referat (К вопросу о методологии изучения жизни и творчества М.Ю. Лермонтова)

6

К ВОПРОСУ О МЕТОДОЛОГИИ ИЗУЧЕНИЯ

ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА М.Ю.ЛЕРМОНТОВА.

Еще Борис Михайлович Эйхенбаум в статье 1916 года «Карамзин», которую он

считал своей первой настоящей литературоведческой работой, говорил о ложности «обычного историко-литературного метода», подводящего исследователя «под общие схемы умонастроений той или другой эпохи». К сожалению, в наше время мы вновь можем упрекнуть лермонтоведение в методической беспомощности, в частой подмене исторического изучения творчества и биографии поэта чисто психологическими характеристиками. И сегодня мы можем сказать о том, что биография М.Ю.Лермонтова действительно остается «нищенской» (выражение А.Блока, говорившего о лермонтовском «кладе» и «шифре»). Лермонтов действительно зашифрован. Б.Эйхенбаум совершенно справедливо говорил о том, что «проблематика в изучении Лермонтова должна быть исторической. Только тогда мы приблизимся к тому «беспристрастию», которого требовал А.Блок, боясь «тревожить милый прах». Это беспристрастие не имеет, конечно, ничего общего с бесстрастием, с холодным объективизмом: ведь дело не в объективности самой по себе, а в том, чтобы анализ жизни и творчества Лермонтова опирался на историческую действительность и вел к истине» ⁱ

О формальном методе в литературоведении в свое время писал Б.В.Томашевский². Иногда споры по методологии выливались в продолжительный разговор о дилентантизме в науке вообще. В качестве примера можно вспомнить критику так называемого «метода художницы Л.Н.Шаталовой» или же исследований инженера С.В.Чекалина. Первую упрекают в том, что «с помощью своего весьма сомнительного в научном отношении» метода она вот уже в течение многих лет пытается раскрыть «тайные мысли» Лермонтова³. Второй же подвергся рукой критики за то, что его гипотезы строятся на весьма сомнительных источниках.

Однако, как бы в пылу полемики не выплеснуть с водой ребенка. Можно соглашаться или не соглашаться с отдельными выводами Л.Н.Шаталовой, но ее мысль о комплексном подходе к исследованию творческого наследия и биографии М.Ю.Лермонтова представляется нам интересной. К тому же, иногда в критических статьях поражает необоснованность установок. Необходимо, чтобы иные критики не просто отвергали те или иные положения, но делали это аргументировано.

Взгляд же С.В.Чекалина на историю о старинной рукописи, хранящейся в Центральном Государственном архиве литературы и искусства, под названием «Рецепт. Как составлять жизненный элексир», как на один из главных документов, убеждающих «что дуэль Лермонтова с Мартыновым не носила случайного характера», при сопоставлении с другими свидетельствами не представляется нам настолько абсурдной, насколько ее считает В.А.Захаров.

К источникам, как и к истории вообще нельзя подходить с хирургическими ножницами. Эпиграмма, о которой идет речь («Mon cher Michul, оставь Adel» ) при всей сомнительности ее авторства… является рукописным документом, определенного времени. Источниковеду, работающему в области лермонтоведения, важно, прежде всего, разобраться, почему появился этот документ, сколько он содержит субъективной и сколько объективной информации.

Очень важным представляется нам сегодня вопрос о методологии в области лермонтоведения. Начнем, пожалуй, с соотношения индуктивного и дедуктивного методов исследования биографии М.Ю.Лермонтова. Естественно, чтобы лучше понять тот или иной исторически обоснованный этап его творчества, необходимо детальное изучение определенного фрагмента «ландшафта его души». Но для того, чтобы представить себе творческий процесс в целом, его развитие и динамику, отдельные факты следует выстраивать в определенные логические цепочки, рассматривая их с позиций ученых-историков, философов, социологов, психологов, культурологов, т.е. с позиций современного гуманитарного знания. Лермонтов – это явление, которое вырывается за рамки отдельной науки. В этой ситуации, возможно, обращение и к западной литературе о бытующих там вариантах методологии исторических исследований, и к философии русских религиозных мыслителей, в свое время не понятых и не оцененных по-достоинству в России. Необходимо заполнить брешь, образовавшуюся в связи с отступлением марксистской идеологии. И тут можно прийти к выводу о том, что именно открытый и обоснованный русским ученым Н.Я.Данилевским «цивилизационный подход» призван заполнить теоретический вакуум, образовавшийся в российском обществознании. Именно этот подход нашел развитие в исторических трудах таких западных ученых-культурологов, как О.Шпенглер и А.Тойнби, он широко пропагандировался выдающимся русским ученым-эмигрантом П.А.Сорокиным и сегодня применяется многими историками Запада на практике.

Обращение к наследию Н.Я.Данилевского присутствует и в работах некоторых начинающих российских историков. «Славянский Нострадамус» (выражение В.М.Михеева, опубликовавшего книгу о Данилевском в 2-х частях в 1993 году⁴), обосновал необходимость обстоятельного анализа исторического, историографического и событийного контекста русской общественной мысли. Причем, он говорил не только об исследованиях историософских, но и геополитических. По его мнению, «собирание всяких фактов без всякой руководящей этим собиранием идеи не потому только ведет к самым ничтожным результатам, что эти факты остаются без всякой группировки, без всякого обобщения и без всякой иерархической подчиненности, но и потому, что при этом самые важные факты должны оставаться незамеченными». Данилевский считает, что человеку в научном познании более свойственно идти индуктивным путем, от какой-либо обобщающей мысли. Это заложено «в самом интеллектуальном устройстве человека, по которому внимание не может равномерно распределяться совершенно безразлично на все явления и на все модификации какого-нибудь явления». В после зрения человека попадает только то, что соответствует чувствам и мыслям, господствующим в нем в данный момент; то, что соответствует или опровергает занимающую его идею, зародившуюся в нем. «Одним словом, - пишет Данилевский, - только то, что мы ищем, можем мы и видеть в данном явлении». Отсюда он делает вывод о том, что необходимо иметь самые обширные сведения для того, чтобы достигнуть хоть сколько-нибудь значительного успеха в исследовании.

Сказанное можно проиллюстрировать на примере изучения биографии М.Ю.Лермонтова. Мы разбили его поэтическое творчество по периодам, связав его с летописью жизни поэта, но, говоря о ранней лирике, мы находим образы, встречающиеся в ней и в произведениях позднего Лермонтова, то есть, творчество его неразрывно, как неразрывно надо рассматривать и факты его биографии. Не случайно и материалы, освещающие различные по времени события жизни поэта содержатся в самом широком круге источников. Иногда в лермонтоведении складывалась такая ситуация, когда источниковедение топталось на месте, годами не давая ответа на спорные вопросы в этой науке. Подобную ситуацию мы наблюдаем в проблеме датировки пребывания на Юге России супружеской четы Оммер де Гелль, которая могла бы пролить свет на вопрос о возможности встречи Лермонтова и госпожи Адель Оммер де Гель, который до сих пор остается спорным. Источников по этой теме, рассматриваемых лермонтоведами явно не хватало. И тогда просто пришлось расширить спектр исследования, обратившись к публикациям в области… геологии! Это обращение может показаться странным лишь на первый взгляд. Учитывая то, что муж Адель Оммер де Гель – женщины-легенды в жизни М.Ю.Лермонтова, был известным ученым-естествоиспытателем, такое обращение представляется вполне логичным и оправданным. Итак, Ксавье Оммер де Гель – крупнейший французский геолог, деятельность которого попала в поле зрения Российского академика, энциклопедиста К.М.Бэра, которого В.И.Вернадский называл «великим мудрецом». Бэр высоко ценил научные изыскания Ксавье Оммера и в 1853 году совершил свою Каспийскую экспедицию по его следам. Экспедиция насчитывала всего пять человек, но одним из этих пяти был Н.Я.Данилевский, тогда молодой, начинающий ученый! Этот малочисленный состав экспедиции, проработавший на Юге России в тяжелейших условиях в течение четырех лет, осуществил исследования, которые современной наукой по праву считаются классическими. В основе же этих исследований лежали результаты нивелировки долины Маныча, произведенные Ксавье Оммером. К.М.Бэр ездил по его следам, беседовал с людьми, которые помнили французского ученого и «его красавицу жену», скрупулезно записывая полученные сведения в свой путевой дневник.

Дневники К.М.Бэра были впервые опубликованы на русском языке ленинградским отделением Академии наук СССР в 1984 году⁵. Эта публикация позволила совершенно обоснованно говорить о том, что чета Оммер де Гель находилась на Юге России с 1839 по 1841 год. Эта датировка не исключает возможности встречи М.Ю.Лермонтова с А.Оммер де Гель (хотя и не доказывает ее).

Интересно то, что экспедиция, ставившая перед собой конкретные цели в области естествознания, дала результаты, важные в лермонтоведении. Как тут не вспомнить о том, что сам К.М.Бэр в свое время выступал за применение строгого метода естествоиспытателя в области исторических наук! Даже на саму географию он смотрел как на необходимую составную часть всесторонней истории человечества, отмечая, что «на лице земли написаны не только законы распространения органических тел, но отчасти и судьбы народов». В этом отношении он был, несомненно, единомышленником Н.Я.Данилевского. И здесь не только были явно видны проявления органицизма, проникавшего в те годы в историческую мысль, в методологию исторической науки. Карл Максимович Бэр и Николай Яковлевич Данилевский закладывали основы того научного направления, которое сегодня мы называем геополитикой. И сами результаты их научной деятельности, проводившейся в ключе данной методологии, подтверждали правильность выбранной позиции.

Однако, рассматривая актуальные проблемы лермонтоведения все на том же примере: «Лермонтов – госпожа А.Оммер де Гель», мы можем констатировать, что остановиться на вопросе о датировке пребывания французской путешественницы в России невозможно. Анализ подлинных документов, касающихся этой истории, некогда хранившихся в семейном архиве Фадеевых⁶, и сам факт знакомства французов с этим семейством показали близость материалов, послуживших, вероятно, основой для литературной мистификации П.П.Вяземского, с материалами так называемой «сушковской истории» в жизни М.Ю.Лермонтова. Дело в том, что и сами подлинные документы, относящиеся к ней (часть дневника Е.А.Сушковой за 1833 год) хранились в том же семейном архиве, и поэтапная публикация так называемых «Записок» обеих женщин велась аналогичным способом, да и переводчиком и тех и других материалов, написанных изначально по-французски, было одно и то же лицо – дочь П.П.Вяземского Екатерина. Естественно, что возникли вопросы о подлинности основной части «Записок» Е.А.Сушковой, автограф которой отсутствует в оригинале. Постановка вопроса немного дерзкая и сенсационная. Получается, что творческая биография М.Ю.Лермонтова, начиная с раннего «сушковского» цикла стихов и заканчивая его последними днями, кем-то домысливалась, писалась по нетвердой канве, состоящей из крайне немногочисленных подлинных фактов его жизни. Важно было определить, что же подлинного содержалось в подобном домысливании.

Поставленная задача требовала новых методов исследований. В данной ситуации пришлось обратиться к компьютерным технологиям. Совместно с А.А.Сахаровым, магистром естественных наук, начальником сектора ФГУА ЛИИ им. М.М.Громова из г. Жуковского Московской области, была проведена компьютерная обработка и анализ следующих текстов:

А: среза текста литературной мистификации П.П.Вяземского «Писем и записок» А.Оммер де Гель.

В: среза текста «поздних» записок Е.А.Сушковой, автограф которых отсутствует.

С: среза текста подлинных записок Е.А.Сушковой за 1833 год (автограф ИРЛИ).

Текстологический анализ велся по следующим направлениям:

1. Исследовались частоты употребления знаков препинания.

2. Изучались главные предложные спектры исследуемых текстов (В, На, С) (частота слов на 1000 знаков).

3. Изучался также расширенный спектр употребления предлогов в,на,с, что, так,и.

В результате обработки текстовых срезов было получено 3 графика (см. Приложения), согласно которым с точки зрения частоты употребления знаков препинания все тексты достаточно близки друг – другу (разрыв менее 1%). По результатам проведенного анализа предложных спектров мы можем сказать о том, что хотя все тексты близки по частоте употребления слов, все же есть некоторые отличия именно текста «С». Тексты «А» и «В» ближе друг к другу, по крайней мере имеют общие тенденции, а текст «С» отличается от них в группе «С – Что».

И хотя это только первые, предварительные результаты, сама постановка проблемы текстологического анализа спорных мемуаров и продолжение исследований в данном направлении представляются нам перспективными.