28522-1 (Образ автора и героя в романе Пушкина Евгений Онегин)

ОБРАЗ АВТОРА И ГЕРОЯ В РОМАНЕ ПУШКИНА "ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН".

"Евгений Онегин", пожалуй, самое трудное для понимания произведение русской литературы. Про него не скажешь словами Твардовского: "Вот стихи, а все понятно, все на русском языке". Язык этого романа (в широком смысле, не только лингвистическом) очень труден для современного читателя.

Не понимали этот язык и современники поэта. Однако они верно уловили, что художественный нерв "Евгения Онегина", средоточие творческих задач, поставленных Пушкиным перед собою, связаны с формой повествования или формой авторского присутствия в тексте. Поначалу, после выхода отдельного издания первой главы, современники решили, что Пушкин подражает байроновскому "Дон Жуану". Действительно, повествователь "Евгения Онегина" перескакивает с предмета на предмет, говорит много необязательного ("светская болтовня"), и все это обильно приправлено шутками и иронией, так что понять мысль автора невозможно, да и облик автора получается каким-то несерьезным. В конце 1 главы Пушкин пишет: "Перечитал все это строго: /Противоречий очень много,/ Но исправлять их не хочу". Признание принципиальное, ибо здесь сам автор обозначил ведущий принцип построения своего романа в стихах. Этот принцип - противоречие. Например, 5 строфа 1 главы весьма критически оценивает уровень образованности Онегина, но затем идет перечисление "всего, что знал еще Евгений", и в 8 строфе делается вывод, что знал он не так уж и мало. Но главное противоречие всего романа и особенно 1-й, ключевой главы - соотношение личности Онегина и личности этого самого Я. от лица которого ведется все повествование.

Строфы XV - 1 позволяют заключить, что Онегин и Я, как говорит народ, два сапога пара, близкие по духу, романтически настроенные друзья. Но строфа V решительно объявляет, что "Всегда я рад заметить разность/ Между Онегиным и мной... Как будто нам уж невозможно писать поэмы о другом/, Как только о себе самом". Откуда берутся эти противоречия и почему автор их "терпит"? Дело в том, что на протяжении текста романа значение местоимений 1-ого лица (я, мне, мной, и т.п.) все время меняется. В одних случаях они обозначают автора-поэта, пишущего роман об Онегине и других персонажах. Вспомните все многочисленные рассуждения о литературе, ее истории, теории и практике сочинительства. В других случаях Я обозначает реального человека, который параллельно написанию романа об Онегине живет своей, "биографической" жизнью Пушкина, которая теперь нам хороша известна, да и многим первым читателям была знакома. Таковы, например, три последние строфы 1 главы. И наконец, в ряде эпизодов первой главы Я обозначает некоего вымышленного персонажа, безымянного знакомого Онегина по петербургскому свету. В результате получился очень сложный текст, совмещающий в себе все три мира, причем переходы из одного мира в другой происходят мгновенно, в пределах двух соседних строчек, без всякого предуведомления со стороны "автора". Вот 2 строфа - первая "авторская" (в 1-ом - внутренний монолог Онегина). "Друзья Людмилы и Руслана! С героем моего романа..." - здесь Я - поэт представляет героя своего нового творения. "Онегин, добрый мой приятель, Родился на брегах..." - перед нами Я - вымышленный безымянный персонаж, человек онегинского круга (вряд ли Пушкин стал бы смешивать свою реальность поэта и человека с вымышленной, иллюзорной "реальностью" романных персонажей). "Или блистали, мой читатель..." - опять Я - поэт, имеющий читателя. "Там некогда гулял и я: Но вреден север для меня" - с пушкинским примечанием, глухо намекающим, что реальный "биографический" человек находится сейчас в южной ссылке.

В результате такого построения романный текст все время меняется, объекты описания то и дело оборачиваются разными сторонами, описываются с разных точек зрения. Текст "Евгения Онегина" заключает в себе целых три художественных мира, лежащих рядом, часто переходящих один в другой самым незаметным образом и тем не менее нигде не смешивающихся, не путающихся друге другом.