26902-1 (Михаил Афанасьевич Булгаков. Столица в блокноте)

Михаил Афанасьевич Булгаков. Столица в блокноте

I. БОГ РЕМОНТ

Каждый бог на свой фасон. Меркурий, например, с крылышками на ногах. Он

- нэпман и жулик. А мой любимый бог - бог Ремонт, вселившийся в Москву в

1922 году, в переднике, вымазан известкой, от него пахнет махоркой. Он и

меня зацепил своей кистью, и до сих пор я храню след божественного

прикосновения на своем осеннем пальто, в котором я хожу и зимой. Почему? Ах

да, за границей, вероятно, неизвестно, что в Москве существует целый класс,

считающий модным ходить зимой в осеннем. К этому классу принадлежит так

называемая мыслящая интеллигенция и интеллигенция будущая: рабфаки и проч.

Эти последние, впрочем, даже и не в пальто, а в каких-то кургузых куртках.

Холодно?..

Вздор. Очень легко можно привыкнуть.

Итак, это было золотой осенью, когда мы с приятелем моим - спецом

выходили из гостиницы. Там зверски орудовал прекрасный бог. Стояли козлы, со

стен бежали белые ручьи, вкусно пахло масляной краской.

Тут-то он меня и мазнул.

Спец жадно вдохнул запах краски и гордо сказал:

- Не угодно ли. Погодите, еще годик - не узнаете Москвы. Теперь "мы"

(ударение на этом слове) покажем, на что мы способны!

К сожалению, ничего особенного спец показать не успел, так как через

неделю после этого стал очередной жертвой "большевистского террора". Именно:

его посадили в Бутырки.

За что, совершенно неизвестно.

Жена его говорит по этому поводу что-то невнятное:

- Это безобразие! Ведь расписки нет? Нет? Пусть покажут расписку.

Сидоров (или Иванов, не помню) - подлец! Говорит - двадцать миллиардов.

Во-первых, пятнадцать!

Расписки действительно нету (не идиот же спец, в самом деле!), поэтому

спеца скоро выпустят. Но тогда уж он действительно покажет. Набравшись сил в

Бутырках.

Но спеца нет, бог Ремонт остался. Может быть, потому, что, сколько бы

спецов ни сажали, остается все же неимоверное количество (точная моя

статистика: в Москве - 1 000 000, не ме-не-е!), или потому, что можно

обойтись и без спецов, но бог неугомонный, прекрасный - штукатур, маляр и

каменщик - орудует. И даже теперь он не затих, хоть уже зима и валит мягкий

снег.

На Лубянке, на углу Мясницкой было бог знает что: какая-то выгрызенная

плешь, покрытая битым кирпичом и осколками бутылок. А теперь, правда,

одноэтажное, но все же здание! 3-д-а-н-и-е! Цельные стекла. Все как

полагается. За стеклами, правда, ничего еще нет, но снаружи уже красуется

надпись золотыми буквами: "Трикотаж".

Вообще на глазах происходят чудеса. Зияющие двери в нижних этажах вдруг

застекляются. День... два, и за стеклами загораются лампы, и... или материи

каскадами, или же красуется под зеленым абажуром какая-то голова,

склонившаяся над бумагами. Не знаю, почему и какая голова, но что он делает,

могу сказать, не заглядывая внутрь:

- Составляет ведомость на сверхурочные.

И откровенно скажу: материи - хорошо, а голова - это не нужно. Пишут,

пишут... Но с этим, видно, ничего не поделаешь.

Я верю: материи.и посуда, зонтики и калоши вытеснят в конце концов

плешивые чиновничьи головы начисто. Пейзаж московский станет восхитительным.

На мой вкус.

Я с чувством наслаждения прохожу теперь пассажи. Петровка и Кузнецкий

сумерки горят огнями. И буйные гаммы красок за стеклами - улыбаются лики

игрушек кустарей.

Лифты пошли! Сам видел сегодня. Имею я право верить своим глазам?

Этот сезон подновляли, штукатурили, подклеивали. На будущий сезон, я

верю, будут строить. Осенью, глядя на сверкающие адским пламенем котлы с

асфальтом на улицах, я вздрагивал от радостного предчувствия. Будут строить,

несмотря ни на что. Быть может, это фантазия правоверного москвича... А

по-моему, воля ваша, вижу - Ренессанс.

Московская эпиталама:

Пою тебе, о бог Ремонта!

II. ГНИЛАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ

Расстался я с ним в июне месяце. Он пришел тогда ко мне, свернул

махорочную козью ногу и сказал мрачно:

- Ну, вот и кончил университет.

- Поздравляю вас, доктор, - с чувством ответил я.

Перспективы у новоиспеченного доктора вырисовывались в таком виде: в

здравотделе сказали: "Вы свободны", в общежитии студентов-медиков сказали:

"Ну, теперь вы кончили, так выезжайте", в клиниках, больницах и т. под.

учреждениях сказали: "Сокращение штатов".

Получался, в общем, полнейший мрак.

После этого он исчез и утонул в московской бездне.

- Значит, погиб, - спокойно констатировал я, занятый своими личными

делами (т. наз. "борьба за существование").

Я доборолся до самого ноября и собирался бороться дальше, как он

появился неожиданно.

На плечах еще висела вытертая дрянь (бывшее студенческое пальто), но

из-под нее выглядывали новенькие брюки.

По одной складке, аристократически заглаженной, я безошибочно

определил: куплены на Сухаревке за 75 миллионов.

Он вынул футляр от шприца и угостил меня "Ирой-рассыпной".

Раздавленный изумлением, я ждал объяснений. Они последовали немедленно:

- Грузчиком работаю в артели. Знаешь, симпатичная такая артель - б

студентов 5-го курса и я...

- Что же вы грузите?!

- Мебель в магазины. У нас уж и постоянные давальцы есть.

- Сколько ж ты зарабатываешь?

- Да вот за предыдущую неделю 275 лимончиков.

Я мгновенно сделал перемножение: 275x4=1 миллиард сто! В месяц.

- А медицина?!

- А медицина сама собой. Грузим мы раз-два в неделю. Остальное время я

в клинике, рентгеном занимаюсь.

- А комната?

Он хихикнул.

- И комната есть... Оригинально, так, знаешь, вышло... Перевозили мы

мебель в квартиру одной артистки. Она меня и спрашивает с удивлением: "А вы,

позвольте узнать, кто на самом деле? У вас лицо такое интеллигентное. Я,

говорю, доктор. Если б ты видел, что с ней сделалось! Чаем напоила,

расспрашивала. А где вы, говорит, живете? А я говорю, . нигде не живу. Такое

участие приняла, дай ей бог здоровья. Через нее я и комнату получил, у ее

знакомых. Только условие: чтобы я не женился!

- Это что ж, артистка условие такое поставила?

- Зачем артистка... Хозяева. Одному, говорят, сдадим, двоим ни в коем

случае.

Очарованный сказочными успехами моего приятеля, я сказал после

раздумья:

- Вот писали все: гнилая интеллигенция, гнилая... Ведь, пожалуй, она

уже умерла. После революции народилась новая, железная интеллигенция. Она и

мебель может грузить, и дрова колоть, и рентгеном заниматься.

- Я верю, - продолжал я, впадая в лирический тон, - она не пропадет!

Выживет!

Он подтвердил, распространяя удушливые клубы "Иры-рассыпной":

- Зачем пропадать. Пропадать мы не согласны.

III. СВЕРХЪЕСТЕСТВЕННЫЙ МАЛЬЧИК

Вчера утром на Тверской я видел мальчика. За ним шла, раскрыв рты,

группа ошеломленных граждан мужского и женского пола и тянулась вереница

пустых извозчиков, как за покойником.

Со встречного трамвая No б свешивались пассажиры и указывали на

мальчика пальцами. Утверждать не стану, но мне показалось, что торговка

яблоками у дома No73 зарыдала от счастья, а зазевавшийся шофер срезал угол и

чуть не угодил в участок.

Лишь протерев глаза, я понял, в чем дело.

У мальчика на животе не было лотка с сахариновым ирисом, и мальчик не

выл диким голосом:

- "Посольские"! "Ява"!! "Мурсал"!!! Газетатачкапрокатываетвсех!..

Мальчик не вырывал из рук у другого мальчика скомканных лимонов и не

лягал его ногами. У мальчика не было во рту папиросы... Мальчик не ругался

скверными словами.

Мальчик не входил в трамвай в живописных лохмотьях и, фальшиво бегая по

сытым лицам спекулянтов, не гнусил:

- Пода-айте... Христа ради...

Нет, граждане. Этот единственный, впервые встретившийся мне мальчик

шел, степенно покачиваясь и не спеша, в прекрасной уютной шапке с

наушниками, и на лице у него были написаны все добродетели, какие только

могут быть у мальчика 11 - 12 лет.

Нет, не мальчик это был. Это был чистой воды херувим в теплых перчатках

и валенках. И на спине у херувима был р-а-н-е-ц, из которого торчал уголок

измызганного задачника.

Мальчик шел в школу 1-й ступени у-ч-и-т-ь-с-я.

Довольно. Точка.

IV. ТРИЛЛИОНЕР

Отправился я к знакомым нэпманам. Надоело мне бывать у писателей.

Богема хороша только у Мюрже - красное вино, барышни... Московская же

литературная богема угнетает.

Придешь, и - или попросят сесть на ящик, а в ящике - ржавые гвозди, или

чаю нет, или чай есть, но сахару нет, или в соседней комнате хозяйка

квартиры варит самогон и туда шмыгают какие-то люди с распухшими лицами, и

сидишь как на иголках, потому что боишься, что придут - распухших

арестовывать и тебя захватят или (хуже всего) молодые поэты начнут свои

стихи читать. Один, потом другой, потом третий... Словом - нестерпимая

обстановка.

У нэпманов оказалось до чрезвычайности хорошо. Чай, лимон, печенье,

горничная, всюду пахнет духами, серебряные ложки (примечание для испуганного

иностранца: платоническое удовольствие), на пианино дочь играет "Молитву

девы", диван, "не хотите ли со сливками", никто стихов не читает, и т. д.

Единственное неудобство: в зеркальных отражениях маленькая дырка на

твоих штанах превращается в дырищу величиной с чайное блюдечко и приходится

прикрывать ее ладонью, а чай мешать левой рукой. А хозяйка, очаровательно

улыбаясь, говорит:

- Вы очень милый и интересный, но почему вы не купите себе новые брюки?

А заодно и шапку...

После этого "заодно" я подавился чаем, и золотушная "Молитва девы"

показалась мне данс-макабром 1.

Но прозвучал звонок и спас меня.

Вошел некто, перед которым все побледнело и даже серебряные ложки

съежились и сделались похожими на подержанное фраже.

На пальце у вошедшего сидело что-то напоминающее крест на храме Христа

Спасителя на закате.

- Каратов девяносто... Не иначе как он его с короны снял, шепнул мне

мой сосед - поэт, человек, воспевающий в стихах драгоценные камни, но, по

своей жестокой бедности, не имеющий понятия о том, что такое карат.

По камню, от которого сыпались во все стороны разноцветные лучи, по

тому, как на плечах у толстой жены вошедшего сидел рыжий палатин, по тому,

как у вошедшего юрко бегали глаза, я догадался, что передо мной всем

нэпманам - нэпман, да еще, вероятно, из треста.

Хозяйка вспыхнула, заулыбалась золотыми коронками, кинулась навстречу,

что-то восклицая, и прервалась "Молитва девы" на самом интересном месте.

Затем началось оживленное чаепитие, причем нэпман был в центре

внимания.

Я почему-то обиделся (ну что ж из того, что он нэпман? Я разве не

человек?) и решил завязать разговор. И завязал его удачно.

- Сколько вы получаете жалования? - спросил я у обладателя сокровища.

Тут же с двух сторон под столом мне наступили на ноги. На правой ноге я

ощутил сапог поэта (кривой стоптанный каблук), на левой - ногу хозяйки

(французский острый каблук).

Но богач не обиделся. Напротив, мой вопрос ему польстил почему-то.

Он остановил на мне глаза на секунду, причем тут только я разглядел,

что они похожи на две десятки одесской работы.

- М... м... как вам сказать... Э... пустяки. Два, три миллиарда, -

ответил он, посылая мне с пальца снопы света.

- А сколько стоит ваше бри... - начал я и взвизгнул от боли...

- ...бритье?! - выкрикнул я, не помня себя, вместо "бриллиантовое

кольцо".

- Бритье стоит 20 лимонов, - изумленно ответил нэпман, а хозяйка

сделала ему глазами: "Не обращайте внимания. Он идиот".

И мгновенно меня сняли с репертуара. Защебетала хозяйка, но благодаря

моему блестящему почину разговор так и увяз в лимонном болоте.

Во-первых, поэт всплеснул руками и простонал:

- 20 лимонов! Ай, яй, яй! (Он брился последний раз в июне.)

Во-вторых, сама хозяйка ляпнула что-то несуразно-малое насчет оборотов

в тресте.

Нэпман понял, что он находится в компании денежных младенцев, и решил