Литература русского зарубежья первой половины XX века

(По произведениям В. В. Набокова)

реферат

ученика 11 класса А

гимназии № 77

Белана Алексея Владимировича

Набережные Челны, 2002г.

Содержание

Вступление

О Набокове написаны тысячи страниц: сотни литературных портных попытались раскроить по своим лекалам тонкую скользящую набоковскую ткань. Он - видный русский и американский прозаик, поэт, переводчик и ученый-литературовед и энтомолог, более известный произведениями других жанров; один из классиков русской эмигрантской и американской литератур XX века, редкий случай двуязычного писателя, одинаково блестяще писавшего и по-русски, и по-английски.

Для России судьбу Набокова можно сравнить с редкой бабочкой, которая случайно попала в руки баловнице Судьбе: была поймана и засушена меж страниц толстой энциклопедии. И лишь спустя много лет нам повезло случайно наткнуться на этот удивительный экземпляр, аналогов которого просто нет.

И вот мы рассматриваем, сравниваем, изучаем. И ловим себя на мысли, что слишком много прошло времени. Мы утратили навыки обращения с такими бабочками. Мы плохо понимаем их строение. И, к тому же, далеко не все хотят разобраться, гораздо легче отвернуться, забыть, будто никогда ничего подобного и не было. Но азарт первооткрывателя пьянит истинных любителей и заставляет погружаться все дальше и дальше в творчество писателя. Нам уже мало просто увидеть, нам хочется понять. Но тут-то мы и натыкаемся на прозрачную стену, которой окружил себя Набоков. Он как бы играет с нами, машет нам оттуда, подбадривая, но остается все же неуловим. И мы начинаем удивляться, как это вообще можно было поймать такую бабочку. Но «пусть критики расходятся во мнениях, - художник остается верен себе».

«Писатель (по определению самого Набокова) – это человек, волнующийся по пустякам». Очевидно поэтому он не желал выражать в своих книгах чьих-либо политических убеждений и отражать «текущий момент общественной жизни». Лишь однажды в 1939 году вместе с другими выдающимися людьми (Бунин, Бердяев, Рахманинов и другие) он подписал протест против вторжения Советских войск в Финляндию. В дальнейшем о своем отношении к политике Набоков говорил так: «Мои политические взгляды остаются строгими и неизменными, как старая серая скала. Они классически, почти до банальности. Свобода слова, свобода искусства. Социальный или экономический строй идеального государства меня интересует мало. Желания мои весьма скромные. Портреты главы государства не должны размером превышать почтовую марку. Никаких пыток, никаких казней». Можно считать, что Набоков окончательно перешел на сторону Искусства. Настоящее Искусство отражает у Набокова не жизнь, а наскоки жизни на искусство.

Никогда Набоков не скрывал, что пишет только для себя; только для того, чтобы избавиться от идеи романа, он переносил ее на бумагу. У писателя и в мыслях не было что-то объяснять, кого-то учить и, тем более, кого-то обличать. Всем своим творчеством Набоков как бы говорил, что «в сущности Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь».
После написания «Лолиты» Набокову пришлось пережить бурный поток нападок и обвинений в распущенности сюжета. Обвиняли его и в том, что ради обеспечения материального благополучия он создал конъюнктурное и низкопробное произведение. Но время подтвердило истину: «Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все». В хоре недоброжелателей нашлись и такие, кто утверждал, что Набоков раньше порочил Россию, а с выходом «Лолиты» очернил и Америку. Этим людям можно было бы посоветовать перечесть «Портрет Дориана Грея» (Не приписывайте художнику нездоровых тенденций: ему дозволено изображать все). Но сам Набоков нанес более четкий и разящий выпад: «Искусство писателя – вот его паспорт».

Вернемся же к бабочке, с которой мы начинали. Под лучами солнца и наших горящих глаз бабочка Набокова вдруг оживает прямо в руках. Затрепетали крылья, задрожали усики, и вот она уже над нами. Теперь мы все можем видеть Набокова, читать его книги, пьесы, стихи. И никто больше не смеет скрыть его от нас (кроме нас самих). Никто не сможет его больше засушить и спрятать. И, дай Бог, чтобы его книги стали нашими постоянными и верными спутниками.

Биография

Владимир Владимирович Набоков родился в Санкт-Петербурге 10 (22) апреля 1899 года - в один день с Шекспиром и через 100 лет после Пушкина, как он любил подчеркивать, на Большой Морской улице, 47, в семье аристократов Елены Рукавишниковой и Владимира Дмитриевича Набокова.

Дед писателя был министром юстиции при Александре III, а отец, известный юрист, - один из лидеров (наряду с Павлом Николаевичем Милюковым) Конституционно-демократической (кадетской) партии, член Государственной Думы.

Набоков-старший в быту был англоманом, Владимира в семье называли на английский манер – «Лоди» и английскому языку обучили прежде русского.

В 1900 родился Сергей, первый брат Владимира (Сергей умрет в концентрационном лагере Nazi в 1945 году.), а через год мать Набокова отвезла своих детей в По, во Францию, в дом ее брата Василия, известного как Дядя Рука. В 1916 Дядя Рука завещает Владимиру огромное богатство, которое последний никогда не увидит.

В 1903 - родилась первая сестра Набокова, Ольга, а через три года – вторая, Елена. В «Speak, Memory» Набоков отмечает, что самые ранние его воспоминания относятся к 1903 году. Детство Владимир Набоков провел в имении Выра, в 60 верстах от Санкт-Петербурга, на берегу реки Оредеж, правого притока Луги. Мальчик вырастал в атмосфере духовного либерализма, избытка материальных и духовных ценностей.

В 1908 - отец Набокова, член первой Думы, был заключен в тюрьму на 90 дней после подписания политического манифеста.

В 1911 году Владимира отдали в одно из самых дорогих учебных заведений России - Тенишевское училище, хотя оно и славилось сословным либерализмом.

Сразу же после октябрьского переворота, в ноябре 1917 года, Набоков-старший отправил семью в Крым, а сам остался в столице, надеясь, что еще можно предотвратить большевистскую диктатуру. Вскоре он присоединился к семье и вошел в Крымское краевое правительство как министр юстиции.

Набоковы через Турцию, Грецию и Францию добрались до Англии. В том же 1919 году Владимир стал студентом Кембриджского университета, вначале специализируясь по энтомологии, затем сменив ее на словесность. В 1922-м он с отличием его закончил.

После окончания университета Владимир Набоков переехал в Берлин, где его отец основал эмигрантскую газету «Руль». В то время в немецкой столице сосредоточилась литературная и интеллектуальная эмиграция из России, русские заселили целые кварталы.

Переводчик статей для газет, составитель шахматных задач и шарад, преподаватель тенниса, французского и английского языков, актер, сочинитель маленьких скетчей и пьес, голкипер в футбольной команде - этим на первых порах в Берлине Владимир зарабатывал на жизнь. В 1922 году на одном из эмигрантских собраний был убит его отец, заслонивший собой П.Н. Милюкова от выстрела монархиста (по другим версиям - фашиста). Это поколебало религиозное чувство Владимира Набокова, а в дальнейшем он демонстративно подчеркивал свой атеизм, хотя многие страницы его прозы противоречат этому.

В Берлине Набоков прожил до 1937 года, затем, опасаясь преследований фашистских властей, переехал в Париж, а в 1940 году эмигрировал в Америку. За европейский период написаны почти все лучшие его книги, подписанные псевдонимом Сирин. В 1923 году вышли два сборника стихотворений – «Горний путь» и «Гроздь» (оба посвящены памяти отца). Как прозаик он начал с рассказов, первый роман «Машенька» был написан в 1926 году. Далее выходят романы «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1929), «Возвращение Чорба», «Соглядатай» (оба - 1930), «Подвиг» (1932), «Камера обскура» (1933), «Отчаяние» (1936), «Приглашение на казнь» (1938), «Дар» (1937-1938), «Solus Rex» («Одинокий король»; 1940).

П оселившись в Соединенных Штатах, Владимир Набоков перешел, как писатель, на английский язык. Несмотря на мучительность этого перехода, в чем он неоднократно признавался, Америку он воспринял как землю обетованную. Много лет спустя в интервью 1969 года Набоков объяснится ей в любви: "Америка - единственная страна, где я чувствую себя интеллектуально и эмоционально дома". За двадцать лет жизни там написаны романы «Истинная жизнь Себастьяна Найта» (1941), «Другие берега» (1951 - на английском; 1954 - переведен на русский), «Пнин» (1957).

Роман «Лолита» (1955), написанный там же, - о двенадцатилетней американской «нимфетке», ставшей «смертоносным демоном» для сорокалетнего Гумберта, - принес ему мировую славу, а также деньги.

В 1960 году Владимир Набоков возвращается в Европу и поселяется в Швейцарии, выбрав курортное местечко Монтрё, еще в студенческие годы поразившее его «совершенно русским запахом здешней еловой глуши».

Выходят его романы «Бледный огонь» (1962), «Ада» (1969). Затем появляются романы «Просвечивающие предметы» (1972) и «Взгляни на арлекинов!» (1974).

Перу Набокова принадлежат четырехтомный перевод на английский язык пушкинского «Евгения Онегина» и комментарии к нему, а также книга «Николай Гоголь», изданная в 1944 году в США на английском языке.

В конце жизни Набоков говорил: «Я никогда не вернусь в Россию... Не думаю, чтоб там знали мои произведения...» С этим заблуждением он и ушел из жизни в 1977 году. Похоронен на швейцарском кладбище Клэренс в Монтрё.

Лирика

«Стихи» — так просто назвал юный Набоков свой первый поэтический сборник 1916 года. Так будет назван и первый сборник поэта Годунова-Чердынцева, очередного «альтер эго» его создателя из романа «Дар»: «Перед нами небольшая книжка, озаглавленная «Стихи» (простая фрачная ливрея, ставшая за последние годы такой же о6язательной, как недавние галуны, — от «лунных ночей» до символической латыни)...» Этими словами открывается воображаемая героем романа рецензия на его стихи. Возможно, не следовало писать и этих строк, и давать вторую жизнь сборнику стихов, из которого сам Набоков никогда впоследствии не печатал. Но может быть именно для того, чтобы до конца постичь путь набоковского дара, следует заглянуть в его начало, переиздав книжку, ставшую библиографической редкостью. Сборник был издан за собственный счет автора, на деньги, доставшиеся ему от умершего в тот год дядюшки Рукавишникова. Когда И.В.Гессен, друг семьи Набоковых, высказал сомнение относительно необходимости этого издания, отец Набокова заметил, что у сына свое состояние. Тому же  Гессену Набоков-отец заметил, что «Володя пишет стихи, и недурные». Он даже послал книжку сына Корнею Чуковскому, который прислал вежливый отзыв, но, как бы по забывчивости, приложил разносный черновик.

  Спустя десятилетия, описав в «Других берегах» историю создания сборника, Набоков оговаривается: «Спешу добавить, что первая эта моя книжечка стихов была исключительно плохая, и никогда бы не следовало ее издавать. Ее по заслугам немедленно растерзали те немногие рецензенты, которые ее заметили». Первым из них был Владимир Васильевич Гиппиус, поэт, прозаик, критик и педагог. Он преподавал в Тенишевском училище, где среди его учеников оказались Осип Мандельштам и Владимир Набоков. Сюжет с «растерзанием» так преподнесен его жертвой: «В.В.Гиппиус, писавший (под псевдонимом Бестужев) стихи, мне тогда казавшиеся гениальными (да и теперь по спине проходит трепет от некоторых запомнившихся строк в его удивительной поэме о сыне), принес как-то экземпляр моего сборничка в класс и подробно его разнес при всеобщем, или почти всеобщем, смехе. Был он большой хищник, этот рыжебородый огненный господин...» Каким он был преподавателем, замечательно описал Мандельштам, посвятив ему в «Шуме времени» отдельную главу «В не по чину барственной шубе». По словам его ученика, «В.В.Гиппиус, учитель словесности, преподававший детям вместо литературы гораздо более интересную науку — литературную злость», науку, усвоенную вполне двумя его гениальными питомцами. 

Если ядовитый Владимир Гиппиус по долгу наставника подвергнул первые опыты своего ученика пусть и разгромному, но разбору, то его, по определению Набокова, «значительно более знаменитая, но менее талантливая кузина Зинаида», встретившись с отцом будущего писателя В.Д.Набоковым, сказала ему: «Пожалуйста, передайте вашему сыну, что он никогда писателем не будет». Приведя этот отзыв, Набоков замечает, что «своего пророчества она потом лет тридцать не могла мне забыть», то есть до самой своей смерти в 1945 году. Представляется отнюдь не случайным совпадением то, что из уст другой Зинаиды герой романа «Дар» поэт Годунов-Чердынцев услышит слова иного пророчества: «Я думаю, ты будешь таким писателем, какого еще не было, и Россия будет прямо изнывать по тебе, — когда слишком поздно спохватится...» Если отнести эти слова к их автору, то они действительно оказались пророческими — спустя шестьдесят лет после того, как они были написаны, Набоков-писатель триумфально вернулся в Россию.

  Войдя в русскую литературу на излете серебряного века, Набоков показал себя в стихах приверженцем классической традиции, заслужив у критиков прозвище «поэтического старовера». Сборник стихотворений 1916 года весь настоен на его первой любви к Валентине Шульгиной, прототипу Машеньки в одноименном романе и Тамары в «Других берегах». «Я впервые увидел Тамару — выбираю ей псевдоним, окрашенный в цветочные тона ее настоящего имени, — вспоминает Набоков, — когда ей было пятнадцать, а мне шестнадцать». Это случилось в Рождествено под Петербургом летом 1915 года. Вглядимся внимательно в черты Валентины и вспомним описание внешности Тамары: «Сквозь тщательно протертые стекла времени ее красота все так же близко и жарко горит, как горела бывало. Она была небольшого роста, с легкой склонностью к полноте, что, благодаря гибкости стана да тонким щиколоткам, не только не нарушало, но, напротив, подчеркивало ее живость и грацию. Примесью татарской или черкесской крови объяснялся, вероятно, особый разрез ее веселых черных глаз и рдяная смуглота щек. Ее профиль на свет был обрисован тем драгоценным пушком, которым подернуты плоды фруктовых деревьев миндальной группы. Ее очаровательная шея была всегда обнажена, даже зимой...» Герой же романа «Машенька» Алферов доверительно говорит Ганину: «Моя жена — прелесть. Брюнетка, знаете, глаза этакие живые...» Стихотворение «Весна», открывающее первый набоковский сборник, заканчивается стихом — «Какие у тебя красивые глаза!» В целом же сборник представляет собою один любовный цикл, состоящий из шестидесяти восьми стихотворений, которым предпосланы два эпиграфа: