20761-1 (Называние и познание в теории грамматики), страница 2

Конечно, вопрос о том, какие уже известные вещи следует называть тем или иным термином, в теории грамматики совсем не пустой вопрос. Напротив, как уже было сказано, в сущности такие вопросы обычно и есть то, чем занимается теория грамматики. Но плохо то, что традиционалистская теория грамматики (в противоположность структуралистской теории грамматики) обычно принимает вопрос о том, как следует называть то или иное явление, за вопрос о том, что оно собой представляет. При этом смысл утверждаемого становится особенно трудно уловимым, если одним и тем же термином разные вещи называются одновременно.

Спорят о том, есть ли "предикативность" в том или ином предложении или словосочетании, "предикативны" ли он и т.п., так, как будто это проблема, у которой есть какое-то единственное решение, которое надо найти. Между тем на самом деле решение этой мнимой проблемы автоматически вытекает из того, что назвать "предикативностью".

Можно называть "предикативностью" наличие сказуемого. Но утверждение, что "предикативность" - это наличие сказуемого, равносильно утверждению, что наличие сказуемого следует называть наличием сказуемого. Положительная часть статьи автора, упомянутой выше, в сущности сводится к именно такому утверждению.

Можно называть "предикативностью" наличие предиката, т.е. суждения. Но при этом надо отдавать себе отчет в том, что хотя предикат и суждение - вещи ясные и понятные еще со времен Аристотеля, наличие их в предложении не всегда бесспорная вещь, поскольку они не языковые факты, а мыслительные. Очевидно, конечно, что всякая интерпретация предложения как суждения, при котором как-то видоизменяют это предложение (подставляют другие слова, меняют порядок слов, интонацию и т.д.), превращает это предложение во что-то, отличное от него. Так что, в сущности, нет никакой принципиальной разницы между истолкованием предложений "Пожар", "Веселенькая история" как "Это - пожар", "Эта история - веселенькая" и интерпретацией строки Фета "Шопот. Робкое дыханье" как "Шопот наличествует. Имеющее место дыхание характеризуется робостью", а восклицание "А!" в зависимости от контекста, как "То, что я вижу перед собой, мне очень нравится!" или "То, что я так долго не мог понять, мне наконец стало понятно" и т.п.

Но дело в том, что интерпретация предложений как суждений может происходить в традиционалистской теории грамматики не в такой примитивной форме (т.е. не в форме замены данного предложения каким-то другим), а в гораздо более тонкой форме: смысловая структура всякого предложения истолковывается как a priori двучленная, т.е. как "связывание", "сочетание", "взаимное тяготение" или еще какое-то "отношение" двух "членов", "компонентов", "элементов", "представлений" и т.д. К такому истолкованию смысловой структуры предложения сводится шахматовская теория "коммуникации", т.е. сочетания "двух представлений, приведенных движением воли в ...предикативную связь" [9] и многие другие традиционалистские теории предложения. Все они, конечно, представляют собой терминологически завуалированную интерпретацию всякого предложения как суждения, т.е. переименование субъекта и предиката в "два соединяющихся представления" и т.п. Именно потому, что компоненты, на которые так расчленяется смысловая структура предложения, и связь между ними, понимается как нечто, чисто мыслительное, т.е. то, что не обязательно получает языковое выражение и может присутствовать, по удачному выражению В.Г. Адмони, только "в проекции" [10], их нетрудно примыслить в любом предложении. Таким образом эта мыслительная структура (она-то и называется в таком случае "предикативностью") оказывается тем, что делает предложение предложением, т.е. тем грамматическим флогистоном, благодаря постулированию которого сущность предложения как бы познана (т.е. названа).

Список литературы

(Примечания )

1. La notion de neutralization dans la morphologie et le lexique (Traveaux de l'Institut de Linguistique, Faculte des lettres de L'Universite de Paris, v. 2). Paris, 1957.

2. Об использовании фонологических терминов в грамматике см. также с. 74 и сл. и с. 97 данной книги.

3. Ср., например: "...выбрав один путь, мы приходим к излишне усложненному описанию, а выбрав другой - к сравнительно простому" (Блумфилд Л. Язык. М., 1968, с. 236) или "проще и естественнее, однако, исходить при описании..." (там же, с. 237) и т.д.

4. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка. - В кн.: Новое в лингвистике, т. 1. М., 1960, с. 272.

5. Там же, с. 278.

6. Там же, с. 276: "Такое непротиворечивое и исчерпывающее описание ведет к тому, что обычно называется знанием или пониманием исследуемого предмета".

7. См. с. 34 и сл. данной книги.

8. Ср., например, такое определение предикативности: "Основная синтаксическая категория, формирующая предложение" (БСЭ. Изд. 2-е, т. 34. М., 1955, с. 402).

9. Шахматов А.А. Синтаксис русского языка. Л., 1941, с. 19.

10. Адмони В.Г. О предикативности. - Учен. зап. Ленингр. гос. пед. ин-та. Ф-т иностр. языков, т. 28, вып. 2, 1957, с. 24-44.

11. М.И. Стеблин-Каменский. Называние и познание в теории грамматики.