20527-1 (Византийская литература)

Византийская литература

Влияние византийской литературы на европейскую очень велико, неоспоримо ее влияние и на славянскую литературу. До XIII в. в византийских библиотеках можно было встретить не только греческие рукописи, но и их славянские переводы. Некоторые произведения сохранились лишь в славянском переводе, оригиналы утрачены. Собственно византийская литература появляется в VI—VII вв., когда греческий язык становится господствующим. Памятники народного творчества до нашего времени почти не сохранились. По мнению западноевропейских ученых, византийская литература считалась «архивом эллинизма», недооценивался ее свободный характер, между тем византийская литература самобытна, и можно говорить об эллинизме как о литературном влиянии наравне с влиянием арабской, сирийской, персидской, коптской литератур, хотя эллинизм проявлялся более отчетливо. Наиболее известна нам поэзия гимнов: Роман-Сладкопевец (VI в.), император Юстиниан, патриарх Константинопольский Сергий, патриарх Иерусалимский Софроний. Гимны Романа Сладкопевца характеризуются близостью к псалмам в музыкальном и смысловом отношении (темы Ветхого завета, глубина и аскетичность музыки). Из тысячи написанных им гимнов сохранилось около 80. По форме это повествование с элементами диалога, по стилю — сочетание учености и назидательности с поэзией.

В византийской литературе популярно историческое повествование в стиле Геродота. В VI в. это Прокопий, Петр Патрикий,Агафия, Менандр. Протиктор и др. Лучшие писатели, воспитанные в античных школах на языческих традициях, — Афанасий Александрийский, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. Влияние Востока наблюдается в патериках V—VI вв. (рассказах о пустынниках-аскетах). В период иконоборчества возникают жития святых и их двенадцатимесячные сборники «Четьи-Минеи».

Начиная с IX в., после иконоборчества, появляются исторические хроники с церковной направленностью. Особенно интересна хроника Георгия Амартола (конец IX в.) от Адама до 842 г. (монашеская хроника с нетерпимостью к иконоборчеству и пристрастием к богословию).

Среди литературных деятелей следует отметить патриарха Фотия и императора Константина VII Багрянородного. Фотий был высокообразованным человеком, а его дом — ученым салоном. Его ученики занимались составлением словаря-лексикона. Самое выдающееся произведение Фотия — его «Библиотека» или «Многокнижие» (880 глав). В них содержатся сведения о греческих грамматиках, ораторах, философах, естествоиспытателях и врачах, о романах, агиографических произведениях (апокрифы, сказания и т. д.).

Константин Багрянородный за свой счет издавал обширные сборники и энциклопедии из произведений старой литературы, ставших редкостью. По его приказу была составлена историческая энциклопедия.

Византийская литература: Книжные сокровища монастырей

Византийская культура — самая ранняя в истории средневековой Европы — развивалась на традициях греко-римского мира, в условиях противоборства с азиатскими цивилизациями (Ираном, Палестиной, Арабским Востоком), взаимопроникновения культур Запада, распространения христианства. Беллетристических форм здесь возникло не так много, и все же нельзя замыкать византийскую прозу в рамках религиозно-дидактической проблематики или функций церковного культа и аскетической проповеди бестелесного духа. Чад лампадного масла, изнуряющее истомление тела во время постов, торжественная роскошь церковной службы не могли пресечь азартный шум на площадях, острословие на улицах, веселые голоса в часы застолья. Византия оставила в наследство сердечную откровенность жанра фиктивного письма, сарказм бытовой сатиры, исторический эпос и, наконец, опуская весь арсенал религиозной письменности, роман в стихах и прозе.

Собирателем античной классики был византийский патриарх Фотий (ок. 820—891), благодаря которому до нас дошли изложения текстов и критические интерпретации многих прозаических произведений Древнего мира — «всего книг триста без двадцати одной», включенных в его огромный свод «Мириобиблион» («Множество книг»), известный также под названием «Библиотека». Этот удивительный «библиографический труд Рубакина» эпохи средневековья очерчивал круг самообразовательного чтения и призывал к упрочению знания: «Книга эта, несомненно, поможет тебе вспомнить и удержать в памяти, что ты при самостоятельном чтении почерпнул, найти в готовом виде, что ты в книгах искал, а также легче воспринять, что ты еще своим умом не постиг».

Дело Фотия продолжил его ученик АРЕФА КЕСАРИЙСКИЙ (ок. 860— 932), проявивший пристальное внимание к творчеству Платона, Лукиана, к «Апокалипсису» и оставивший огромное литературное наследство. В нем заметное место занимает яркий памфлет «Хиросфант, или Ненавистник чародейства», найденный в конце XIX в. в библиотеке нынешнего Исторического музея в Москве. Это виртуозно выполненное поношение против «дерзкого упорства», с каким его современник Лев Хиросфант выступил в защиту языческой культуры, «пускал в глаза пыль безбожия». Впрочем, Арефа с неменьшей дерзостью осудил самих христианских церковников в своей «Речи в защиту тех, кто воспроизводит жизнь в театре, славил бога Диониса, дарящего людям радость и отдых, и дал остроумным людям занятие, при помощи которого они утешали бы тех, кто пал духом».

Истоки крупного жанра в художественной прозе Византии уже заметно выявляются в V в. Учеником знаменитой, трагически погибшей женщины-ученого Ипатии был писатель СИНЕСИЙ (370—413/414), родившийся в североафриканской колонии Кирене. В 397 г. представлял интересы своей родины в Константинополе, защищая ее от бездарных и бессовестных наместников. Там, возможно, и возник его своеобразный политический роман «Египтяне, или О провидении», где изображены интриги при византийском дворе под видом распрей между двумя египтянами — степенным Озирисом и разбитным Тифоном.

В основе конфликта между главными персонажами было положено опасное заблуждение приверженцев тиранической власти считать «единственным занятием людей свободнорожденных — поступать как придется и делать что кто захочет».

Одно из наиболее значительных произведений в византийской литературе — «Любовные письма» АРИСТЕНЕТА (или Аристинита, VI в.), задавшего ученым немало загадок. Одна из них — смысловое значение авторского имени, что в переводе значит: «хвалящий лучше всех» или «заслуживающий преимущественной похвалы». Другая — был ли в действительности такой писатель или это имя взято со страниц Лукиана. Третья загадка касается равнодушия современников к этому выдающемуся литературному памятнику и молчания византийцев позже, в XI—XII вв., когда возрастал интерес к любой античности. Открытие Аристенета относится к 1566 г.

Избранный Аристенетом жанр фиктивного письма восходит в своих истоках к Алкифрону, Элиану и Филострату с их неоднократным обращением к авторитету Гомера, Платона, Каллимаха, Сапфо, Лукиана, Ксенофонта Эфесского, Ахилла Татия. Заимствования у некоторых из них мотивов и сюжетов, выписки отдельных ярких фраз или целых пассажей складываются в любовных письмах персонажей в занимательный сюжетный узор, где цитаты включены в само действие, а авторы цитат выступают подчас действующими лицами. Писатель стремится ввести необычность, психологически обосновать ситуации, когда юноши домогаются любви, заводят уличные знакомства, бросают любимых девушек и когда устраиваются веселые пикники влюбленных, а гетеры отдаются переменчивому чувству каприза.

Художественная эпистолярная проза Византии знает и других мастеров этого жанра — Энея Софиста (конец V в.), тяготеющего к афористичности, Феофилакта Симокатту (первая половина VI в.), чьи фиктивные нравоучительные, сельские и любовные письма получают адресатов из реальной истории (Перикл, Плотин, Платон, Сократ), из мифологии (Атлант, Фетида, Евридика) из художественной литературы.

ЕВМАТИЙ МАКРЕМВОЛИТ — автор византийского романа о любви — «Повести об Исминии и Исмине» (XII в.). Как и Аристенет, Евматий широко обращается к античности, к цитатам из Гомера, Гесиода, трагиков, Аристофана и т. п. Его повесть обнаруживает зависимость от романа Ахилла Татия «Левкиппа и Клитофонт» не только в стиле и языке, но и в построении ситуаций: встреча молодых людей в гостеприимном доме, возникновение любви, тайное общение за пиром и свидания в саду, бегство, разлука, рабство и т. п. Из рискованных положений влюбленные выпутываются благодаря своей исключительной добродетели, иногда столь экстравагантно, что ученые посчитали произведение карикатурой на «Левкиппу и Клитофонта», а его автора назвали сошедшим с ума Ахиллом Татием. Однако в данном случае византийский автор языческую тематику проецировал на средневековье, воспринимавшее реальность в абстрактных символах Разума, Силы, Целомудрия, Закона, Любви и т. п. Эта аллегоричность спасла роман от забвения и вместе с тем стерла конкретные приметы времени, превратив влюбленных — Исминия и Исмину — в условные фигуры, что подчеркнуто тождественностью их имен.

К назидательной, увещевательной прозе относится «Стратегикон», автор которого КЕКАВМЕН (XI в.), возможно, был одно лицо со знаменитым полководцем Катакалоном Кекавменом. Это не столько трактат о военном искусстве, сколько свод нравственных наставлений, правил жизни. Книга содержит совет быть «домовитым человеком и общественным».

К утраченному санскритскому первоисточнику восходит сюжет «КНИГИ СИНТИПЫ» (XII в.), в арабской версии известной как «Рассказ о царевиче и семи везирах», а в сирийском варианте названной «Повестью о Синдбаде и философах», в персидском же варианте — «Синдбад-наме». В основу повести положена история царского сына, обучавшегося разным наукам у философа Синтипы (или Синдбада), но обреченного молчать семь дней из-за неблагоприятного положения звезд. За это время жена царя пытается соблазнить юношу, а затем очернить перед лицом отца, но семь придворных советников предотвращают несправедливую казнь нравоучительными рассказами. «Книга Синтипы» свидетельствовала о том, что наряду с суровым аскетизмом в литературе существовала фривольность и даже откровенная эротика. Она послужила источником для «Римских деяний» и «Декамерона» Д. Боккаччо.

Традицию, идущую от Филострата и Диогена Лаэртского, так же с предпочтением к анекдоту и к афоризму, в Византии продолжил агиографический жанр, т. е. литература, дававшая для подражания образцы поощряемого христианским учением нравственного поведения. В поисках своих героев на «грешной» земле авторы произведений этого жанра отходили от религиозного мифа к народному преданию, легенде и сказке, в результате пережили средневековье и не исчезли бесследно. Позже к житийным сюжетам обращались Герцен, А. К. Толстой, Л. Толстой, Лесков, Гаршин. На основе сочинения византийского автора Афанасия Александрийского (293—373), поведавшего историю об удивительной жизни и учении Антония, Флобер написал повесть «Искушение святого Антония». Другой византийский писатель ПАЛЛАДИЙ История ЕЛЕНОПОЛЬСКИЙ (ок. 364—430) донес до нас сведения о том, как возникали в пустынях Египта монастыри, «скиты», где приверженцы аскетизма проявляли необычайное подвижничество, чтобы добиться победы духа над плотью. Бытовой колорит того времени красочно, с юмором и сказочностью передан Палладием в книге «Лавсаик».

Созвучной характеру «Лавсаика» была повесть Феодорита Кипрского (387—457) о подвижничестве своих современников — тридцати аскетов евфратской земли. Чуждый человеческой природе фанатизм аскетизма много веков спустя был едко высмеян в повести А. Франса «Таис».

Тенденция к «заземлению» сюжета, отказу от благочестивого экстаза, доверительность тона повествования заметны у НИКИТЫ ИЗ АМНИИ (первая половина IX в.). Он создал задорную «Повесть о житии и деяниях, преисполненную великого назидания Филарета Милостивого». Ее сюжет, напоминающий более позднюю сказку о Золушке, вдохновил А. Н. Радищева на разработку темы для повести, которую предназначал своим детям: «Читая житие святого Филарета Милостивого, душа над тем паче прилепилася и внимая подвиги, что она соразмернее на подражание нашему слабому сложению».

Агиография запечатлела и реальные события. Подвиг сорока двух славных защитников фригийского города Амории в Малой Азии, осажденного История арабскими войсками в 838 г., лег в основу анонимного произведения «Мучения святых сорока двух мучеников» (IX в.), близкого по форме народному эпическому сказанию с эмоциональным рассказом о мужестве и силе человеческого духа, с выразительными диалогами, передающими драматизм ситуации. Другое анонимное «Житие Стефана Сурожского» (IX в.) отразило последний этап иконоборческого движения, подвергшегося репрессиям со стороны неистового императора Льва. К иконоборческому движению одно время примыкал диакон Софийского собора в Константинополе Игнатий (VIII—IX вв.), пока не перешел на сторону иконопочитателей. В свою повесть о чудотворце Георгии он поместил главу о Руси.

Попытку вывести агиографию на путь занимательного повествования сделал СИМЕОН МЕТАФРАСТ (X в.), не без основания прозванный «пересказчиком». Благодаря литературному таланту он сумел придать художественную форму составленным безвестными авторами сказаниям о подвижничестве. Михаил Пселл, живший веком позже, отмечал: «Симеон знал множество способов построения фраз и в достаточной степени пользовался ими так, чтобы могли слушать и ученые мужи, и люди из простого народа. Он удовлетворил вкус тех и других... Симеон переделывал только внешний вид сказания, не меняя материи...» В жизнеописании Галактиона и Эпистимии Симеон нарочито подчеркивает литературный вымысел, называя родителей своего героя именами главных персонажей романа Ахилла Татия «Левкиппа и Кли-тофонт».

Для проявления самобытности человеческого характера рамки жития были тесны. Возникает потребность в автобиографии. Проявляется она в творчестве Никифора Влеммида (ок. 1197 — ок. 1282). Он добился известности ученого и отказался от сана вселенского патриарха, предпочитая участь настоятеля основанного им монастыря близ Эфеса. Но он жаждал славы мудреца, что проявилось в его «Избранных местах из автобиографии монаха и пресвитера Никифора, ктитора».