29831-1 (Диоген Синопский)

Диоген Cинопский и школа киников

ВВЕДЕНИЕ

Диоген Синопский родился в 400г. до н. э. в городе Синопе (Понт). Время жизни Диогена, как философа относится к досократовской философии. Школа киников, к которой относился и Диоген, представляла собой течение в греческой философии исповедывающее отрицание всего материально – ценного в жизни т.е.: богатства, удовольствий, моральных канонов и т.д. Диоген был самым ярым сторонником такого стиля жизни из всех участников данного течения. Даже его учитель Антисфен, основоположник течения был более мягок в крайностях. Благодаря своему уму и поступкам киника, Диоген прославился и оставил свой след в истории, но они же часто приводили Диогена в противоборство с моралью общества, в котором Диоген часто проигрывал.

1 Диоген Синопский и школа киников

Когда Диоген был изгнан из своей родины, он пришел в Афины. Там он застал немало слушателей Сократа - Платона, Аристиппа, Эсхина, Антисфена и Эвклида Мегарянина. Диоген вскоре проникся презрением ко всем им, кроме Антисфена, основателя школы киников (Кинизм - название, связанное с поименованием гимназии Киносарг (“Белая собака”), или cynicos (киники) от суоn “собака”, а не от Cynosarges) с ним он общался охотно, но хвалил, впрочем, не столько его самого, сколько его учение, полагая, что только оно раскрывает истину и может принести пользу людям.

Сравнивая же самого Антисфена с его учением, он нередко упрекал его в недостаточной твердости и, порицая, называл его боевой трубой - шума от нее много, но сама она себя не слушает; Антисфен терпеливо выслушивал его упреки, так как он восхищался характером Диогена.

- С того времени, как Антисфен освободил меня, я перестал быть рабом. Как же это произошло? Он научил меня различать, что является моим и что мне чужое. Богатство, имущество - не мои; родные, близкие, друзья, слава, привычные ценности, общение с другими - все это - чужое. Что же принадлежит тебе? - Твои представления. Они, учил Антисфен, абсолютно свободны, никому не подвластны, никто не может им ни помешать, ни заставить воспользоваться иначе, чем я этого хочу.

Узнав, что, по Платону, человек определяется как двуногое животное, лишенное перьев, Диоген ощипал петуха и, принеся его в Академию, объявил: “Вот человек Платона”.

/После этого к определению было добавлено: “И с широкими ногтями”./

Когда Платон распространялся о своих идеях и говорил о “стольности” и “чашности”, Диоген заметил: “Что касается меня, Платон, то стол и чашу я вижу, а вот “стольности” и “чашности” нет”. На что Платон ему якобы ответил, что для чаши и стола у Диогена есть глаза, а для “чашности” и “стольности” у него нет разума.

Любовь проходит с голодом, а если ты не в силах голодать, петлю на шею - и конец.

Однажды Диоген закричал: “Эй, люди!” Сбежался народ, он замахнулся палкой: “Я звал людей, а не дерьмо”. Для того, чтобы жить как следует, надо иметь или разум, или петлю.

Однажды он рассуждал о важных предметах, но никто его не слушал; тогда он принялся верещать по-птичьему; собрались люди, и он пристыдил их за то, что ради пустяков они сбегаются, а ради важных вещей не пошевелятся. Он удивлялся, что грамматики изучают бедствия Одиссея, но не ведают своих собственных; музыканты ладят струны на лире, а не могут сладить с собственным нравом; математики следят за солнцем и луной, а не видят того, что у них под ногами... Когда кто-то привел его в роскошное жилище и не позволил плевать, он, откашлявшись, сплюнул в лицо спутнику, заявив, что не нашел места хуже.

Увидев однажды, как мальчик пил воду из горсти, он выбросил из сумы свою чашку, промолвив: “Мальчик превзошел меня простотой жизни”.

Когда кто-то читал длинное сочинение и уже показалось неисписанное место в конце свитка, Диоген воскликнул: “Мужайтесь, други: виден берег!”

Человеку, спросившему, в какое время следует завтракать, он ответил: “Если ты богат, то когда захочешь, если беден, то когда можешь”. Рукоблудствуя на глазах у всех, он приговаривал: “Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!” Кто-то корил Диогена за его изгнание. “Несчастный, - ответил он. - Ведь благодаря изгнанию я стал философом”. Он просил подаяния у статуи; на вопрос, зачем он это делает, Диоген сказал: “Чтобы приучить себя к отказам”.

На вопрос, почему люди подают милостыню нищим и не подают философам, он сказал: “Потому что они знают: хромыми и слепыми они, может быть, и станут, а вот мудрецами - никогда”.

Он просил милостыню у скряги, тот колебался. “Почтенный, - сказал Диоген, - я же у тебя прошу на хлеб, а не на склеп!”

На вопрос, что дала ему философия, он ответил: “По крайней мере, готовность ко всякому повороту судьбы”.

Человеку, сказавшему “Мне дела нет до философии!”, он возразил: “Зачем же ты живешь, если не заботишься, чтобы хорошо жить?”

О влюбленных говорил он, что они мыкают горе себе на радость.

Нет ничего дурного в том, чтобы украсть что-нибудь из храма или отведать мяса любого животного: даже питаться человеческим мясом не будет преступно, как явствует из обычаев других народов. В самом деле, ведь все существует во всем и через все: в хлебе содержится мясо, в овощах - хлеб, и вообще все тела как бы парообразно проникают друг в друга мельчайшими частицами через незримые поры.

Когда Филипп, царь Македонии, отец Александра Македонского, объявил, что идет войной на Коринф, и все бросились готовиться против него, Диоген принялся катать туда и сюда свою собственную бочку. Его спросили: “Зачем это, Диоген?” Он ответил: “У всех сейчас хлопоты, потому и мне нехорошо бездельничать; а бочку я катаю, потому что ничего другого у меня нет”.

Однажды Диоген плыл на корабле в Афины. Все было хорошо, как вдруг у о. Крит на судно напали морские пираты. В итоге Диоген в качестве раба попал на невольничий рынок. Последующая сценка, написанная на основании древних свидетельств и легенд, рисует незаурядный облик этого необычного человека.

“Хотя Диоген изнывал от зноя, он весело улыбался. Потом без разрешения хозяина уселся на песок.

- Куда! - зарычал на него торговец в персидском халате и белой чалме. - Кто тебя, сидячего, здесь увидит?!

- Почему же? - возразил Диоген. - Рыба лежит, а своего покупателя находит!

Работорговец удивленно захохотал и дозволил рабу сесть на песок. Тут Диоген, приободряя заморенных жарой невольников, закричал на весь базар:

- Эй, люди! Вы что же носы повесили?.. Уж не потому ли, что не в силах дольше слушать голодное урчанье собственного чрева? Ничего, это дело поправимое! - И, обращаясь к работорговцам, продолжал: - Граждане наши хозяева! Послушайтесь голоса разума! Ведь овец и поросят вы откармливаете на совесть, как и подобает делать рачительным владельцам, не так ли? Так не глупо ли тогда человека, самого дорогого из животных, морить на продаже голодом?!

В толпе послышался смех рабов и их хозяев, потому что шутку любят все. И подобревшие работорговцы сказали: “А ведь, пожалуй, их и в самом деле не мешает покормить!” И потянулись к невольникам руки с ломтями хлеба, с сушеной рыбой, гроздьями винограда и даже бурдюки с водой. Утолив слегка голод и жажду, повеселевшие рабы со всех сторон благодарили сидящего Диогена улыбками. Тогда его хозяин, снисходя к такому необычному рабу, спросил:

- А что ты умеешь делать, старик?

- Я? - переспросил Диоген, отправляя в рот остатки поданных ему оливок. - Властвовать людьми! Торговец захохотал:

- Ты, конечно, шутишь?

- Нисколько.

- Да кто же купит раба, который корчит из себя господина?

- Как раз такого-то купят всех быстрей, - ответил Диоген. - Ведь обычный раб не в диковинку. Впрочем, ты можешь сам в этом убедиться, стоит только тебе объявить обо мне.

- Нет уж! Если хочешь, сам о себе объявляй. А я погляжу, что из этого выйдет!

Диоген поднялся и громко закричал, покачиваясь из стороны в сторону:

- Граждане! Кто хочет купить себе хозяина?! Кто хочет купить хозяина, спешите сюда!

Все вокруг потешались, но тут к Диогену приблизился какой-то пожилой человек в голубом хитоне и, смеясь, спросил:

- Уж не ты ли и есть хозяин, продающий себя?

- Представь себе, это я! - гордо ответил Диоген.

- А я, - вмешался здесь работорговец, - хозяин этого “хозяина”! Беру за него три мины!

Покупатель в сомнении покачал головой, собираясь отойти, но Диоген задержал его:

- Это совсем недорого, клянусь богами! Ведь три мины - стоимость рабочей лошади, а я умом скакун!

И, улыбнувшись, покупатель сказал:

- Прекрасно! И куда же скачет твой ум?

- В просторы философии, милейший!

- Ты изучаешь явления космоса?

- Диалектика мертвой материи меня не занимает. Диалектика души - вот предмет моих занятий!

- Что ж, в таком случае ты сгодишься моим сыновьям как воспитатель. Согласен?

- Согласен, - сказал Диоген, - но с одним условием... Вокруг рассмеялись, а хозяин Диогена насмешливо сказал:

- Этот тип еще смеет условия ставить!

- Да, ставлю условие, - упрямо кивнул Диоген.

- Какое? - спросил покупатель.

- Следовать за мной и делать только то, что я тебе скажу... И снова в толпе рассмеялись, а покупатель, желая намекнуть на пословицу, что яйца не учат курицу, насмешливо продекламировал:

- Вспять потекли источники рек!

- Ты прекрасно знаешь Еврипида, господин хороший, - угадав, чей это стих, сказал Диоген. - Но позволь тебя спросить, если ты нанял, к примеру, врача, а он предупредил тебя, что нужно следовать его советам, ведь ты не стал бы упрекать его изречениями Еврипида? И, пристально вглядевшись в Диогена, покупатель сказал:

- Я беру этого человека! - И, отсчитав положенную сумму торговцу, добавил: - А вот тебе еще одна мина к запрошенным! Когда работорговец ушел, Диоген спросил нового хозяина:

- На какую кличку ты отзываешься?

- Я торговец Ксениад...

- А моя кличка - Собака. Не удивляйся, это мое прозвище, а звать меня Диоген, что значит богорожденный! - И он с шутливым величием поднял вверх палец. - Так куда мы отправляемся?

- Ко мне домой, в Коринф.

Прекрасно! - одобрил Диоген. - Я всю Элладу обошел, а быть в знаменитом Коринфе мне до сих пор не довелось”.

В Коринфе он не нанял себе жилья и не поселился ни у кого из гостеприимцев, а стал жить под открытым небом;

изрядно потрескавшаяся от времени бочка (а точнее: большая глиняная амфора для хранения жидкостей и зерна - по-гречески “пифос”) служила ему убежищем и пристанищем;

был совершенно лыс, хотя и носил длинную бороду, дабы, по якобы его словам, не изменять вида, данного ему природой;

был сутул до сгорбленности, из-за этого его взгляд всегда был исподлобья;

ходил, опираясь на палку, в верхней части которой был сук, куда Диоген вешал свою котомку странника;

ко всем он относился с язвительным презрением;

без стеснения занимался у всех на глазах мастурбацией и мочился, как собака;

его собственноручные сочинения: “О любви”; “Государство” (“Политая”); “Эдип”; “Фиест”. (Трагедия);

Александр Македонский, беседуя с 70-летним Диогеном в Коринфе, в пригородной кипарисовой роще Кранеоне, сказал, что он, Александр, великий царь. Диоген довольно беззастенчиво, если не прямо нахально, ответил ему: “А я - собака Диоген”.

- Ищу человека, а не негодяя.

/Такой ответ Диоген дал, когда его, озабоченно что-то разыскивающего днем с зажженным фонарем, спросили о том, что он делает./

Александр Македонский о Диогене:

- Если бы я не был царем, я хотел бы быть Диогеном.

Антон Павлович Чехов о Диогене:

- Свободное и глубокое мышление, которое стремится к уразумению жизни, и полное презрение к глупой суете мира - вот, блага, которых никогда не знал человек. И вы можете обладать ими, хотя бы вы жили за тремя решетками. Диоген жил в бочке однако же был счастливее всех царей земных.

Однажды Диоген держал речь на городской площади. Много народа слушало его слова с большим удовольствием. Как вдруг он оборвал свою речь, сел на землю и на глазах у всех испражнился. Все сразу же отшатнулись от него, называя кто полоумным, а кто бесстыдником.

Однажды некий “прыгун” сказал Диогену:

- Как жаль, Диоген, что ты, с такой закалкой, никогда не участвовал в Олимпийских состязаниях. Наверняка ты был бы первым!

- Зато я участвую в состязаниях более важных, чем Олимпийские.

- В каких же это? - не понял “прыгун”.

И, укоризненно качнув головой, сказал Диоген:

Вы же знаете: я состязаюсь в борьбе с пороками.