76466-1 (Эволюция и генетика человека в контексте эпохи), страница 3

Вопрос о генетике человека не был уместен на сессии Сельхозакадемии, посвященной проблемам генетических основ селекции животных и растений. Однако перед ее началом, или в ее ходе, отдельные участники получили инструкции идеологических руководителей, после чего наспех включили в выступления всякие мерзости в адрес генетики человека, трактуя ее расширительно и связывая, без каких-либо на то оснований, с расизмом и фашизмом. Это создавало впечатление хотя и бледной, но зато заказанной начальством критики, так что генетика человека стала теперь ассоциироваться в научных кругах и у общей публики со смертельной опасностью для всякого, кто станет ею интересоваться.

Серебровский на сессии снова разоружился [32]: он был вынужден извиняться за свои евгенические взгляды 1929 г., совпадавшие с таковыми Меллера. (Меллер выступил в защиту Серебровского; но его слов мы не найдем ни в официальном отчете о Сессии, ни в ее "Бюллетенях".) Газеты сообщали (и это мы с полным правом можем назвать посланием Сталина Меллеру): "тов. Ермолаев разоблачил бредовую теорию акад. А.С.Серебровского о "человековедении", о "селекционном плане у человечества", теорию, которую фашизм охотно включит в свою программу" [33]. Так широкой публике предлагалось определенное отношение не только к евгенике, но и к медицинской генетике.

Сталин опубликовал единоличное решение о судьбе генетического сообщества, по обыкновению представив его мнением номенклатуры, подкрепленным мнением (прогрессивных) научных кругов: "Закрывая сессию, президент Академии А.И. Муралов в своей речи подытожил развернувшуюся дискуссию и призвал всех деятелей с.-х. науки перестроить свою работу по опыту академика Т.Д. Лысенко" [34].

Биограф Меллера указывает, что письмо Меллера Сталину от 5.V.1936 получено адресатом в начале 1937 г., когда был сделан перевод книги "Выход из мрака" и Сталин начал читать ее. Тогда к Меллеру просочилось словцо, что Сталин "недоволен ею"; все печатающиеся в СССР рецензии на американское издание книги были изъяты [35].

Эта версия чрезвычайно выгодна Сталину: в соответствии с ней он демонстрирует "недовольство" не по самодурству, а на основе мнения широких кругов специалистов, выясненного в ходе событий мая 1936 – января 1937 гг. Однако логика поступков Сталина не позволяет предположить, чтобы он оставил непрочитанным какой-либо документ по вопросу, которым он как раз занимался. Также совершенно беспочвенно навязываемое этой версией предположение, что для перевода книги на актуальную для Сталина тему потребовалось восемь или девять месяцев (по неофициальным сведениям, перевод такой книги не мог занять больше недели, – то есть, ежели не требовалось сделать это за одну ночь). Наконец, отметим, что Ю.Н.Вавилов получил из Личного архива Сталина ксерокопию не оригинала, а машинописной копии, датированной 19.VII.1936 г. (Об архивном конвое этого документа он, к сожалению, ничего сообщить не смог.) Факт заказа копий – для рассылки определенному кругу лиц плюс копия в архив – говорит либо о намерении обсуждать суть предложения Меллера (эту версию поддержать нечем), либо о намерении Сталина использовать этот документ для аргументации своей позиции при вынесении решения руководства – ЦК, ПБ или СНК – по более общему вопросу. (Как раз в ноябре 36-го СНК постановил, что Когресс в 1937 году не состоится.) Поэтому мы заключаем, что Сталин не откладывая прочел письмо Меллера и тогда же принял фатальное для русской медицинской генетики решение.

Меллер, несомненно, вызывал раздражение Сталина: он общался не с теми людьми, мог напечатать за границей обзор с именами репрессированных генетиков и невозвращенцев, несмотря на прямое указание этого не делать, а теперь пытался возобновить однажды осужденный проект. Более того, включить Меллера в собственную квазииерархию не представлялось возможным: как ученый с мировым именем и гражданин США (пусть и с подмоченной репутацией из-за прокоммунистических настроений) Меллер принадлежал к серьезной полииерархической системе, с которой Сталин в тот момент не мог конфликтовать.

Меллер обнаружил, что его присутствие становится угрозой для друзей и молодых сотрудников, а условия научной работы ухудшаются. После разговора с Вавиловым он объявил о решении поехать в Испанию, в одно из медицинских подразделений интербригад. В марте 1937 г. Меллер временно выехал из СССР. Остановившись в Берлине, он передал Н.В.Тимофееву-Ресовскому настоятельные пожелания Вавилова и Кольцова, чтобы тот не возвращался домой. В сентябре он ненадолго вернулся в Москву и уехал окончательно. Сталин мог быть удовлетворен отъездом Меллера. Однако он ждал момента, чтобы дать выход гневу в полной мере; цель уже была назначена – С.Г.Левит.

В мае 1937 г. начала работать комиссия Наркомздрава СССР по обследованию Медико-Генетического Института им. М.Горького. Поначалу ее заседания шли в нормальной деловой обстановке. Вдруг атмосфера стала напряженной: появились упреки, кляузы, предательства. Некоторые из членов комиссии теперь явно пытались выяснить, что же именно следует инкриминировать Левиту. Однако резолюция указывала, что МГИ должен быть сохранен. Одновременно произошло нерядовое событие на июньском Пленуме ЦК партии, где Сталин продвигал Л.П.Берию и предлагал, в речи Н.И.Ежова, расширить круг методов ведения следствия по политическим делам и дать другие полномочия НКВД (тем самым закрепляя новые отношения в квазииерархии, где карательный аппарат теперь был поставлен над номенклатурой). В обсуждении Г.Н.Каминский выступил с резкой критикой Берии и произвола НКВД. По позднейшим воспоминаниям Н.С.Хрущева, мгновенно был объявлен перерыв, после которого Каминский на Пленуме и вообще где-либо на публике больше не появился. Накануне Пленума кандидат в члены ЦК Каминский был на "чашке чая", где в интимном кругу высокопоставленных партийцев обсуждалось смещение Сталина с поста генсека. (Там был провокатор; по Антонову-Овсеенко, операция НКВД носила то же название: "Чашка чая".) Поэтому Сталин воспринял выступление Каминского как сигнал к восстанию. Между тем Каминский был другом Левита; в должности наркома здравоохранения РСФСР (затем СССР) он поддерживал МГИ и считался его покровителем.

Медико-Генетический Институт был закрыт после ареста Каминского. С.Г.Левит был снят с директорства 5.VII и уволен 13-го. Составилась маленькая лаборатория, которая существовала при ВИЭМ до осени 1939. 10/11 января 1938 С.Г.Левит был арестован; 17 мая постановлением НКВД СССР приговорен к смертной казни и вскоре расстрелян (реабилитирован 5.IX.1956). Никто из сотрудников МГИ больше не вернулся к медицинской генетике. Таким образом, передовая медицинская генетика была ликвидирована в начале ее расцвета.

Общую картину не могли изменить исследования клинического полиморфизма наследственных болезней и генетической гетерогенности нозологических единиц, которые выполнял с сотрудниками Сергей Николаевич Давиденков (1880-1961), клиницист-невропатолог, в свое время член Русского Евгенического Общества и автор его "Журнала". После важных книг по наследственным болезням (1925 и 1934 гг.) в 1947 г. он выпустил замечательную монографию "Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии", посвященную гипотезе условных тропизмов. Но ее жизнь не была счастливой. После августовской сессии ВАСХНИЛ 1948 г. номенклатурщик-карьерист Н.И.Гращенков мгновенно напечатал по поводу книги текст с заглавием, требующим оргвыводов: "Откровенная пропаганда идеализма" [36]. Другим ответом на сессию было расширенное заседание президиума Академии медицинских наук СССР 9-10 сентября (см.: "Медицинский работник", 15.IX.1948), которое объявило формальный запрет генетики человека.

После десятилетия полного молчания были созданы лаборатории В.П.Эфроимсона, А.А.Прокофьевой-Бельговской, Е.Э.Погосян, М.А.Арсеньевой, которые включали в свою тематику проблемы генетики человека. В 1964 г., еще до снятия запрета на генетику, был опубликован учебник Эфроимсона "Введение в медицинскую генетику", затем ряд сборников научных трудов, переводные руководства. Наконец в 1969 г. был создан Институт медицинской генетики АМН СССР, ядро которого составили сотрудники отдела Н.В.Тимофеева-Ресовского, лабораторий А.А.Прокофьевой-Бельговской и В.П.Эфроимсона. При организации Института предусматривалось издание специального журнала, однако этого до сей поры не произошло [37].

Тем временем идеологическое начальство страны поддерживало стереотипы сталинской эпохи, и проблемы биологии человека, в особенности эволюции человека, продолжали пользоваться дурной репутацией; исследователи избегали этих тем. Например, экспериментальная модель эволюции академика Димитрия Константиновича Беляева (1917-1985), в целом построенная к началу 1960-х, подразумевала наиболее плодотворные последствия именно в приложениях к эволюции человека, особенно к современному этапу эволюции человека. Беляев показал, что ответом на изменение экологической обстановки (средовой стресс) и демографических условий (стресс из-за перенаселения) будет очень быстрый комплексный, сразу по многим признакам, эволюционный сдвиг [38]. Этот вывод предполагал необходимость выяснения корреляций признаков у человека, так как незнание таких коррелированных комплексов делает эволюционные сдвиги, чрезвычайно частые сейчас из-за различных загрязнений и локальных перенаселений, непредсказуемыми. Однако в обстановке жесткого идеологического давления приложения к человеку обсуждать не приходилось. В ряде важных речей конца 1970-х Беляев намекал на этот аспект. Но впервые он прямо заявил, что его модель приложима к человеку и даст здесь важнейшие результаты, лишь на дискуссии по вопросам эволюции, организованной Еленой Саркисовной Саканян в 1980-м для съемок научно-фантастического фильма [39]. Одновременная статья Беляева [40] не касалась проблем современной эволюции человека. Однако это отдельная история, не имеющая непосредственной связи с письмом Меллера Сталину. Впрочем, следует сказать несколько слов о судьбе евгеники.

К концу 1930-х годов евгеническое движение, во всем его многообразии перестало существовать. А теперь это только исторический феномен (см. [41]). Исследовательская программа гальтоновского движения трансформировалась в генетику человека. Медицинская генетика стала преемницей гальтоновской негативной евгеники. Позитивная была бы несравненно более сложной и труднодоступной. "Приятно придумывать утопии", говорил об этом Гальтон. Впрочем, Николай Николаевич Медведев, ученик Меллера, стоявший у основания Института медицинской генетики АМН СССР, рассказывал мне в 1970-х об основанной на идеях Меллера о выборе гамет [42] частной программе Р.Грэма по созданию банка спермы от Нобелевских лауреатов и искусственному осеменению здоровых и умных женщин ради получения выдающегося потомства [43], - и сетовал, что после ранних сообщений, где речь шла о первых немногих потомках, дальнейшие сведения о проекте не доходили до печати.

В наши дни, в контексте проекта изучения генома человека и техники генной инженерии, позитивная евгеника получила иной смысл: предполагаемая (в будущем) пересадка генов ради повышения физических и умственных способностей, теперь уже любого человека. Отношение к перспективам новой позитивной евгеники стало одной из трех основных тем обсуждения на генетической части представительного Симпозиума по социальным и этическим последствиям проекта "Геном человека" в Национальном институте здоровья США в июне 1991 г. Обсуждая планы позитивной евгеники, я напомнил о том, что механизмы включения генов у человека остаются загадкой, и указал на высокий иерархический статус адаптивных признаков: сдвиг по одному такому признаку влечет за собой изменение широкого спектра коррелированных признаков. (Четвертьвековой отбор пушных зверей на неагрессивное поведение в эксперименте Д.К.Беляева привел к существенному принципиально непрогнозируемому коррелированному эволюционному ответу.) Между тем вопрос о выявлении таких корреляций остается вне поля зрения генных инженеров – новых евгенистов.

Заключая, добавлю, что полномасштабную историю русской медицинской генетики начал готовить Иван Иванович Канаев, ученик Филипченко, но не завершил этот труд. Важный обзор с библиографией в 149 названий опубликовал Владимир Павлович Эфроимсон [44].

Примечания

1. Переиздание статей Меллера по социальным приложениям биологии: Man's future birthright: Essays on science and humanity by H. J. Muller. Ed. E.A.Carlson. Albany, 1973.

2. Muller H.J. Out of the night. A biologist's view of the future. Vanguard, New York, 1935 (репринт: Garland, N.Y.-L., 1984).

В советской России Меллер использовал любую возможность, чтобы заявить о своих взглядах. Например, его вступительная статья, предваряющая перевод книги: Дж.Б.С.Холден. Факторы эволюции. Биомедгиз, 1935 (из которой издательский редактор изъял почти всю заключительную главу из-за "спорных и подчас неверных суждений по общефилософским вопросам"), начиналась разъяснением сродства эволюции Дарвина и философии Маркса и Энгельса и заканчивалась указанием на философский материализм и евгенику: ":логически мыслящий человек, в особенности читатель в рабочем обществе, :найдет в современных фактах биологической эволюции прочнейшую основу материализма в естественных науках, а также богатый материал для будущей организации сознательного контроля человека не только над глубочайшими процессами в подвластных ему животных и растениях, но даже и над процессами его собственной биологической природы" (с. XXVII).

См. также статью "Lenin's doctrines in relation to genetics" в сб. Памяти В.И.Ленина Сборник статей к 10-летию со дня смерти. 1924-1934. (М.-Л., 1934, с. 565-579), которую Меллер посвятил философским ошибкам в развитии концепции гена и критике У.Бэтсона, К.Пирсона, У.Касла и особенно Т.Моргана за идеализм, грубый механицизм и консервативное направление мысли. Впоследствии в речи с характерным названием "Русская культурная инквизиция", произнесенной 15 ноября 1949 в Хантер Колледж, М+ллер назвал эту статью "печальной попыткой" и отрекся от былых стараний приложить "все хорошее, что он нашел в диалектике", к принципам генетики (см.: Carlson E.A. Genes, radiation, and society. The life and work of H.J.Muller. Ithaca, 1981, p. 225).