57179 (Дипломатическая служба в московском царстве), страница 3

Итальянский путешественник Рафаэль Барберини в своём сочинении «Путешествие в Московию в 1565 году» рассказывал о приёме послов:

«Важнейшие дела, касающиеся до иноземных государей, как то посольства или объявления войны, идут прямо от царя, великого канцлера и двух казначеев; а как часто такие дела поступают тоже от посланников из отдаленных стран и на языке весьма различном от их языка, который очень походит на славянский, то имеют они, поэтому случаю, многих у себя переводчиков для разных языков, посредством которых и изготовляются подобные дела.

В бытность мою там, приезжали послы из Черкессии от одного государя, отца супруги великого князя, а также, и послы от гроссмейстера рыцарей, кажется, родосского или иepycaлимcкогo ордена, который пребывает во Франконии, что в Германии. Приезжали они с довольно значительным числом дворян и прислуги, привезши с собою разных подарков, тысячи на четыре талеров, трактовать, слышал, о том, как бы им снова иметь гроссмейстера из ордена, что господствовал было в Ливонии, и именно из благородного дома Фустемберга Вестфальского, который попал в плен к московскому царю при взятии Ливонии; но упомянутые послы не могли этого получить. Говоря здесь о послах, не могу промолчать, как вообще дурно поступают с ними в этом крае; подлинное варварство! Во-первых, должно знать, что, когда они прибудут в эту землю, несколько дней задерживают их областные правители, пока не дадут о том знать двору и не получат оттуда разрешения. Потом, когда получится ответ, что можно их представить, придаются им для конвоя разные бояре, которые везут их туда, не дозволяя, впрочем, говорить им ни с кем, дорогою. По прибытии в Москву, отводится им особый дом, куда приставляется стража, дабы никто из них, даже последний их служитель, не мог оттуда выйти, и не дозволяется им ничего покупать для их удобства, кроме необходимого для жизни. К тому же не только им самим не дозволяется выходить за покупками, но даже запрещено, чтобы никто и из тамошних жителей не смел к ним приходить на дом, что-нибудь продавать, разве только оскорблять их и делать им всякие неприятности. И таким образом должны они, пока не получат аудиенции, оставаться у себя взаперти с месяц или около того, смотря как заблагорассудится государю. Потом же, когда захочет он дать им аудиенцию, предварительно извещают их о том, за день до приема; между тем государь отдает приказание собраться в назначенный и положенный день, всем своим дворянам и боярам, в длинных своих одеждах, наподобие венгерской, с серебряными и золотыми пуговицами, из разных шелковых материй и золотой парчи, подбитых разными, у кого собольими, у кого куньими, горностаевыми, рысьими и другими мехами; в своих высоких меховых, из соболя или серой лисицы, шапках, украшенных пуговицами, жемчугом и тому подобным, и в разноцветных сапогах, на манер турецких, но подкованных металлическими гвоздиками. И вот большая часть этих дворян и бояр наполняют огромнейшую залу, где все они сидят; а подле этой залы находится, еще гораздо обширнее той, другая зала, где восседает сам государь на весьма высоком, о трех или четырех ступеньках, троне, обитом золотою парчою. У самого же его на голове золотая корона, кругом осыпанная драгоценными каменьями, и опушенная, также как у бояр, но самым дорогим и самым черным собольим мехом; одежда на нем, тоже длинная до самых пят, из золотой парчи и с пуговицами, величиною в небольшое яйцо, но из чистого золота, и осыпанными жемчугом и каменьями; сапоги у него, тоже цветные, с острыми, кверху загнутыми носками до половины ноги, и подбитыми сверх того, небольшими серебряными гвоздиками; а в руке у него серебряная вызолоченная трость, наподобие епископского жезла. И в этой же самой тронной, только поодаль от него, сидят везде, кругом, более двухсот человек знатнейших бояр одетых как нельзя богаче. Когда всё таким образом приготовится, несколько назначенных государем придворных отправляются из дворца, в богатых одеждах, верхом на прекрасных конях, в парадных разноцветных сбруях; прибыв в посольский дом берут послов с собою и везут их, тоже верхом, но на самых скверных и убранных в самую дурную сбрую лошаденках, во дворец; тут шагов за тридцать или за сорок от дворца и заставляют их, из чванства, слезать со своих кляч и идти пешком. И таким образом вводят их, по одиночке, одного за другим, пред светлые очи государя, к которому приближаются они, делая пред ним поклоны; государь простирает им руку для целования, потом приказывает переводчикам спросить у них от какого государя присланы. Они отвечают, и удовлетворив на вопрос, подносят привезенные с собою подарки, которые принимая, он благодарит их, и тогда обращается с вопросом о здравии их государя; наконец приглашает их, того же утра, откушать с ним, следующими словами: «Я делаю вам милость приглашением откушать ныне хлеба-соли со мною!». И тогда вышеупомянутые придворные тотчас же уводят их в особую залу, в том же дворце. Всему, что здесь сказано, я был сам очевидцем за полчаса до аудиенции, дарованной упомянутым послам. Не будучи сам лично послом, имел я такую же точно аудиенцию, и так же был приглашен государем откушать с ним; а как в принятом обычае есть там, чтобы и все приезжие из чужих краев, желающие удостоиться аудиенции, приносили подарки государю, то и я должен был поднести ему большой серебряный кубок с крышкою, чеканной работы, с позолотою: без такого подарка, быть может, и не выпустили бы меня из этого края.... Окинув глазами всю эту залу, государь пошел и сел в конце одного стола, на особом кресле; потом велел позвать послов, а подле него стоял его переводчик, который называл ему поименно входивших. Тогда государь, называя каждого по имени, указывал им место, где угодно ему было, чтобы садились; таким образом сажал он одного за другим, упомянутых послов, вместе с их служителями за один стол, который находился по правую руку от него; потом приказал позвать и меня, потому что на этот раз не было там других иностранцев, и назвав меня, так же как и прочих, по имени, посадил меня за другой стол, который еще оставался незанятым, вместе с моим переводчиком и двумя служителями, которые были со мною, потому что таков там обычай. Государь все еще оставался на своем месте, и подозвал к себе послов, которым подавал, каждому своеручно, кубок вина; но они, будучи заранее предуведомлены о нравах и обычае страны, принимали из рук его кубок, держали свои шапки в руке и, обернувшись спиной к государю, отходили от него шагов за несколько, где, вдруг остановясь, снова оборачивались к нему лицом и преуниженно кланялись ему по-турецки; потом выпивали все до дна, либо отведывали только, как кому было угодно; потом отдавали кубок присутствующим, и не говоря ни слова, уходили. Послы были отведены стражею в свои покои, под арест, а я отправился к себе».

На основе рассмотренных документов можно выделить следующие правила приёма иностранных послов в Москве: На границе послов встречал пристав, высланный навстречу воеводой пограничного города. С момента вступления на русскую почву послы получали «корм» в значительном количестве. В пути за снабжением посольства всем необходимым наблюдал приставленный к нему пристав. По дороге в Москву послов всюду встречали с почетом, но воеводы не должны были обмениваться с ними визитами, так как твердо держалось правило, что до царской аудиенции никакое должностное лицо не должно с ними видеться. Не доезжая Москвы, посольство должно было остановиться в ожидании разрешения на въезд в столицу. В день, назначенный для въезда, из царской конюшни высылались возки или кареты и верховые лошади. Въезд послов в Москву происходил с большой пышностью, при большом стечении народа. Вся эта обстановка должна была внушать послам представление о богатстве и могуществе московского царя.

Послов стремились изолировать, под предлогом охраны их личности к ним приставлялась стража, которая никого не пропускала к ним; не разрешалось им и выходить со двора. В день аудиенции к послам являлись назначенные для того придворные со свитой. Для послов подавали опять лошадей с царской конюшни или царскую карету. Перед послами секретарь посольства или кто-нибудь другой из их свиты вез, высоко подняв в руке, верительную грамоту, завернутую в шелковую материю, затем уже ехали послы в сопровождении приставов.

Царь принимал, сидя на престоле, вдоль стен сидели на лавках бояре в роскошных кафтанах Послы представлялись в шляпах, их представлял один из окольничих. Посол «правил поклон», т. е. осведомлялся о здоровье царя, и произносил приветственную речь. В ответ царь вставал и спрашивал о здоровье государя, от имени которого прибыл посол. После обмена взаимных приветствий посол вручал верительную грамоту, которую принимал посольский дьяк. Затем царь допускал послов к руке. После целования руки послам ставили скамейку против престола. Посидев немного, послы излагали в краткой речи цель своего приезда и «являли» подарки, привезенные царю. В день аудиенции полагалось угощение послов царским обедом. Во время обеда кушанья подавались на царский стол в разрезанном виде, и царь рассылал куски гостям, в том числе и членам посольства. Во время обеда по определенному церемониалу произносились здравицы в честь царя и того государя, от имени которого правилось посольство.

Через несколько дней после торжественной аудиенции назначалась вторая в более скромной обстановке, во время которой царь сообщал послам, что, ознакомившись с содержанием верительной грамоты, он назначил несколько бояр для переговоров с ними по всем поднятым ими вопросам. Затем их вели в так называемую «ответную палату» и начинались переговоры. Заседания происходили несколько раз, и по окончании их назначалась последняя прощальная аудиенция. Если переговоры приводили к хорошему результату, царь на отпуске угощал послов медом.

Договоры в этот период утверждались присягой — «крестным целованием». Царь присягал в присутствии иностранных послов. Придворный протопоп после молебна читал «заклинательное письмо о содержании вечного покоя», за ним повторял слова царь, а «грамота докончальная в то время лежит под евангелием». По окончании чтения текста клятвы царь прикладывался к кресту, потом, взяв докончальную грамоту, отдавал ее послам.

Московские послы получали от Посольского приказа наказ, в котором детально излагались инструкции, как поступать при посольстве, и даже что и как говорить. Например, в документе «Наказная память, данная из Посольского приказа Н.Г. Спафарию о посольстве в Цинскую империю» говорится:

«А как он, Николай, приедет Китайского государства к порубежному городу, и ему того города к державцу послати от себя нарочно и велети про себя сказати, что послан он от великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца и многих государств и земель восточных и западных и северных отчича и дедича и наследника, государя и обладателя, ко государю их китайскому богдехану в посланниках для его великого государя надобных дел, и чтоб он велел ево принять и до стольного Китайского государства до города Камбулака, дав им пристава и корм и подводы и провожатых, отпустил не мешкая. Да как ево тот порубежной державец из порубежного города в Камбулык отпустит, и ему до стольного города ехати с поспешением, и в дороге едучи проведывать: у китайского хана которые послы и посланники из-ыных государств приходят, на приезде у самого ль хана бывают и ево видят ли и посольства свои пред ним ли отправляют.

А приехав на ханов двор итти в полаты, а как в тое полату, где хан будет, войдет, и Николаю от великого государя правити хану поклон. А молыть: божиею милостию великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец, московский, киевский, владимерский, новгородцкий, царь казанский, царь астраханский, царь сибирский, государь псковский и великий князь смоленский, тверский, югорский, пермский, вяцкий, болгарский и иных государь, и великий князь Новагорода Низовские земли, черниговский, резанский, ростовский, ярославский, белоозерский, удорский, обдорский, кондинский и всеа Северные страны повелитель, и государь Иверские земли карталинских и грузинских царей и Кабардинские земли черкаских и горских князей и иных многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич и наследник и государь и облаадатель, вам, велеможнейшему богдехану, города Камбалыка и всего Китайского государства владетелю, велел поклонитись и свое царского величества здоровье сказати, а ваше, ханово, здоровье видети. И поклониться рядовым поклоном.

А буде он, Николай, будучи в Канбалыке и до Канбалыка дорогою едучи, про ханово именование и титло, как он сам себя описует, уведаят подлинно, и ему в вышеписанной речи именованье ханово и титло говорить сполна, как он сам себя описует, буде он в той своей титле не имянуется всего света государем, также и иных окрестных великих государей имянованьем и титлами.

А как богдахан спросит про здоровье великого государя его царского величества встав, и Николаю молыть: как мы поехали от великого государя нашего, от его царского величества, и милостию божиею великий государь наш царь и великий князь Алексей Михайлович, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержец и многих государств и земель восточных и западных и северных отчич и дедич и наследник и государь и облаадатель, на своих великих и преславных государствах великого и преславного Росийского царствия дал бог в добром здоровье. Да подати хану грамоту руским письмом тое, в которой он написан послом, честно, а великого государя грамота с ним послана такова.

А буде ему, Николаю, китайской хан у себя на приезде быть и очей своих видеть и посольства перед собою править против прежних своих обычаев не велит, а прикажет к нему, чтоб он великого государя грамоту и любительные поминки отдал и посольство свое правил перед ево хановыми ближними людьми, и Николаю хановым ближним людей говорити, что прислан он от великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца, и многих государств и земель восточных и западных и северных отчича и дедича и наследника и государя и обладателя, ко государю их к богдехану с его царского величества любительною грамотою и для их обоих государей нужных и надобных дел, которые им обоим государем и государствам их ко всякому добру и к пожитком, и наказано ему тое царского величества грамоту подати и речь говорить самому богдехану, а не им, хановым ближним людем, и ему мимо самого бугдыхана ближним ево людем царского величества грамоты и поминков отдать и посольства править немочно, и тем царскому величеству государь их богдыхан оказываетца нелюбовью, и чтоб они государю своему богдехану донесли, чтоб ему царского величества з грамотою быти и посольства править велел перед собою, а не перед ближними своими людьми. А поклона и посольства от царского величества перед хановыми ближними людьми не править.