ref-14920 (Культура речи и эффективность общения)

Оглавление:

1. Общие определения понятий "культура речи" и ”эффективность общения”.

1. Нормативный компонент культуры речи.

1. Коммуникативный компонент культуры речи

1. Этический компонент культуры речи.

1 Общие определения понятий "культура речи" и ”эффективность общения”.

В основу теории культуры речи как особой лингвистической дис­циплины предлагается положить следующее определение этой дисциплины. Культура речи - это такой набор и такая орга­низация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позво­ляют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных ком­муникативных задач.

Попытаемся доказать необходимость каждого из составляющих этого определения. Всего их пять, в том числе три компонента куль­туры речи: 1) нормативный; 2) коммуникативный; 3) этический; а так­же: 4) выбор и организация языковых средств как необходимое условие достижения нормативности, этичности и хороших коммуникативных свойств речи; 5) эффективность общения как конечная цель культуры речи. Начнем с последних составляющих.

Культура речи начинается там, где язык предоставляет возмож­ность выбора и разной организации своих средств для наилучшего достижения поставленных целей общения. Выбор и организация языковых средств осуществляются на разных уровнях языковой сис­темы для всех компонентов культуры речи. Вопрос о норме возникает тогда, когда есть два и более претендента на нее: нормативное кило­метр или ненормативное килóметр, нормативное договор или менее нормативное дóговор и т.п.

Этический компонент, с одной стороны, регулирует в разных си­туациях общения выбор между, например, такими ритуальными спосо­бами выражения прощания, как До свидания, Всего хорошего, Ну, привет итп., и, с другой стороны, запрещает бранные слова для выражения, например, эмо­ций. Для достижения коммуникативного совершенства текста одина­ково важны и выбор, и организация языковых средств как в рамках предложения, так и в рамках текста. Выражающие одну мысль предложения-высказывания типа Начнутся дожди - пойдут грибки и При условии повышенной влажности можно ожидать активного роста грибов реализуются в текстах разной функциональной разновид­ности.

Вполне понятно, что системные фонетические, лексические и грамматические описания литературного языка вообще и современного русского литературного языка в частности также фиксируют литера­турную норму, но в отличие от исследований по культуре речи в них фиксируются и те нормы, - а их большое множество, - которые не связаны с выбором. Из этого не следует, что описания языковой сис­темы не дают сведений о вариантах, стоящих на границе или за границей литературного языка. Необходимо ясно представлять, что культура речи как научная дисциплина невозможна без опоры на нормативные словари и грамматики. Но, с другой стороны, из этого не следует и то, что культура речи — это не самостоятельная дисциплина, а "выжимка" из системных нормативных описаний языка. Во-первых, именно культура речи ведает кодификацией нормы, и поэтому связь нормативных системных описаний языка и культуры речи в ее нормативном компоненте двусторонняя. А во-вторых, и это главное, ни одно системное описание языка не ставит своей целью определить способы достижения максимальной эффективности об­щения.

Эффективность общения - это тот "конечный продукт", создание которого должна облегчить теория культуры речи при ее практическом применении. Под эффективностью общения мы понимаем оптимальный способ достижения поставленных коммуникативных целей. Коммуника­тивные цели общения теснейшим образом связаны с основными функ­циями языка. Хорошо известна система функций языка, разработанная P.O. Якобсоном. Выделяются референтная, эмотивная, магическая, фактическая, металингвистическая (оценка языковых средств), поэтическая функции. Уже этот простой перечень функций показывает, что цель общения - явление сложное и многоаспектное.

Особо должна быть выделена эстетическая функция языка, реали­зуемая в языке художественной литературы. Язык художественной литературы нецелесообразно делать объектом культуры речи, поскольку это область искусства со своими специфическими законами, которые резко отличаются от законов реализации других функций языка и ко­торые поэтому изучает особая лингвистическая дисциплина. Разные цели общения можно рассматривать как некоторую конкретизацию функций языка. Такая конкретизация для понимания культуры владе­ния языком является необходимой, поскольку для достижения разных целей языковые средства и их реализация могут быть весьма различны. Так, цель установления контакта между говорящими предполагает, прежде всего, сам факт обще­ния, и для ее достижения не очень важно, например, такое необхо­димое для научного текста качество, как непротиворечивость формули­ровок.

За эффективность общения отвечает в первую очередь комму­никативный компонент культуры речи, но это не означает, что норма­тивный и этический компоненты незначимы для эффективности обще­ния. Нарушение нормативности может привести просто к непониманию, если, например, вместо нормативного общеизвестного употребляется какое-нибудь малоизвестное диалектное или жаргонное слово, но чаще в этом случае эффективность снижается по иной, скорее прагматико-психологической, чем собственно лингвистической, причине: ненорма­тивное употребление выдает недостаточную образованность говоря­щего и побуждает слушающего соответственным образом относиться к сказанному. Яркий пример тому: авторитет многих депутатов российского парла­мента серьезно пострадал именно от того, что эти депутаты обнару­жили слабое владение нормами современного русского литературного языка. Аналогичным образом сказывается на эффек­тивности коммуникации и нарушение этических норм общения: неэтич­ное обращение к собеседнику, употребление так называемой нецен­зурной лексики и пр. может вообще прервать общение по причине, которая в быту формулируется так: "С этим хамом я вообще не хочу говорить".

Было бы неверным думать, что развиваемые здесь основы теории культуры речи создаются на пустом месте. Все три названных компо­нента культуры речи так или иначе исследовались, но эти исследо­вания, как уже отмечалось, осуществлялись порознь и для разных целей. Этический компонент культуры речи исследовался в другой области лингвистики - в описании языка для целей его преподавания как неродного. И это понятно, поскольку этика общения, этические запре­ты в разных языках различны и не могут автоматически переноситься с одного языка на другой. В русском языке, например, намного шире, чем и западноевропейских языках, распространено обращение на "вы".

Что же касается коммуникативного аспекта культуры речи, то вообще русские традиционные представления на этот счет находились вне лингвистики. Этот аспект общения, как говорилось, рассматривался и в риторике. Хорошо известно, что риторика - одно из завоеваний ан­тичной цивилизации. Античные риторики определялись обычно как вид искусства со строго определенной целью - искусства убеждать. Глав­ными частями античных риторик были: нахождение предмета, располо­жение материала, его словесное выражение.

Если оставаться на восходящем к античной культуре понимании риторики как ораторского искусства убеждать или более позднего понимания риторики как искусства не только устной, но и письменной речи с разной целевой направленностью, то для теории культуры речи, ориентированной на среднего носителя языка, такие риторики не могут автоматически войти в качестве необходимого компонента в культуру речи как научную дисциплину. Было бы нереальным ставить целью научить всех искусству слова, такое искусство - удел немногих. Но, с другой стороны, нет сомнения в том, что достижения риторических исследований для культуры речи полезны. В частности, хорошая теория культуры речи должна не только давать основу для стан­дартных рекомендаций по культуре речи, но и показывать, пусть и не для всех реализуемые, пути к овладению языком как искусством. Сле­дует, впрочем, отметить и другое: нередко в последнее время риторику понимают как нечто такое, чем в принципе могут владеть все, и тогда в терминологическом плане понятия "риторический" или "коммуни­кативный компонент культуры речи" мало чем отличаются друг от друга. Мы предпочитаем термин "коммуникативный компонент культу­ры речи" только потому, что не хотим "компрометировать" античное понимание риторики как искусства.

Задача создания культуры речи как особой лингвистической дис­циплины требует объединить все три компонента культуры речи в еди­ной, цельной теоретической концепции. Один из мотивов такого объединения уже назван: все три компонента работают на достижение одной цели - эффективности общения. Есть и другой мотив. О каком бы компоненте культуры речи ни говорилось, всегда имеется в виду норма, т.е. выбор и узаконение одного или более ва­риантов в качестве нормативного. Поэтому, несомненно, правильным было бы называть компоненты культуры речи не просто этическим и коммуникативным, а компонентами этической и коммуникативной нормы. И если мы этого не делаем, то только потому, что тогда нелепо бы звучало название "нормативная норма". Исходя из сказанного, культуру речи можно определить как дисциплину, изучающую лите­ратурную норму и кодифицирующую эту норму, что по отношению к нормативному компоненту практически всегда и дела­лось. Именно нормативность заставляет относиться к культуре речи как к единой дисциплине, а не простому конгломерату разных дис­циплин.

Как представляется, одним из наиболее слабых мест исследований по культуре речи является отсутствие специальной методики таких исследований, что, кстати сказать, мешает многим культуру речи считать научной дисциплиной. Пожалуй, можно назвать единственное исследование по культуре речи, в котором на основе строгих статистических методов определена частотность вариантов разных уровней языковой системы. В других случаях один из вариантов коди­фицируется как единственный или предпочтительный либо на основе и искового чутья исследователя, либо на основе мнения авторитетных носителей языка (ученые, деятели культуры).

Таким образом, если культура речи хочет существовать как особая лингвистическая дисциплина, необходима единая полная непротиворе­чивая теория этой дисциплины со своей достаточно строгой методикой. Рассмотрим несколько подробнее в плане создания такой теории компоненты культуры речи.

2 Нормативный компонент культуры речи.

С.И. Ожегов дал следующее определение языковой нормы: «Нор­ма - это совокупность наиболее пригодных для обслуживания общества средств языка, складывающихся как результат отбора языковых элементов из числа сосуществующих, наличествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов».

Попытаемся представить концепцию нормы на основе трех сле­дующих оппозиций: 1) консерватизм/динамичность; 2) безвариантность/ вариантность; 3) всеобщность/локальность.

Идеальной можно считать норму с левыми членами оппозиции: кон­сервативную, безвариантную и всеобщую. Консерватизм нормы обес­печивает "связь времен"; безвариантность и всеобщность полностью отвечают статусу литературного языка как многофункционального языка всей нации. Однако норма с названными параметрами является идеальной не только в значении 'очень хорошая', но и в значении 'труднодостижимая' или 'совсем недостижимая' в реальной языковой действительности. Рассмотрим подробнее названные оппозиции.

Оппозиции 1 и 2 находятся в тесном взаимодействии друг с другом. Язык постоянно развивается, и поэтому сохранить нормы неизменными просто невозможно. Хорошо известно по работе В.И. Чернышева и фундаментальным исследованиям, сколь сущест­венно изменились нормы современного русского языка от А.С. Пуш­кина до наших дней. Богатый опыт исследования динамики нормы пока­зывает, что для большинства норм существует три основных этапа:

а) старая норма активно сопротивляется проникновению новой нормы в литературный язык; новая норма в этом случае вообще не норма, она не кодифицируется и, следовательно, не допускается в литературный язык; например, старый орфоэпический словарь не признавал нор­мативным ударение дóговор, кодифицировался только договóр;

б) новая норма получает такое распространение, что не признать за ней статуса нормативной невозможно; если бы оставить ее за пределами литературного языка, то круг носителей литературного языка оказался бы слишком узким; за пределами этого круга оказались бы носители языка с весьма высоким общим образовательным уровнем, и литера­турный язык просто перестал бы быть языком нации; поэтому в этот период возникает вариантность нормы: обычно на первом этапе этого периода старая норма признается основной, а новая - допустимой. На последующих этапах возможно равноправие вариантов норм; в новом орфоэпическом словаре уже допускается дóговор; в) старая норма окончательно уходит из речевой практики.

Необходимость ввести в концепцию нормы оппозицию 3 диктуется следующими фактами. Во-первых, существует профессиональная лока­лизация какого-либо употребления языкового средства: в речи многих специалистов, в том числе и людей с высокой общей и языковой куль­турой, обычны отличные от общепринятых особенности - компáс у моряков, белок "оригинал чертежа на ватмане' у проектировщиков, причесать фонд 'расставить аккуратно книги в библиотеке' у библио­текарей и мн. др.

Во-вторых, существует территориальная локализация. В обиходной разговорной речи носителей вполне лите­ратурного языка нередко употребляются местные, часто имеющие диа­лектное происхождение, номинации. Так, Т.И. Ерофеева установила, что наряду с общепринятым наименованием хлеба прямоугольной фор­мы буханка в речи жителей Москвы и Санкт-Петербурга активно используется номинация кирпичик, а в речи пермских и челябинских информантов все формы хлеба, в том числе и прямоугольной, именуются словом булка, тогда как у москвичей и др. это слово обозначает только особый тип белого хлеба.

И профессиональная, и территориальная специфика, вероятно, име­ет право на существование в речи носителей литературного языка. Но при одном непременном условии: носитель языка должен знать общелитературный эквивалент. Если же носитель языка за пределами своей профессии или территории использует специфические средства, то он ставит себя как бы на периферию носителей литературного языка.

Особенно остро стоит вопрос об оценке иностранных заимствований в русском языке. Этот вопрос обычно имеет политико-идеологическую окраску. С одной стороны, вполне разумное требование сохранить русскую национальную самобытность ведет к крайне ненаучному призыву искоренить уже имеющуюся "иностранщину" в русском языке и не допускать новой. С другой стороны, также вполне разумное требование не отгораживаться от мировой цивилизации ведет к крайне неоднородному потоку иностранных лексических заимствоний, который резко возрос и потерял управляемость в 80-90-е годы.

3 Коммуникативный компонент культуры речи

Коммуникативный компонент культуры речи несет основную на­грузку в наиболее эффективном достижении поставленных целей об­щения. Г.О. Винокур еще в 1929 г. писал: "Для каждой цели свои средства, таков должен быть лозунг лингвистически культурного обще­ства". Однако в русской лингвистике XX в. этому важ­нейшему компоненту культуры речи, как уже говорилось, не уделялось должного внимания.

Одна из первых попыток лингвистического теоретического осмыс­ления коммуникативного компонента принадлежит чешским лингвис­там. В тезисах Пражского лингвистического кружка утверждается сле­дующее: "Под культурой языка понимается четко выраженная тенден­ция к развитию в литературном языке качеств, требуемых его специальными функциями" А. Едличка обосновывает необходимость выделения трех типов норм: формационных, коммуникативных и стилистических. Формационная норма - это то, что у нас названо нормативным компонентом, стилис­тическая норма понимается А. Едличкой в целом традиционно. Комму­никативная норма определяется так: "Для коммуникативной нормы... определяющим является отношение к процессу коммуникации. Она манифестируется не только языковыми элементами, но и компонентами неязыковыми. Она обусловлена ситуативными факторами и обстоятельствами. Ее отношение к формационной норме определяется тем, что одним из проявлений коммуникативной нормы служит способ дистрибуции языковых формаций в ситуативно-коммуникативных сферах. В отличие от лите­ратурных формационных норм коммуникативные нормы не являются кодифицированными". Большую роль коммуни­кативного, компонента в процессе общения подчеркнул К. Гаузенблас. "Нет ничего парадоксального в том, - писал он, - что один способен говорить на ту же самую тему нелитературным языком и выглядеть более культурным, чем иной говорящий на литературном языке" Однако, как справедливо подчеркивает А. Едличка, в чешской, да и в мировой лингвистике "изучение коммуникативных норм пока еще остается на уровне прежде всего общетеоретическом; его результатом как раз и является формирование понятия коммуникативной нормы как самостоятельного типа норм". На очереди, следовательно, стоит детальное всестороннее теоретическое исследование этого, будем считать, окончательно утвердившегося понятия и создание на его основе практических рекомендаций.