9313-1 (Искусство безыскусности)
Описание файла
Документ из архива "Искусство безыскусности", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "литература" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "остальное", в предмете "литература и русский язык" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "9313-1"
Текст из документа "9313-1"
Искусство безыскусности
Светлана Рудзиевская
Особо показательной при рассмотрении феномена жизнетворчества в контексте дневникового жанра является фигура М.М.Пришвина, писателя с редким дневниковым даром, чья личность и творческая судьба требуют в связи с этим нового осмысления. Имя Пришвина давно находится среди имён классиков, произведения которых не вызывают споров и полемик, их тематика привычно определяется понятиями природы и нравственности. Поклонники писателя и те, кто не любит его творчества, оставляют свою позицию без лишних объяснений. И при всей своей очевидности и непроблемности пришвинская проза оказывается двулика, заключая в себе одновременно неизъяснимую тайну и общие места. Парадокс читательского восприятия обусловлен не только расхождением в стилистических вкусах и тематических предпочтениях. Главный дар Пришвина-писателя и Пришвина-человека – чистота сердца, исполненного любви и благодарности к жизни, поэтому прозу Пришвина надо ещё уметь читать. Разделить с автором чувство красоты могут читатели со столь же отзывчивым сердцем.
“Я один из тех странных русских писателей, которые искусство своё [мерят] самой жизнью”, – писал Пришвин в дневнике от 27 октября 1922 года. Тесное родство его дневникового и художественного творчества связано с характером таланта писателя – цельностью первичного ощущения жизни.
Пришвин вошёл в литературу поздно, в начале 1900-х, с 1905 года берут начало и его дневники (ранние, юношеские, писатель уничтожил). Просматривая дневниковое наследие в целом, можно заметить, как резко отличаются и по стилистике, и по материалу дневники 1910-х годов. Это ещё не дневники Пришвина: записи 1908–1913 годов – более проза (очерки, рассказы), чем дневники. В те годы шло становление писателя, и Пришвин сам не до конца осознал своё призвание. “Я могу писать всю жизнь о других людях, скрывая себя. Могу написать одну только книгу о самом себе. Могу, наконец, создать вокруг своей тайны искусство... Что избрать? Пусть время решит”, – писал он 4 мая 1907 года.
Пока человек стоял на перепутье, его взгляд заменял взгляд литератора. Отсюда смешение жанров дневника и прозы, которое тревожило и самого автора. “Пишется легко и свободно то, что пережил. Значит, нужно писать как можно точнее и меньше сочинять. Но если так, то как возвыситься от формы дневника и записок до художественной формы” (16 апреля 1909). В 1911 году Пришвин запишет: “Пересматривая материалы 3-го тома, пришёл к заключению, что все мои лучшие писания основаны на описании своих непосредственных впечатлений. Из замыслов ничего не выходит. Из воспоминаний тоже”.
Время шло, и вопросы, поставленные писателем, разрешались: в разные годы по дневниковым материалам были созданы «Календарь природы», «Лесная капель», «Глаза земли»... Дневниковое начало прозы Пришвина становилось очевидным, являя своеобразие его таланта – таланта не вымыслов, а впечатлений.
“Писатель тот, кто умеет следить за собственной, личной своей жизнью, – это первое, этого довольно, чтобы сделаться писателем, – формулировал Пришвин в 1937 году, – но чтобы сделаться писателем-художником, нужно ещё это своё увидеть отражённым в мире природы и человечества”. Дневники, содержа этюды, зарисовки, стихотворения в прозе, философские размышления, представляли это “своё”. Прозаические произведения, создаваемые в стиле пришвинского реализма, давали “видение души человека в образах природы”. Но качеством прозы дневники не уступали художественным произведениям. Сложился свой дневниковый стиль.
“С начала своей писательской работы я веду дневники, но только к тридцати годам эти дневниковые записи вылились в законченную форму поэтической миниатюры”, – напишет потом Пришвин. Очерк, рассказ, главка произведения – форма миниатюры так или иначе прослеживается в творчестве писателя. Чем привлекала она автора?
“Маленькие рассказы у писателя – это знаки его личной живости и непосредственного участия в жизни... кажется, сама искрящаяся жизнь их даёт и автор на ходу схватывает эти искорки...” (из записи от 2 октября 1935 года). То же стремление схватить миги жизни. Пришвин вышел из “серебряного века”, и хотя концепция жизнетворчества принадлежала символистам, для Пришвина она была не идеей, а самой данностью, заключённой в природном складе его личности.
“Личная живость”, “непосредственное участие в жизни” – такие приоритеты характерны для открытого всему новому человеческого сердца, в глубине которого совершается таинственный ход Жизни. Не случайно для автора значимо “на ходу”, и он кладёт в основу искусства дневника “достоверность сердца”.
“Я долго учился записывать за собой прямо на ходу и потом записанное дома переносить в дневники (заметим и традицию В.В.Розанова. – С.Р.). Всё написанное можно потом [складывать], но только в последние годы эти записи приобрели форму настолько отчётливую, что я рискую с ней выступить, – пишет Пришвин 10 июня 1940 года, готовя к публикации «Лесную капель», первое произведение, построенное в жанре дневника. – Я не первый, конечно, создатель этой формы... Но я приспособил её к своей личности, и форма маленьких записей в дневник стала больше моей формой, чем всякая другая”.
Итак, к 1940 году художник не только находит свою форму, но и утверждается в ней, осмелясь вступить с личной находкой в большую литературу. Ещё раньше такая попытка была сделана в 1925 году в «Родниках Берендея» (в 1930-е годы произведение переработано в «Весну» «Календаря природы»). В 1938 году Пришвин напишет об этом: “На дрейфующей льдине всякая запись значительна: встал рано, вышел, трещина в том же положении и т.п. Я раз вообразил себя летящим пассажиром на земном шаре и стал отмечать ежедневные перемены в природе: так получились «Родники Берендея»”. Однако «Весна» в «Календаре природы» – форма всё-таки традиционно прозаическая, с сюжетом, героями; дневниковые записи использованы в ней как вставные детали, не более. Подобный приём Пришвиным практиковался, и постепенно путь от дневников к прозе становился методом работы писателя.
19 сентября 1921 года: “Если мне не удастся написать продолжение «Чёртовой ступы», то придётся написать книгу в форме дневника, где [в] различные художественные произведения мои будут вкраплены страницы моей жизни”.
5 ноября 1936 года: “Расписываю дневник по карточкам и надеюсь, что, когда всё выпишу, в голове повесть окончательно оформится, и тогда я напишу её всю в один месяц” (о ненаписанной повести «Счастливая гора»).
Чем более укреплялся дневниковый стиль автора, тем более осознавалась писателем его самостоятельная художественная ценность и росло желание выйти к читателю с дневниками без переделки их в прозу.
2 июля 1946 года: “Читал сегодня дневники, и мелькнула мысль о том, чтобы выбрать из всех дневников записи и сделать книгу «Михаил Пришвин. Дневник»”.
22 апреля 1949 года, размышляя о последних творческих планах (Пришвин тогда работает над романом «Осударева дорога»): “А то, может быть, и пробовать не буду, а возьму... и напишу из дневников книгу «Завещание»”.
Последние годы жизни, начиная с конца 1940-х, – работа над «Глазами земли», книгой, обозначенной уже прямо – дневник писателя.
В чём же тайна творческого пути Пришвина, незамеченная тайна столь понятного, казалось бы, автора? В сравнении с опытами других писателей в дневниковом жанре дневники Пришвина отличают постоянство и высота художественного уровня, а также единство стиля: даже деловые записи не контрастируют резко с общим стилем повествования. Несмотря на то что специфика жанра предполагает разрозненность записей и реальна тенденция к их замкнутости, а Пришвин – автор дневника известен как мастер миниатюры, говорить о его дневниках как о цельной книге вполне правомерно, и в этом ещё одна загадка.
“Дневник пишется или для себя, чтобы самому разобраться в себе и вроде как бы посоветоваться с самим собой, или пишется с намерением явным или тайным войти в общество и в нём сказать своё слово. В последнем случае... это можно сделать, лишь если сумеешь от себя отказаться. Впрочем, и не только дневник, но и всё человеческое творчество состоит в том, чтобы умереть для себя или возродиться в чём-то другом” (20 февраля 1946).
Феномен художественности дневников Пришвина, возможно, связан с тем, что обе мотивации совмещались у писателя, точнее, он не отделял дневник от творчества. Отсюда в дневниках при неподдельной человеческой искренности совершенство художественной формы (отказ от себя) и сохранение первичного назначения жанра (для себя). Отказ от себя как свойство художнической натуры был настолько органичен для автора, что разница между Пришвиным в жизни (дневник) и Пришвиным в творчестве (проза) пропадала. Он просто не мог писать по-другому, даже для себя, являя, таким образом, тип законченного художника (или цельного человека). Причём творческое движение шло именно от человека к писателю, а не наоборот.
Ю.Олеша в дневниках тоже не мог писать по-другому, но его творческий импульс шёл от писателя к человеку, и литератор человека поглотил. Поэтому Олешу можно считать антиподом Пришвина в дневниковом жанре: его дневники – автобиографическая проза, то есть та же литература; дневники Пришвина – проза совсем иного, дневникового качества, то есть не столько литературное творчество, сколько жизнетворчество. И сам писатель, вероятно, сознавал уникальность своего дара, не случайно так настойчиво стремился он выйти с ним к читателю.
И «Лесная капель», и «Глаза земли» (а они тоже имели рабочее название «Капель») создавались писателем с установкой: почему бы не написать это так же, как я пишу дневники? Своего рода творческий эксперимент: имитация дневникового стиля, и даже не в буквальном повторении (выдержек из дневников не столь много), а по духовному настрою. Отсюда и авторское именование «Капель»: капля – символ дневникового творчества для Пришвина (вспомним запись: “Сердце не успевает остыть, пока бывает оформлено значение падающей из души капли полного чувства...”).
Смог ли приблизиться автор к форме дневника в поздних произведениях? Несмотря на частичные удачи, в целом – не смог. «Лесная капель» и «Глаза земли» – литературно построенные произведения. Чтобы точнее определить различие дневников и прозы, необходимо подробнее рассмотреть их соотношение.
19 марта 1926 года Пришвин делает запись: “Читал записки прошлой весны. Просто удивительно: вся жизнь целиком ушла в книгу «Родники Берендея»”. Дневниковые записи апреля 1925 года находят прямое отражение в «Весне» «Календаря природы». В марте 1925 года Пришвин с семьёй переселяется в Переславль-Залесский, где он является одним из инициаторов организации биостанции. Живёт писатель в Ботике ПетраI, в то время пустовавшем. В дневнике за 1925 год (том 8) записей об этом не более двух страниц, текст «Весны» содержит около ста. Похоже, вся жизнь автора действительно “целиком ушла в книгу”. Тем интереснее найти, какие следы оставила она в дневнике, а какие в художественном произведении.
Конечно, полное описание событий тех дней даёт книга. Материал дневника невелик: два-три ярких впечатления, не больше. Однако в тех кратких лирических и философских записях дневника (которые в книгу не вошли) содержится жизнь личности автора, то есть непосредственный образ, в котором представилась Пришвину жизнь в год 1925-й. Внешний образ жизни края Переславля-Залесского в 1925 году создан писателем в «Весне». И нельзя противопоставлять оба образа: первый более интимен, второй сознательно ориентирован на читателя, но и дневник, и проза вторичны по отношению к самой жизни, которую отражают.
Поэтому не случайно уже после публикации «Родников Берендея» в «Красной нови» в дневнике 7 октября 1925 года появляется запись: “Я живу один во дворце, устроенном когда-то для приёма царей. Весной, в марте, когда я тут поселился, из подвала вылетел в окно русак. В большом зале подвесились летучие мыши. В ста шагах токовал тетерев...” Пришвин словно бы повторяется: тетерев, русак уже описаны в главах книги, причём эпизод с русаком развит до небольшой сюжетной истории. Но эта жизнь ушла в произведение, для читателей, а для самого писателя?.. И вот возникает в дневнике поздняя запись-воспоминание, но в пределах дневникового 1925 года она – первая и открывает одно из основных событий личной жизни Пришвина в то время.
Так по-разному складывается образ жизни в дневниках и прозе, и, хотя его воплощение в слово и там и там носит творческий характер, форма творчества различна: в дневнике каждая запись – вещь в себе, а незримая связь между записями – связь стиля, пришвинского “я”; в книге – сюжет, рассказчик, образ автора, герои... Есть параллельные места, прямо или косвенно перешедшие из дневника в прозу, но метод писателя ещё традиционен: идеи, образы, сравнения, детали из дневника включаются в произведение либо не изменяясь, либо варьируясь. Что даёт писателю подобное обращение к дневникам, если оставить в стороне вопрос мастерства (техники)?
Не только чтобы использовать удачные находки или сократить себе работу, возвращается автор к уже созданному материалу. Дневниковые записи хранят сокровенное чувство в свежести его рождения, и Пришвин, возможно, настраивался по ним, как по камертону, сверяя силу чувства, пережитого им когда-то, с силой чувства, которое пытался теперь пробудить в читателях своим творчеством. Работа художника и состоит в воссоздании жизни, в поиске формы, в которой своё сокровенное должно быть введено так, чтобы читатель испытал то же впечатление, что в своё время сам писатель. Свои дневниковые фрагменты Пришвин помещал в узловые, кульминационные точки произведения.
Новый шаг в творческом пути был сделан Пришвиным в 1940 году книгой «Лесная капель», которую позже он назовёт первым своим собранием дневниковых записей-миниатюр. «Лесная капель» строится из фрагментов, эпизодов, сворачивающихся иногда не только до абзаца, но и до фразы, цельных в своей смысловой завершённости. В заголовки выносится ключевое слово-образ. Но можно ли верить писателю, когда он говорит о книге: “Это выдержки из моих ежедневных дневниковых записей”?