы про­тив человеческой жизни, перехода от ан­тропоцентризма к экоцентризму.

Но есть и другой путь, и другой прин­цип, о котором в концепции не говорит­ся ни слова по вполне очевидным причи­нам. Это принцип теоцентризма. Ведь проблемы внешней среды - это пробле­мы внутреннего состояния человека и человечества. Проблемы чистоты его ду­ши. Говоря словами героя Достоевского: «Бога нет и все дозволено». Говорят, если мира нет в тебе, его нет нигде. Так вот и чистота. Если ее нет внутри, ее нет и снаружи.

Но если Бог и жизнь человеческая не стали принципами устойчивого разви­тия, то, следовательно, там заложены прямо противоположные идеи небытия и смерти.

В принципе экоцентризма и отходе от антропоцентризма извращается идея без­опасности. В эксцентрической модели главным объектом защиты системы без­опасности оказывается глобальная среда. В ней нет границ, нет государств, нет на­родов. Это все упраздняется.

Устойчивое развитие основано на де­национализации, разгосударствлении, дегуманизации и глобализации системы обеспечения национальной безопасности. Если традиционно объектами ее за щиты считаются территория, народ, его образ жизни, включая веру, то в глобальной экосистеме не существует понятия суверенитета, все взаимосвязано и должно находиться под контролем. Экологические угрозы универсальны и для и «предупреждения» по логике можно вмешаться в дела любой страны.

Эта идеология навязывает нетрадиционные, ненациональные, наднациональные и антинациональные, глобальные приоритеты для традиционной системы национальной безопасности государства. Новая модель призвана в будущем разложить, уничтожить существующую, создав вместо нее новую приватизированную систему «безопасности», направленную против собственного народа, систему колониальную и космополитическую, обслуживающую интересы сил глобализации под прикрытием борьбы за экологию.

В условиях глобализации происходи идентификация человека не со своей страной, а с силами глобализации. Глобализация разлагает чувство патриотизма и национальное самосознание, лишает человека понимания опасности, инстинкт самосохранения.

Следует остановиться еще на одном принципе «устойчивого развития», который называется «социально надежно экономическое развитие». В современных условиях эта надежность для США, например, обеспечивается с помощью вооруженной силы. Иначе им доступ к таким ресурсам «надежного экономического развития», как нефть, обеспсчивать не удается. Война в Ираке стала ярким тому подтверждением.

Фундаментальным принципом устойчивого развития теоретики концепции называют и принцип рационализации потребностей. В устах идеологов «золотого миллиарда» этот принцип звучит не только как издевательство, но и как приговор. Рационализация потребностей для 20% беднейшего населения планеты кто голодает, означает смерть. Это логично вытекает из принципа перехода от антропосистемы к экосистеме, где человеческая жизнь девальвируется.

Нужно иметь в виду еще и то обстоятельство, что потребности у всех разные. Нет универсальных критериев потребностей. Мы живем в мире полярных потребностей. У кого-то потребность жить в богатстве и процветании вступает в противоречие с чьей-то скромной по­требностью как-то выжить. Кроме того, нельзя забывать, что потребность, как и право, имеет вторую сторону: их должен кто-то обеспечить. Право одного есть обязанность другого.

Как может страна, в которой нет спра­ведливости, создать теорию справедли­вого развития для всего мира? Майкл Мур, американский режиссер, отвечая на вопросы «Liberation» в номере от 7.06.04 относительно его фильма-пам­флета «Фаренгейт 9/11», направленного против Буша, сказал, что он хотел «заста­вить наконец американское общество мыслить на такие темы, как социальные классы и происхождение богатства. И начать отдавать себе отчет, что экономическая система в нашей стране неспра­ведлива. В своих фильмах я всегда на­стаивал на том, что капитализм - «дья­вольская» система, которая приносит выгоду элите в ущерб большинству».

Апологеты идеологии устойчивого раз­вития говорят, что принцип рационали­зации потребностей требует приносить себя в жертву. Но ради чего и во имя кого эти жертвоприношения в мире, где не оказывается места для Бога и жизни?

Внешне приправленная очень привле­кательными, броскими фразами относи­тельно борьбы с бедностью, всеобщего благоденствия и экологической безоб­лачности очередная утопия, новый миф под названием «устойчивое развитие» об­ещает рай на Земле для всего человече­ства. Кто-то назвал эту теорию «концеп­цией беспросветного счастья».

РАЗДЕЛ III. РОЛЬ РЕГИОНАЛЬНОЙ ПОЛИТИКИ В ОБЕСПЕЧЕНИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ: МИРОВОЙ ОПЫТ И ПРОБЛЕМЫ РОССИИ

Смагина Л.

РЕГИОН КАК ПРОЕКТ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПРАКТИКИ СОВРЕМЕННОГО ГОСУДАРСТВА¹

Известный французский историк Фернан Бродель писал, что разнообразие есть непосредственное следствие безграничности пространства, благодаря которой особенности той или иной местности, возникшие в глубокой древности, дожили до наших дней. Примечательно, что никакие нивелирующие силы в современном мире не смогли их сокрушить. Во многом благодаря устойчивости территориального деления мы сегодня имеем возможность изучать общества «по горизонтали», то есть разграничивать регионы, сравнивать их, классифицировать.

Очевидно, что любые политические и социальные процессы, принятие решений и распределение общественных благ не могут происходить в пространственном вакууме. Все они структурированы (или ограничены) пространством - одним из основных базисных факторов, воздействовавших на формирование и функционирование политических систем. С середины 70-х - начала 80-х годов XX века политологи в мире обратились к интенсивному, глубокому исследованию регионов. Выяснилось, что региональные подходы позволяют дать наиболее взвешенные ответы на вызовы территориального разнообразия современного мира, более того они полагают, что существуют ключи к его пониманию. Регион воспринимается как уникальная, постоянно изменяющаяся реальность. В качестве субъекта он строит сам себя, комбинируя ценности и нормы. Поэтому его границы условны. Регионы объединяют людей; они сосуществуют, отталкиваясь от памяти о глубокой внутренней связи людей с определенными территориями.

В современном политическом словаре термин «регион» появился относительно недавно, ему предшествовало понятие «провинция» - собирательное имя для территориальных сообществ. «Провинция», однако, страдала неким культурным «комплексом неполноценности», отсталости, в то время как «регион», напротив, был подчеркнуто нейтрален. Первоначально этот термин использовался для определения пространственных общностей разных типов. Так, в географии употребляется понятие «природный регион» - территория, объединенная общими характеристиками климата, рельефа, почвы и пр., восходящее к трудам В. Гумбольдта. Позже появляется «экономический регион». Этот термин используется в работах, посвященных процессам индустриализации. В политической лексике термин «регион» появился для обозначения внутригосударственной административной единицы, а также для обозначения группы государств. В этом случае регион обретает статус «выше» или «ниже» государства-нации. Наконец возникает идея «культурного региона» - территории, объединенной традициями, культурой, языком.

Крайне показателен исторический сдвиг в отношении к термину «регион». В конце XIX столетия, когда «регион» появляется в политическом словаре, отношение к нему было преимущественно отрицательным, поскольку политический регионализм воспринимался в то время скорее как угроза национальному единству. Спустя всего пятьдесят лет отношение изменилось кардинальным образом: региональные идентичности и политические культуры, региональное политическое представительство становятся признанными темами официального дискурса Западной Европы.

Процесс становления региона как одного из важных фокусов политической идентификации, практики подъемов регионов «как воли и представления» требует объяснения. В современной политологии три импульса регионального развития: усиление пространственной неравномерности экономического развития послевоенного капитализма и развитие феномена «депрессивного региона»; культурная гомогенизация; создание системы коммунитарных институтов и как компенсаторная реакция - укрепление регионального измерения политического процесса.

В мире в большинстве стран ряд областей принятия решений и особенно непосредственная реализация принятых решений, а также распределение и оказание широкого спектра услуг совершается на субнациональном уровне. Диффузия власти, интеграционные процессы и процессы глобализации находят самые разнообразные ответы в регионах. При этом оказывается, что унитарные централизованные государства труднее адаптируются к новым системам взаимоотношений, новым вызовам и проблемам по сравнению с государствами федеративными и децентрализованными, где субнациональные единицы пользуются широкими правами, то есть регион становится важным уровнем политического действия и диалога, местом, где национальные, наднациональные и глобальные силы встречают местные требования и нужды, региональные и местные сообщества. Регионы играют все более важную роль в национальном политическом процессе, хотя здесь опыт государств существенно различается.

Для специалистов по регионалистике очевидно, что в каждом конкретном случае определение региона в обязательном порядке может присутствовать не весь набор указанных критериев, а лишь несколько моментов. То есть не исключается возможность более широкой трактовки понятия региона. Следовательно, регион понимается как исторически сложившееся территориальное сообщество, обладающее физической средой, социоэкономической, политической и культурной средой и пространственной структурой, отличной от других крупных территориальных единиц - города, и нации. Это определение позволяет разделять, отграничивать регионы через анализ их отличий друг от друга и место положения в пространстве.