20352-1 (Заметки по русскому словообразованию), страница 3

Суффикс -ениj- является в именных образованиях от глаголов с основой на согласный, например нести - несение, и от глаголов на -ить, например лишить -- лишение. Однако далеко не всякое отглагольное существительное, имеющее в исходе звуковой комплекс -ение, содержит именно этот суффикс. Очевидно, например, что в слове повеление, соотносительном с повелеть, звук е перед н относится к основе производящей, а не производной, суффикс же имеет вид -ниj-. Другое дело, суффикс -ение в слове беление как производное к белить. Точно так же фикцией, на мой взгляд, является часто выделяемый суффикс -ание, потому что звук а в большинстве таких случаев относится к составу производящей основы, как например дрожа-ние, стряпа-ние, писа-ние, броса-ние, что соотносительно с дрожать, стряпать, писать, бросать. Поэтому, и в словах сиделец, давалец, поилец не три разных суффикса -елец, -алец, -илец, а один общий суффикс -лец, а предшествующий гласный принадлежит к составу производящей основы, ср. сидеть, давать, поить. Однако звук л в этих образованиях безусловно принадлежит к суффиксу, то есть суффикс здесь звучит не -ец, а -лец, потому что эти существительные соотнесены, разумеется, не с основой прошедшего времени на -л, с которой они связаны только этимологически, а с основой глагола, взятого в отвлечении от значения времени.

Не ставлю себе задачей исчерпать здесь вопрос о вариантах суффиксов. Приведу лишь еще несколько отдельных примеров. В слове алгебраический находим редкий, кажется единственный, случай суффикса -аический, составляющего вариант к хорошо известному суффиксу -ический. В слове девчонка, потерявшем прямое соотношение с девка и уже вместе с ним участвующем в общей цепи слов дева, девочка, девушка и т. д., в настоящее время выделяется вариант суффикса -чонк- вместо прежнего -онк-. В словах буржуазия, буржуазный, по соотношению с буржуа, наблюдаем также единично встречающиеся варианты суффиксов -зиj-, -зн-, вместо -иj, -н. Разумеется, в подобных случаях возможны споры (с моей точки зрения, беспредметные), нужно ли тот или иной звуковой элемент, создающий вариант данного суффикса, считать принадлежащим к составу именно суффикса и не следует ли его рассматривать как элемент, создающий вариант основы. Например, можно задать вопрос, действительно ли слово буржуазный распадается на буржуа-зный, а не на буржуаз-ный, слово буржуазия - на буржуа-зия, а не на буржуаз-ия, и не надо ли вместо вариантов суффиксальных зн -- н, зиj - иj видеть здесь варианты основ буржуа- - буржуаз-. Подобные споры не имели бы никакого смысла. Суть дела выражается вовсе не в том, куда мы отнесем появляющийся здесь лишний звук, а только в том, что в данном случае соотношение двух основ, производящей и производной, принимает вид, который можно было бы выразить формулой: -а/-азн-, -а/-азия, и этого достаточно для понимания данного соотношения. Остальное - дело удобства номенклатуры.

Но совсем другое дело, если элемент, которым осложняется суффикс, в других случаях способен обладать самостоятельной функцией, как например в образованиях типа домовничать. Здесь уже далеко не все равно, куда мы отнесем элемент ов - "направо" или "налево". Если в указанном слове элемент ов будем отделять от элемента нича, то тем самым станем первому приписывать значение самостоятельного суффикса, которое он часто имеет в глаголах на -овать, между тем как в составе сложного суффикса -овнича- комплексу ов уже никакого отдельного самостоятельного значения приписать, очевидно, нельзя. И в самом деле, домовничать так относится к дом, как лентяйничать к лентяй, плотничать к плотник, и здесь перед нами, несомненно, один суффикс в трех своих вариантах: -а-, -нича-, -овнича-.

Другим примером трудности провести различие между вариантом суффикса и вариантом основы могут служить соотношения вроде баран - барашек, гребень - гребешок, карман - кармашек, камень - камешек, ремень - ремешок, плетень - плетешок: ср. еще Иван - Ивашка, болтун - болтушка и т. д. Каков ни был бы ответ на вопрос о возникновении этих соотношений, они так или иначе должны быть поняты в их собственном морфологическом содержании. И здесь возможен двоякий ответ. Более простой заключался бы в том, что в данных случаях наблюдается своеобразное чередование звуков н - ш, ограниченное вполне ясными условиями, хотя и необязательное; ср. день - денек, конь - конек, пень - пенек, игрун - игрунок и пр. В этом случае мы были бы вправе смотреть на соотношения вроде баран- - бараш- как на один из случаев вариантов основ. Другое более сложное толкование состояло бы в том, что в подобных соотношениях наблюдаются варианты суффикса -ок и -шок и одновременно варианты основ баран- - бара-. Второе из этих объяснений представляется менее приемлемым исключительно в силу своей большей сложности, по существу же оно не в меньшей степени отвечает действительности, чем первое, и спор о том, какое из этих объяснений точнее, был бы, на мой взгляд, схоластическим спором о словах, потому что вопрос заключается не в том, какую комбинацию звуков назвать основой, а какую - суффиксом, а только в том, каково реальное соотношение двух форм. Сущность дела и здесь может быть выражена формулой: -ан/ -ашек, а это только и важно.

Вопрос об исторической почве, на которой возникают вариантные виды суффиксов,- это очень большой вопрос русского словообразования, подлежащий особому монографическому изучению. Здесь я хочу все же подчеркнуть, что самое явление "переразложения" не должно рассматриваться как процесс механический. Конечные звуки основы могут отходить к составу суффикса лишь при определенных условиях. Важнейшее из них состоит, по-видимому, в том, чтобы отходящая к суффиксу часть основы в момент этого отделения сама по себе составляла известное звуковое единство, то есть была бы живой морфемой, а не случайным звукосочетанием. При этом условии отделение такого звукового комплекса от основы не разрушает ее, а лишь изменяет ее производный характер и возвращает ее к предшествующему состоянию, например хлеб, хлеб-ный, (хлеб-н)-ик и затем хлеб-ник. Слово лапчатый возникло как производное к лапка, но при известных обстоятельствах (выяснять которые здесь не место) приобрело значение производного к лапа. Это и стало причиной возникновения суффиксального варианта -чат, и уже на этой почве стали возможны образования вроде узор-чатый, матер-чатый и т. д. Одного слова лапчатый здесь, конечно, было бы недостаточно, но такой же процесс должны были переживать и другие слова сходной структуры, ср. дымчатый, коленчатый и т. д., а вопрос о том, в каких именно словах и по какой причине этот процесс возник первоначально, может быть решен, естественно, только после специальных разысканий. Но, например, в слове перепончатый такого переразложения не наступило до сих пор, и именно потому, что. в слове перепонка элемент к уже ранее того потерял значение суффикса и стал неотделим от своей, уже непроизводной, основы.

Как уже говорилось, каждый отдельный случай, в котором может быть заподозрен вариант суффикса, требует индивидуального анализа. Ничего нет поэтому удивительного в том, что в известных случаях возможна омонимия словообразовательной формы, то есть такое положение, при котором тожественная в звуковом отношении производная основа выделяет в своем составе не те же самые морфемы, членится по-разному, в зависимости от того, с какой производящей основой она соотнесена. Когда мы наблюдаем изолированное слово учительство, то мы не можем сказать, какие морфемы выделяются в этом слове, пока не установим, какое из двух значений, присущих этому слову, имеется в виду. Если учительство означает занятие того, кто учит, то в данном слове выделяется суффикс -тельств-, так как в этом случае соотносительная производящая основа есть учи-. Если же учительство имеет собирательное значение, то в нем выделяется суффикс -ств-. так как ближайшая производящая к нему основа в этом случае есть учитель-. Но проблема омонимии возникает не в том только случае, когда одно и то же звукосочетание то представляет собой одну цельную морфему то расходится по составам двух соседних морфем. Явление омонимии и вообще теснейшим образом связано с членением слов на морфемы. Нередко звуковой комплекс, в одном члене омонимной пары представляющий собой аффикс в другом члене пары оказывается и вовсе не выделим. Мне кажется, что это один из очень важных объективных признаков, позволяющий отличить омонимную пару от двух значений одного слова, и что этот признак в недостаточной степени учитывается нашей лексикографической традицией.

Так, например, то обстоятельство, что слово завод в контексте завод у игрушки имеет префикс за-, а в контексте консервный завод представляет собой основу непроизводную, лучше всяких других доводов объективно свидетельствует о том, что в данном случае мы имеем дело с омонимной парой, а не с двумя значениями одного слова. В Слове славный наблюдаем то производную основу к слава, например славный полководец, то непроизводную основу, например славный малый. В слове наказать есть префикс на-, если оно означает "дать наказ", и нет префикса, если оно означает "применить наказание". В слове имение основа непроизводная, а суффикс -ние в нем можно было бы выделить только в том случае, если бы это слово можно было бы употребить как существительное, означающее действие по глаголу иметь, но это, по-видимому, в современном русском языке невозможно. В слове положение выделяется префикс и суффикс только до тех пор, пока оно значит то, что значит, например, в выражении положение во гроб, то есть функционирует как обозначение действия по глаголу. Но в контекстах вроде сидячее положение, отчаянное положение и т. д. это слово представляет собой непроизводную основу. Думаю, что и слово глухарь как обозначение птицы представляет собой основу непроизводную, но когда это слово в производственном арго обозначает клепальщика, работающего внутри котла и глохнущего от сильного шума ударов, то суффикс -арь в нем становится несомненным. Уже и этих немногих примеров довольно для того, чтобы видеть, как тесно связан вопрос о выделении морфем в производных основах с вопросом об омонимии. Мне кажется, вообще можно утверждать, что слова с разной словообразовательной формой это безусловно разные слова. Но обратное, разумеется, было бы неверно.

До сих пор речь шла только о таком соотношении двух основ, в которых первичная, или - шире - производящая основа один раз дана внутри производной, а другой - в свободном, выделенном состоянии, без соответствующих аффиксов; ср. сад-овник при сад, при-нести рядом с нести и т. д. Но наряду с этим в русском языке есть очень много таких соотношений, оба члена которых представляют собой производные основы с общей производящей основой, но разными аффиксами. В этих случаях, следовательно" производящая основа выделима только путем соотнесения производных основ, а в свободном состоянии не существует. Такие основы, которые всегда даны только в соединении с теми или иными аффиксами, можно было бы назвать основами связанными. Ср., например, соотношение слов при-выкнуть и от-выкнуть, где выделяется первичная основа вык-, неизвестная в свободном от аффиксов виде. Ср. еще при-быль и у-быль, при-бавить, до-бавить и у-бавить или цепь слов: озор-ство, озор-ник, озор-ничать, при отсутствии слова, в котором основа представляла бы собой первичную основу озор- в чистом виде. Точно так же из соотношения кис-лый - кис-нуть - с-кис-ать и т. д. выясняется существование связанной основы кис-. Из соотношения слов напрас-лина - напрас-ный выясняется существование связанной основы напрас. Слова воин - война - войско - воевать объединяются основой воj-, также известной только в связанном виде, но, очевидно, не так было в древнерусском языке, пока употребительно было слово вой, равное по значению нынешнему воин. Непременно нужно считаться с наличием в языковой системе таких связанных основ, так как в противном случае многие явления словообразования получают неверные и сбивчивые толкования. Отсутствие той или иной основы в выделенном, свободном виде всегда есть известный шаг в сторону морфологической абсорбции, то есть к тому что первоначальная непроизводная основа вместе с своим аффиксом превращается в новую непроизводную основу. Однако до тех пор, пока при данной первичной основе возможны все же разные аффиксы, а не только какой-нибудь один, полного срастания аффикса и основы не происходит. Тем не менее самое значение подобной связанной основы бывает затруднительно представить себе в отвлечении от значений, непременно сочетающихся с основой аффиксов, н это нередко создает впечатление невозможности выделить самую основу.

Так, например, встречаются утверждения, согласно которым основы в словах обуть, разуть должны быть признаны непроизводными. Хотя сопоставление обоих этих слов и дает основание выделить здесь первичную основу -у-, этому с трудом верится, так как неясно, что же собственно, означает эта основа? На этой-то почве и возникают заключения о том, что подобная основа "плохо чувствуется", "слабо осознается" говорящими - заключения, совершенно верные в психологическом отношении, но лишенные лингвистического содержания. Как сказано было выше, то обстоятельство, что известная морфема слабо осознается, "не ощущается" в своем качестве морфемы, есть не объяснение, а то, что должно быть объяснено. В применении к основе -у-, выделяющейся из соотношения обуть - разуть, указанное обстоятельство объясняется тем, что значение данной основы не существует вне сочленения с значениями приставок об-, раз-. Неправильно было бы думать, что значение основы -у- вообще неопределимо. Нет, оно определимо, но только так, что при любом его определении в самое определение непременно будет входить указание на то, что соответствующее действие возможно только в тех его модификациях, которые в языке обозначаются префиксами об-, раз-. Например, значение основы у- можно было бы определить так: "совершить действие, в результате которого ноги будут снабжены одеждой или лишены ее". Так и в остальных случаях. Что значит озор вообще - сказать невозможно, не сказав тут же, что значение этой основы всегда дано только вместе с какой-либо из модификаций, которые вносятся в него суффиксами -ство, -ной, -ник, -начать и т. д. Другое дело, что такого рода соотношения, покоящиеся на ограниченном числе членов и притом выделяющие основу, бедную в звуковом отношении, как это имеем в случае основы -у-, очень неустойчивы и легко подвергаются изменениям Так, например, в польских говорах старое z-uc' (ср. старославянское из-оути) заменилось словом z-zuc', то есть конечный звук приставки повторился в качестве начального звука основы, а это повело далее к образованиям вроде ze-zuc', we-zuc' - основа стала фонетически богаче. Интереснее другой путь, представленный польскими говорами, именно появление слов o-buc', ze-buc', обусловленных переразложением ob-uc' > *o-buc' (пример заимствую у Улашина, Slowotworstwo, § 6). Ср. в "Швамбрании" Льва Кассиля выражение мальчика Оськи: "на нем набуты кандалы", с тем же отнесением звука б, выделенного из приставки, к составу основы. Легко можно представить себе, что, сказав на-буть, в другой раз тот же персонаж мог бы сказать и раз-буть, а в соотношении о-буть, на-буть, раз-буть общая основа, повторяющаяся уже трижды, и притом более богатая материально, чувствовалась бы уже гораздо отчетливее. Уже одно то обстоятельство, что живое чувство языка стремится сделать основу более осязательной, превосходно свидетельствует о том, что такая основа существует как нечто вполне реальное.

Приведу теперь еще несколько примеров связанных основ. Такого рода основу мы находим, например, в словарных цепях: комедия - комик - комический; трагедия - трагик - трагический, где выделяются общие основы ком- и траг-. Значение этих основ будет представлять собой, очевидно, остаток от вычитания значений суффиксов -едия, -ик, -ический из значений соответствующих слов. Это значение будет представлять собой, конечно, известную абстракцию, но иначе и быть не может. Важно то, что в значении всех слов данной цепи присутствует с несомненностью известный общий элемент - он и составляет значение основы. В соотношении слов волнение - волновать - волноваться в контекстах ему вредно волнение, ему нельзя волноваться и т. п. будет общая основа волн-, несмотря даже на то, что слово волна при данном значении этих слов в этом соотношении не участвует.

В словах максимум - максимальный, минимум - минимальный имеем связанные основы максим-, миним-. В некоторых случаях можно колебаться относительно того, нужно ли видеть в данной цепи слов общую связанную основу или же - вариантные разновидности свободной основы. Примером могут служить соотношения вроде вероятие - вероятный, велеречие - велеречивый, великолепие - великолепный и т. п. С одной стороны, в первом члене подобных соотношений можно усматривать суффиксальную основу с суффиксом -uj-, и тогда в них будет выделяться и общая связанная основа вероят-, велереч-, великолеп-. С другой стороны, можно рассматривать основу вероятиj- как основу непроизводную и представляющую собой вариант основы вероят- и соответственно выделять основы велеречиj-, великолепиj- в виде вариантов к основам велереч-, великолеп-. Опять-таки и здесь возможные разногласия были бы, по-моему, лишены серьезной почвы и свелись бы к спору о словах. Ср. еще канцелярия - канцелярский, наличие сходного соотношения кавалерия - кавалерийский толкает как будто бы мысль к тому. чтобы в канцелярий- видеть вариант основы канцеляр-. Однако и при таком взгляде на дело, при котором в основе канцеляриj- выделяется суффикс -иj и оба слова канцелярия - канцелярский объединяются общей связанной основой канцеляр-, сущность словообразовательного отношения остается та же. Ср. и такое своеобразное соотношение, как поэзия - поэма - поэт - поэтический. И здесь можно видеть или общую связанную основу поэ-, означающую то, что отвлекается в этих словах от значений суффиксов -зиj, -м, -т, -тический, или общую непроизводную свободную основу, представленную в своих вариантах поэзиj-, поэм-, поэт-, но сущность дела в обоих случаях останется та же.