72110-1 (Двенадцать стульев из Зойкиной квартиры), страница 2

Содержимое саквояжа и чемодана идентично. Кроме упомянутой милицейской фуражки и афиши мага Остап возил с собой четыре колоды карт с одинаковой рубашкой, пачку документов с круглыми сиреневыми печатями, благотворительные открытки и эмалевые нагрудные знаки (2, 71 - 72).

У Аметистова в чемодане шесть колод карт, портреты вождей (28), "документов полный карман" (30), он появляется "с медальоном (очевидно, с эмалевым нагрудным значком в форме медали с "портретом") на груди (25).

Является ли белый докторский халат и стетоскоп, хранящиеся в саквояже Бендера кивком в сторону "лекаря с отличием" М. А Булгакова, "изучающего души своих пациентов" (1, 72) и по воспоминаниям современника бывшего обладателем такого же докторского чемоданчика, пусть читатель решает сам. Я склонен считать именно так, поскольку в романе есть и другие отсылки к обстоятельствам биографии автора "Зойкиной квартиры" и его произведениям двадцатых годов.

Очень похожи манеры речи Остапа и Аметистова. Оба говорят на странной смеси макаронического русского, характерного для людей "света" дореволюционной России и советского канцелярита. Аметистов чуть ли не в каждую реплику вставляет французское выражение, гораздо реже немецкое и не употребляет английских слов. Точно так и Остап никогда ни слова не говорит по-английски, изредка употребляет немецкие слова, но достаточно силён во французском, чтобы поучать Балаганова:

- Слушайте, Шура, если уж вы окончательно перешли на французский язык, то называйте меня не мосье, ситуайен, что значит - гражданин (2, 32).

Остап даже более образован, чем его партнёр, он позволяет себе критиковать Воробьянинова:

- Ну и произношение у вас, Киса! Впрочем, что от нищего требовать! Конечно, нищий в Европейской России говорит хуже, чем Мильеран (1, 337).

Аметистов, в отличие от утончённо светского Обольянинова, говорит по-французски неважно и удостаивается вполне справедливого упрёка Зои:

З о я. Слушай гениальный Аметистов, об одном тебя прошу, не говори ты по-французски. По крайней мере, при Алле не говори. Ведь она на тебя глаза таращит.

А м е т и с т о в. Что это значит? Я плохо, может быть, говорю?

З о я. Ты не плохо говоришь... ты кошмарно говоришь (47).

Во втором письме к французской переводчице Булгаков уточняет: "Любит щеголять французскими фразами (у Вас - английскими), причём произносит по-французски или по-английски чудовищно" 7 .

Из советского новояза Бендер и Аметистов выбирают одинаковые штампы:

А м е т и с т о в. Ему! Прямо в глаза. Я старый боевик, мне нечего терять, кроме цепей. Я одно время на Кавказе громадную роль играл. И говорю, нет, говорю, Михаил Иванович, это не дело. Уклонились мы - раз. Утратили чистоту линии - два. Потеряли заветы... Я, говорит, так, говорит, так я тебя, говорит, в двадцать четыре часа, говорит, поверну лицом к деревне (33).

Обращаясь к Козлевичу, Остап говорит: "А в Арбатове вам терять нечего, кроме запасных цепей. Чернильница "Лицом к деревне" стояла не только на столе управляющего конторой "Рога и копыта" (2, 173), но и у Каина Александровича Доброгласова, начальника Отдела благоустройства Пищ-Ка-Ха города Пищеслава из опубликованной летом 1928 года повести Ильфа и Петрова "Светлая личность" (1, 403). Аметистов шутит, что рукопожатия отменяются (60), и в конторе Бендера "висели обыкновенные учережденческие плакаты насчёт часов приёма и вредности рукопожатий" (2, 171).

Оба героя на голубом глазу декларируют свою законопослушность:

А м т е т и с т о в. Закон-с. А закон для меня свят. Ничего не могу (36).

И великий комбинатор говорит о себе в третьем лице так: "Заметьте себе, Остап Бендер никого не убивал. Его убивали - это было. Но сам он чист перед законом. Я, конечно, не херувим. У меня нет крыльев, но я чту Уголовный кодекс (2, 30). "

Представление об идеальном будущем у Аметистова и Бендера совпадает до мелочей. Цель, к которой они так стремятся - город на берегу далёкого тёплого моря и белые брюки:

А м е т и с т о в. Ах, Ницца, Ницца, когда же я тебя увижу? Лазурное море, и я на берегу его в белых брюках! (47)

Мотив белых штанов как символа беспечной, лёгкой, счастливой жизни появляется уже в "Двенадцати стульях" (1, 333). В самом начале "Золотого телёнка" идея сформулирована окончательно:

"... у обширной бухты Атлантического океана... Мулаты, бухта, экспорт кофе, так сказать, кофейный демпинг, чарльстон под названием "У моей девочки есть одна маленькая штучка" и... о чём говорить! Вы сами видите, что происходит. Полтора миллиона человек, и все поголовно в белых штанах. Я хочу отсюда уехать" (2, 30).

В третьей картине первого акта Обольянинов сетует:

"Сегодня ко мне в комнату является какой-то длинный бездельник в высоких сапогах, с сильным запахом спирта, и говорит: "Вы бывший граф... Я говорю - простите... Что это значит "бывший граф"? Куда я делся, интересно знать? Вот же я стою перед вами (22). "

Эхом этих сетований выглядит не только "бывший горский князь, а ныне трудящийся Востока гражданин Гигиенишвили" (2, 149), но целый рассказ "Граф Средиземский", представляющий собой, по-видимому, неиспользованную заготовку к "Золотому телёнку" и при жизни авторов не публиковавшийсяся. Жалкий старик, умирающий "в антисанитарных условиях" (читатель не пропустит, надеюсь, перекличку с бессмертным монологом безымянного автора в исполнении Аркадия Исааковича Райкина), оскорблён карикатурой со стихотворной подписью, заканчивающейся строками:

И далее: "Предки Средиземского всевозможные оскорбления смывали обычно кровью (2, 442 - 443)". Средиземский как и Обольянинов удручён невозможностью дуэли. Эпизод со Средиземским в окончательный текст "Телёнка" не был включён. Авторы, видимо, почувствовали, что мало смешного в смерти одинокого старого человека, выброшенного из жизни и абсолютно бесправного. Но в другом вставном эпизоде вкус им изменил, и тогда они позволили себе превратить сцену гибели Якова Григорьевича Фельдмана из "Белой гвардии", зарубленного сотником Галаньбой 8 в развесёлый "Рассказ Остапа Бендера о Вечном Жиде", заканчивающийся почти слово в слово, как эпизод с Фельдманом:

- Молчи, жидовская морда! - радостно закричал чубатый атаман.

- Рубай его, хлопцы-молодцы!

И вечного странника не стало (2, 308 - 309).

В этой вставной новелле опять упомянуты ни к селу, ни к городу пальмы, Рио-де-Жанейро и, разумеется, белые штаны. Через семьдесят пять лет трудно представить, как подобная история могла казаться смешной. Внимательный сегодняшний читатель найдёт и ещё немало страниц в романах Ильфа и Петрова, на которых время радикально переставило акценты.

Можно указать и на другие отзвуки произведений Булгакова или фактов его биографии у Ильфа и Петрова. Так, филиппике Филиппа Филипповича (прошу прощения за невольный каламбур) об украденных 13 апреля 1917 года с парадной лестницы дома Калабухова калошах, пальто, трёх палках и самоваре швейцара 9 в "Двенадцати стульях" соответствует многословный пассаж о краже мокрого белья с чердаков и закипающего самовара со двора (1, 99). Во вставной новелле о гусаре-схимнике графе Алексее Буланове упомянута княгиня Белорусско-Балтийская (1, 123 - 124). И вот что по этому поводу пишет Валентин Петрович Катаев, хорошо знавший Булгакова по совместной работе в редакции "Гудка":

"Впоследствии, когда синеглазый прославился и на некоторое время разбогател, наши предположения насчёт его провинциализма подтвердились: он надел галстук бабочкой, цветной жилет, ботинки на пуговицах, с прюнелевым верхом, и даже, что показалось совершенно невероятным, в один прекрасный день вставил в глаз монокль, развёлся со старой женой, изменил круг знакомых и женился на некой Белосельской-Белозерской, прозванной ядовитыми авторами "Двенадцати стульев "княгиней Блорусско-Балтийской" 10 . И через сорок лет после смерти Булгакова ревнивая зависть к нему не изгладилась в великолепной памяти восьмидесятитрёхлетнего писателя, разменявшего свой недюжинный талант на благополучие. В 1929 году его младший брат и Ильф под псевдонимом Дон Бузильо опубликовали в журнале "Чудак" фельетон "Великий лагерь драматургов". Приведём из него выдержки пообширнее, чтобы читатель смог определить, какие эмоции движут авторами:

"На путь драматурга его толкают тяжёлые удары судьбы.

После длительного разговора с женой гражданин убеждается, что жить на жалованье трудновато. А тут ещё надо внести большой пай в жилстроительную кооперацию.

- Не красть же, чёрт возьми!

И гражданин, прослышавший от знакомых, что за пьесы много платят, не теряет ни минуты и в два вечера сочиняет пятиактную пьесу...

Заломив шляпу и весело посвистывая, первичный вид драматурга спускается вниз по Тверской, сворачивает в проезд Художественного театра и в ужасе останавливается...

Драматурги второго рода перелицовывают литературные пиджаки, надеясь, что они станут как новые.

В пьесы переделываются романы, повести, фельетоны и даже газетные объявления.

Как всегда, карманчик перелицованного пиджака с левой стороны перекочёвывает на правую. Все смущены, но стараются этого не замечать, и притворяются, будто пиджак совсем новый...

Третий, самый законченный вид драматурга - драматург признанный. В его квартире висят театральные афиши, и пахнет супом. Это запах лавровых венков (2, 472 - 473)".

Ну и как после таких перлов не изменить круг знакомых?

Приведенные выше многочисленные совпадения исключают, как кажется, их случайность. Если принять, что каждое из отмеченных совпадений независимо от остальных, а вероятность каждого (заведомо завышенная) составляет одну вторую, то вероятность их одновременного появления в дилогии лежит между одной миллионной и одной десятимиллионной. Всех русских романов во много тысяч раз меньше, чем нужно для случайного появления такой последовательности совпадений. В то же время установить причины возникновения каждого из этих совпадений через полвека после смерти всех трёх авторов вряд ли возможно.

Да и нужно ли вообще такое буквоедское, пристальное чтение? Не знаю. Мне-то было интересно отыскать в читанных-перечитанных и растасканных на цитаты романах вкрапления из иного текста иного автора. Очень хотелось бы надеяться, что найдутся и те, кому будет интересно прочитать эти заметки, совершенно не претендующие на то, чтобы изменить общепринятое и мною искренне разделяемое мнение о пьесе и романах, как о "первоклассных произведениях" 11 .

Но довольно о сходстве. Сказано ведь:

"Художник видит именно разницу. Сходство видит профан".

Ну что ж, несколько слов о различии, хотя это тема для другой работы. Булгаков - замечательный писатель, а Ильф и Петров - замечательные советские писатели. Принципиальное отличие, для подтверждения которого прошу у утомлённого цитированием читателя разрешения на последнюю цитату:

"Литературная работа, сочинительство - вещь необычайно сложная, в ней есть тысяча тонкостей. Когда же работа окончена, к ней, как мы только что видели, подходят с топором. Конечно, этот самый сложный литературный труд может быть целиком отвергнут, как враждебный политически, и тогда, конечно, можно пустить в дело и топор. Но в отношении произведений советских, которые не могут быть отвергнуты в целом по политическим соображениям, топор не есть орудие критики и воспитания (3, 413)".

Всего четыре фразы. Две первые могли бы принадлежать и Булгакову, но две последние - никогда!

В отличие от своих малодушных современников, имя им легион, Михаил Афанасьевич Булгаков в высшей степени обладал качеством, которое Юрий Павлович Казаков назвал "мужеством писателя". И нет у него причин, сколько бы времени ни прошло, стыдиться любой из своих страниц, начиная от первых пророческих о "Грядущих перспективах" до последней, на которой по блестящей лунной дорожке уходит навсегда от своего автора, навсегда остающийся с восхищённым читателем, жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат.

Список литературы

1 Булгаков М. А. Собрание сочинений: В 8 т. - СПб.: Азбука-классика, 2002 (далее Б2002). Т. 8, с. 458.

2 Ильф И. А., Петров Е. П. Собрание сочинений: В 5 т. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1961 (далее все ссылки на произведения Ильфа и Петрова приводятся по этому изданию в тексте с указанием курсивом номера тома и страницы). Т. 1, с. 67.

3 Б2002. Т. 7, с. 31 (далее все ссылки на пьесу "Зойкина квартира" приводятся в тексте по этому изданию с указанием только номера страницы).

4 Б2002. Т. 3, с. 234 - 235.

5 Б2002. Т. 3, с. 233.

6 Воспоминания о Михаиле Булгакове. Предисл. В. Я. Лакшина. Послесл. М. О. Чудаковой. Сост. Е. С. Булгаковой и С. А. Ляндреса. - М.: Советский писатель, 1988, с. 357.

7 Б2002. Т. 8, с. 460.

8 Б2002. Т. 2, с. 206 - 207.

9 Б2002. Т. 3, с. 249 - 250.

10 Катаев В. П. Алмазный мой венец: Повести. - М.: Советский писатель, 1981, с. 66.

11 Набоков о Набокове и прочем: Интервью, рецензии, эссе / Сост., предисл., коммент., Н. Г. Мельникова. - М.: Издательство Независимая газета, 2002, с. 205.

Для подготовки данной работы были использованы материалы с сайта http://www.litera.ru