41687 (Лингвистические методы исследования эмоционального концепта удивления), страница 2

Содержание денотативного поля удивления определяет границы и структуру метафорического, которое, в свою очередь, формируется посредством переносных значений единиц, соотносящихся с ядерной семемой на основе однотипных регулярных ассоциаций или метафорических моделей.

Ядром метафорического поля удивления является образ, положенный в основу номинации концепта. Как отмечалось выше, имена ЭК обозначают ментальные абстрактные сущности, отправляющие к невидимому внутреннему миру. Следовательно, их «смысл … может быть явлен лишь через символ – знак, предполагающий использование своего образного предметного содержания для выражения содержания абстрактного». Установлено, что метафорическая внутренняя форма имен концептов образуется в результате ассоциативного уподобления того или иного переживания какому-либо конкретному осуществлению/внешнему проявлению или его причине: «Мир внутренних переживаний материален, но невидим, невидим и при этом непостигаем, но ощущаем изнутри и чувствуем. Чувства порождаются либо ощущением, имеющим осознаваемую внешнюю каузацию…, … либо ощущением, идущим изнутри …».

Другими словами, вербализации абстрактного смысла эмоциональных состояний предшествует конкретное ощущение вызвавших их причины. Дело в том, что многообразие чувственно-эмоциональных переживаний обусловлено многообразием соприкосновений человека с миром, оставляющим в его теле следы. При этом каждое из состояний, переживаемых телом, является не просто отпечатком в теле внешней причины, а самим присутствием в нем этой причины. Это присутствие продолжает свое влияние и тогда, когда внешние факторы в виде первичных физических воздействий прекращают свое существование.

Эта внешняя причина и вызываемые ею конкретные ощущения являются базой для формирования образного представления эмоций как сложных непосредственно ненаблюдаемых абстрактных сущностей: «Поскольку сфера эмоций недоступна прямому наблюдению, языковая фиксация симптоматических реакций и физических состояний, устойчиво ассоциируемых с той или иной эмоцией, является основой, на которой в наивной картине мира формируются представления о сущностных характеристиках этой эмоции». Это позволяет «онтологизировать» психические явления, переводя их из «невидимого» и неуловимого мира духа в «видимый» и объективируемый мир физических реакций…».

Ненаблюдаемый внутренний мир моделируется языком по образцу наблюдаемого внешнего, материального мира. Основным механизмом построения концептов этого ненаблюдаемого мира является метафора, посредством которой человек постигает их абстрактную сущность в процессе мышления, имеющего, в свою очередь, метафорическую природу.

В связи с тем, что внутренний мир человека моделируется по образцу внешнего, материального мира, основным источником психологической лексики является лексика «физическая», используемая во вторичных, метафорических смыслах».

В современной лингвистике метафора понимается как способ и средство получения нового знания о действительности путем переосмысления одной сферы в терминах другой на основе установления разнообразных ассоциативных связей, которые характерны для концептуальной картины мира, присущей тому или иному лингвокультурному сообществу. Благодаря «соизмерению с образным восприятием каких-либо черт этого мира со стереотипами, существующими в данной культуре» и «соотношению с опытом индивида», в метафоре совмещаются «абстрактное и конкретное», отображаются «в языковой форме чувственно невоспринимаемые объекты» и выражается их оценка.

Таким образом, создавая новое смысловое пространство «из руин семантической несовместимости» и являясь «мощным средством преодоления абстрактности языкового знака», метафора выражает наиболее существенные признаки обозначаемых эмоций, положенные в основу их номинации в соответствии с «национально-культурным духом языка».

Сущность языковой номинации состоит в том, чтобы, отражая в сознании носителей языка их практический опыт, обращать факты в неязыковой действительности в языковые значения.

Особенности социального и трудового опыта каждого народа часто отражаются в выборе первоначального признака при номинации.

Вместе с тем различие языков при наименовании объектов можно объяснить не только своеобразием лексических систем, обусловленным характером национального менталитета, но и спецификой номинационной традиции.

При наличии определенного элемента случайности выбора признака, положенного а основу номинации, характер имянаречения является во многом обусловленным спецификой национального мировидения: «Во-первых, эти наименования прошли своего рода естественный отбор и закрепились в языке как наиболее удобные, подходящие для его носителей способы обозначения окружающего мира, во-вторых, в единой системе наименований образуются силовые линии, привычные способы выделения признаков, образующие смысловой каркас познаваемого через язык мира». Во внутренней форме языка, выражающей тенденцию к мотивации его знаков через ощущаемый говорящими способ представления значения в слове, метафоры проявляются национально-специфичным образом: в них отражается строй мышления человека, определяемый культурой и спецификой эпохи, а также запечатлевается все то национально-культурное богатство, которое накапливается языковым коллективом в процессе его исторического развития.

Соответственно, метафорическая внутренняя форма имени ЭК предстает как один из наиболее ярких показателей этнокультурного своеобразия соответствующего языкового коллектива и средство отражения его национального мировидения.

Экспликация образного основания концепта в данной работе производится с помощью этимологического анализа, поскольку этимология слова отображает его «предысторию, дописьменную историю…, изучение которой позволяет установить признак первичного наименования в языке и культуре». Другими словами, в этимоне содержится «культурная память», в которой хранятся существенные характеристики, которые связаны с исконным предназначением слова, относятся к системе ценностей языкового коллектива» и выражают особенности его мировидения.

Таким образом, исследование этимологии слова как его «языкового и культурно-исторического паспорта» позволяет получить данные, раскрывающие «механизм того или иного концепта, … его первые шаги в вербально-когнитивном поле культуры».

Базовые образные характеристики концепта устанавливаются и в процессе анализа метафорической сочетаемости его имени. Дело в том, что номинанты ЭК являются абстрактными именами, обозначающими представления ассоциативного воображения. Через их несвободную сочетаемость происходит символизация отвлеченной сущности, стоящей за абстрактным именем в виде специфических вещных коннотаций.

Предикаты, используемые при описании невидимого мира психики, «и описывают, и в то же время непосредственно создают его». Следовательно, их анализ позволяет уяснить не только характер несвободной сочетаемости слов, но и свойства внутреннего мира.

Изучение метафорической сочетаемости «обнажает лингво-когнитивный механизм деятельности разноязычного сознания», что дает возможность обнаружить скрытые связи между различными явлениями», специфика которых варьируется от этноса к этносу в зависимости от системы ценностей.

Если при анализе периферии денотативно-адмиративного поля нас интересуют семантические отношения удивления с другими понятиями, в метафорическом поле предметом нашего внимания является внутренняя форма образных лексем и фразеологизмов (идиом), отражающая характер объективации эмоции в ЯС, которая обусловлена как общим для всех народов социально-историческим опытом, так и способом национального мировоззрения.

Различные точки зрения на природу образности, ее когнитивный статус и роль в понимании идиом, высказываемые в работах, основанных на экспериментально-психологических методах, принципиально сводимы к двум конкурирующим концепциям, первая из которых может быть названа «концептуально-метафорической гипотезой», а вторая – «гипотезой интерференции».

Суть «концептуально-метафорической гипотезы», выдвинутой Р. Гиббсом и его коллегами, заключается в том, что образная мотивация идиом основывается не на конкретных представлениях, спровоцированных буквальным прочтением соответствующей идиомы, а на достаточно абстрактных способах интерпретации одних сущностей в терминах других, которые зафиксированы в языке и являются частью мировосприятия данного языкового и культурного сообщества.

Согласно «гипотезе интерференции», предложенной К. Каччари, Р. И. Румиати и С. Глаксбергом, идиомы вызывают в сознании образы, которые базируются исключительно на прямых значениях компонентов соответствующих идиоматических выражений.

Анализ этих гипотез показывает, что «образная составляющая идиом является элементом плана содержания, и существенную роль при её актуализации играют не индивидуальные представления, возникающие в сознании говорящего/слушающего, а производимые им операции над релевантными знаниями, сопряженными с буквальным прочтением идиомы».

Мотивация идиом на образной и символической основе происходит в процессе когнитивной деятельности членов языкового коллектива, которая основана на наивном представлении о мире носителей языка и отражает определенный уровень и особенности их материальной и духовной культуры.

Система образов, актуализируемых фразеологическими средствами, является своеобразной «нишей» для кумуляции мировидения» и свидетельствует о «культурно-национальном опыте и традициях». Ведь фразеологизации, как правило, подвергаются именно те образные единицы, в которых прослеживаются ассоциации с «культурно-национальными эталонами».

Являясь экспонентами культурных знаков, значения метафоризованных лексических и фразеологических адмиративов фиксируют и воспроизводят психологический опыт данного языкового коллектива. В этой связи изучение метафорического основания этих единиц позволяет выявить универсальные и культуроспецифические образные характеристики ЭК в том или ином типе ЯС.

Наличие экспрессивного или выразительного компонента эмоций обусловливает формирование кинесического поля удивления, содержащего единицы, описывающие его внешнее проявление.

Известно, что в процессе коммуникации авербальное выражение эмоций осуществляется с помощью двух видов средств: просодических, входящих в знаковое поле языка, и кинесических, находящихся за пределами этого поля и объединяющих мимику, жесты и телодвижения.

Первые представляют собой так называемые фонации – суперсегментные характеристики речи как на уровне восприятия (высота тона, громкость, длительность), так и на физическом уровне (частота основного тона, интенсивность, время) и т. п..

Вторые являются эмоциональными кинемами, под которыми обычно понимаются любые движения тела, выражающие какое-либо чувство или переживание.

С точки зрения семиотики, в обыденной жизни существуют три класса кинем: а) психологически нерелевантные (для непрофессионального сознания) физические движения тела и физиологические процессы; б) психологически релевантные движения; в) явления так называемой кинезики, т. е. коммуникативно релевантные телодвижения (движения, используемые говорящими в качестве конвенциальных знаков в составе сообщения).

Как видно из приведенной семиотической типологии, эмоциональные кинемы и фонации относятся к классу явлений психологической симптоматики, что дает основание для их совместного рассмотрения в аспекте невербального эмоционального кода.

Итак, используя в дальнейшем термин «эмоциональная кинема», мы будем подразумевать под ним любое невербальное средство выражения эмоции – как фонационное, так и собственно кинесическое.

Исследователи кинесики выделяют следующие особенности кинем:

а) иконичность (визуальное отображение обозначаемых предметов);

б) универсальность их форм и значений;

в) способность к одновременной передаче нескольких значений и активации прямой сенсорной симуляции;

г) возможность кодироваться с большей спонтанностью, чем вербальные средства.

Следует отметить, что вопросы невербальной коммуникации раньше являлись объектами таких областей человеческой деятельности, как риторика, медицина, педагогика, искусство и физиогномика. На сегодняшний день достаточно много внимания уделяет этим проблемам психология. Собственно кинесика возникла как особое ответвление психо-антропологических исследований, направленных на изучение языка тела представителей различных наций.

Обращение лингвистов к проблеме изучения невербальной стороны общения объясняется тем, что «семантический анализ жестов разных народов и культур… является необходимой платформой, с которой можно начинать движение в сторону освоения межкультурного невербального семантического пространства», без знания которого «нельзя понять и смысл многих вербальных единиц».

Языковое описание эмоции представляет собой «свернутую» информацию, в сжатой форме отражающую представления о ее стереотипах в определенной лингвокультуре». В это связи при изучении удивления интерпретативно-сопоставительный анализ лексических и фразеологических соматизмов приобретает особую значимость, так как он позволяет выявить универсальные и культуроспецифические эмоциональные кинемы и установить специфику их вербализации.

Паремиологическая реализация удивления создает интерпретационное поле концепта, в которое входят разнообразные, часто противоречивые его оценки и трактовки, стереотипные мнения и суждения, характерные для того или иного ЯС. В паремических представлениях также отражается эмоциональный опыт носителей языка, их «наивная психология» как результат первичной коллективной рефлексии внутренних переживаний.

В паремиях, объективирующих эмоции, «эксплицитно отражена сама специфика познавательного и эмоционального опыта того/иного этноса, особенности распредмечивания мира».

Анализ паремий позволяет установить как универсальные признаки ЭК, так и этнокультурно-маркированные, поскольку большинство пословиц и поговорок отражает характер осмысления эмоций через призму обыденного национального сознания.

Исследователи паремий традиционно выделяют следующие подходы к ее изучению: поэтический (работы по поэтике фольклорных жанров), тематический (работы о лексико-семантических группах, а также составление тематических сборников пословиц), структурный (работы о функционировании пословиц и поговорок), этнолингвистический (работы о национальной специфике фольклора) и тезаурусный, в котором паремии рассматриваются как источники знания о мире.

Тезаурусный подход, применяемый к изучению паремий в данной работе и представляющий собой экспликацию представлений, характерных для лингвокультурного сообщества, предполагает использование понятийного и интерпретативного анализов.

Представляя собой в основной массе «прескрипции-стереотипы народного самосознания», пословицы и поговорки являются мощным источником интерпретации, поскольку они и есть «по традиции передаваемые из поколения в поколение язык веками сформировавшейся обыденной культуры, в котором в сентенционной форме отражены все категории и установки… жизненной философии народа…».

Для многих паремий характерна семантическая двуплановость. В них выделяются конкретный план, связанный с прямыми значениями слов, и обобщенный план, который отправляет к людским характерам, житейским ситуациям и обстоятельствам.

Перспективность сопоставительной интерпретации пословиц и поговорок, «детально освоивших эмоциональную ипостась жизнедеятельности homo loquens», объясняется, «во-первых, их морально-дидактической направленностью, принадлежностью, так сказать, к жанру «моралите», их оценочностью, во-вторых, известной древностью их происхождения, что принципиально важно для синхронно-диахронического исследования языка, и, в-третьих, их квалитативно ограниченной репрезентацией в языке, позволяющей охватить все фразеологически оформленное концептивное поле, «проработавшее» интересующий нас феномен».

Соответственно, изучение паремиологической реализации ЭК позволяет выявить вербализованные, культурно-обусловленные представления о внутреннем мире, отраженные в ЯС нации.

Таким образом, мы рассматриваем отражение концепта удивления в ЯС в виде многоаспектного системно-структурного образования, состоящего из четырех полей – денотативного, метафорического, кинесического и интерпретационного.