159673 (Соборность и ее интерпретации в русской философии XX века)

КУРСОВАЯ РАБОТА

"Соборность и ее интерпретации в русской философии XX века"

Введение

Cмысл, вкладываемый в категорию «соборность», чрезвычайно глубок и многогранен. Ввиду нарастания остроты глобальных проблем современности, с которыми неразрывно связаны наиболее рельефные противоречия развития современной России, категория «соборность» вызывают к себе огромный исследовательский интерес, как могущая содержать в себе (за счет претензии на конкретную «всеохватность», всеобщность) потенциал решения кризисных ситуаций различного уровня. Действительно, соборность зачастую предлагается и как основание для формирования идеологии современного российского государства, и как базис для гармоничного решения противоречий между развитием личности и общества, межнациональных противоречий, проблем противостояния общества и природы, эскалации гонки вооружений, кризиса нравственности, классовых конфликтов и т.п. (список «недугов», от которых может помочь практическая реализация содержания соборных концепций можно продолжать еще долго). Однако в рамках обоснования актуальности тематики данной работы наиболее важен следующий вывод: многими исследователями отстаивается фундаментальная значимость категории «соборность» как базисной для решения актуальнейших противоречий современности, как на мировоззренческом уровне, так и в рамках конкретных методологий и практик социальной деятельности. Именно эта практическая значимость (глубоко, впрочем, фундированная теоретически) подчеркивалась плеядой русских философов, которые (начиная с А. С Хомякова) стали основоположниками разработки «соборных концепций». В связи с этим, весьма актуальным представляется нам многоаспектное изучение категории соборность как сущностной характеристики социокультурного развития российского социума. На основании этого исследования мы можем оказаться ближе к пониманию основанных на единых принципах, конкретных «механизмов» решения многих острых проблем современности, либо, в случае обоснования пессимистических выводов, сможем развеять очередную иллюзию относительно существования философской «панацеи от всех бед».

Таким образом, разработка рассматриваемой темы представляется актуальной и на уровне социально-философского исследования глобальных противоречий социального развития.

Цель

Целью работы является исследование идеи соборности в русской философской мысли.

Задачи

Достижение этой цели предполагает решение ряда задач:

1) Рассмотрение учения А.С. Хомякова, о соборности, как положившего начало исследованиям и спорам по проблеме в русской философской мысли.

2) Рассмотрение учений о соборности мыслителей XX века: Н.А. Бердяева, протоиерея Сергия (Булгакова), иерея Павла (Флоренского), Вячеслава Ивановича Иванова.

1. Понятие и возникновение учения о соборности в русской философии

Соборность – понятие русской философии, выработанное Хомяковым в рамках его учения о Церкви как органическом целом, как о теле, главой которого является Иисус Христос. Церковь прежде всего есть духовный организм, целостная духоносная реальность, а потому все члены Церкви органически, а не внешне соединены друг с другом, но внутри этого единства каждая личность сохраняет свою индивидуальность и свободу, что возможно только в том случае, если единство зиждется на бескорыстной, самоотверженной любви. Только тогда постигаются истины веры, ибо полная истина принадлежит всей Церкви в целом, а не одному лицу или учреждению, сколь бы авторитетны они ни были. Человек находит в Церкви «самого себя, но себя не в бессилии своего духовного одиночества, но в силе своего духовного, искреннего единения со своими братьями, со своим Спасителем. Он находит в ней себя в своем совершенстве, или точнее находит в ней то, что есть совершенного в нем самом, – Божественное вдохновение, постоянно теряющееся в грубой нечистоте каждого отдельно личного существования». Соборность – это свободное единство членов Церкви в деле совместного понимания ими правды и свободного отыскания пути к спасению, единство, основанное на единодушной любви к Христу и божественной праведности. Необходимо заметить, что в развитии учения о соборности, Хомяков опирался на наследие немецкой классической философии и прежде всего на груды Шеллинга.¹ Немецкий мыслитель, исходя из общих установок своей системы, считал, что все существующее «обладает единством, из которого оно произошло».² При этом, чем ближе вещь, явление к «единству», тем оно совершеннее, и, напротив, обособление от всеполноты подавляет «стремление вернуться к единству всего» а значит и обрести идеал. Анализ взаимоотношения единства и множественности приводит философа к выводу, что «каждому дано свое особенное время, чтобы оно в множестве было единым и в бесконечности – конечным» Задачей философии, причем, очень трудной и доступной лишь узкому кругу мыслителей, и является, по мнению Шеллинга, выделение божественного, т.е. единого начала в «наличном бытии всех существ».³

А.С. Хомяков в противовес католицизму и протестантизму считает неприемлемым определение церкви как формального, внешнего союза мирян и клира, ибо сама экклезия не может рассматриваться как «множество лиц в их личной отдельности» '. Церковное единение предполагает качественные характеристики и не может ограничиться количественными параметрами. Важнейшей чертой качественной стороны жизни церковной общины выступает «углубленность ее членов в Истину».

При этом для русского мыслителя принципиально важно подчеркнуть два момента: во-первых, истина не принадлежит избранным, она – достояние всех тех, кто «вошел в церковную ограду»: во-вторых, приобщение к истине не может быть насильственным, так как «всякое верование… есть акт свободы».⁴ Отвергая принуждение как путь к единству, он ищет более эффективное средство, способное сплотить церковь. Таким средством, по его мнению, может быть только любовь, характеризуемая при этом не только как этическая категория, но и как сущностная сила, обеспечивающая «за людьми познание безусловной Истины». Наиболее адекватно выразить сочетание имманентного единства, основанного на свободе и любви, может, по мнению А.С. Хомякова, только понятие «соборный». Последнее подчеркивает не только внешнее, видимое соединение людей в каком-либо месте, но и постоянную возможность такого соединения, иными словами, это «единство во множестве».⁵ Для русского мыслителя слово соборный «содержит в себе целое исповедание веры» и любая попытка его заменить другим термином означает отказ от православного понимания церкви.

Анализируя церковные критерии соборности, А.С. Хомяков приходит к выводу, что они проистекают от «духа Божия», живущего в церкви и «умудряющего ее». Само проявление этого духа многообразно, он выступает «в писании, в предании и в деле». Следовательно, соборность является как «дар благодати, даруемый свыше» – это внутреннее основание «непогрешимости соборного сознания». Внешним же критерием соборности выступает принятие тех или иных религиозных положений «всем церковным народом». Ярким примером подобного одобрения всей церковью религиозных истин были Вселенские соборы, выработавшие христианские догматы и каноны. Согласно взглядам Хомякова, соборное сознание не может рассматриваться как статичное образование. Например, «нет пределов писанию», ибо «всякое писание, которое Церковь признает своим, есть Священное Писание».⁶ Следовательно, по мере одобрения «всей полнотой церкви» тех или иных религиозных положений, они приобретают статус «соборных решений».

Для мыслителя «церковный народ», то есть видимая церковь, живет по христианским принципам лишь постольку, поскольку подчиняется церкви невидимой. Поэтому, как считает Шапошников, что внутренний критерий соборности, связанный с Духом святым, и внешний ее критерий, опирающийся на «единомыслие церковных чад», не противостоят, а взаимодополняют друг друга.⁷

Исходя из этого, понятно, что церковь Мистическая и историческая взаимосвязаны между собой. Реальная церковная практика никогда полностью не воплощает идеалов церкви небесной, но именно в силу этой взаимосвязи христианское учение «становится жизненным». Оно изменяет не только душу индивида, но и его отношение с другими людьми, то есть социальную сферу, так как «благодать веры не отделима от святости жизни». В этой связи отметим, на наш взгляд, спорную позицию С.С. Хоружия. Известный философ считает, что учение Хомякова о соборности «оказалось, по существу, раскрытием одного главного вывода: вывода о благодатной и сверхэмпирической природе Соборного Единства», в нем идет речь о «Церкви мистической и невидимой» ⁸ Мы уже отмечали, что нет непроходимой границы между церковью мистической и земной, но более того, А.С. Хомяков был убежден, что соединение человека с Христом «тогда лишь получает свой венец, когда оно осуществляется в реальном мире, в принципе общежития.» ⁹

Итак, «единство во множестве» выступает определяющим признаком соборности, позволяющим выделить этот феномен из мира других духовных образований. В свою очередь, соборность становится у Хомякова и его сторонников критерием правильности религиозной веры и основанной на ней церковной жизни, имеющей в их концепции определяющее значение и для всех других сфер человеческой Деятельности. Анализ применения принципа соборности в духовной сфере, который предпринял главный идеолог славянофильства, поможет более полно представить его взгляд на эту проблему.

Анализ взглядов А.С. Хомякова на соборность показывает, что он не только первым в отечественной философии попытался выявить ее основные признаки, но и рассмотрел развитие церкви и общества, исходя из соборных установок. Его экклезиология и историософия делают акцент на реализации принципов соборности в церковной и социальной сферах. Русский мыслитель обозначил также в самом общем плане подходы к пониманию соборности как онтологическому и гносеологическому феномену.
В этой связи понятно, что последующие философы и богословы, обращаясь к проблемам соборности, в той или иной мере должны были определить свою позицию по отношению к А.С. Хомякову и славянофильству в целом.

2. Интерпритация учения о соборности в русской философии XX века

2.1 Учение о соборности Н.А. Бердяева

Николай Александрович Бердяев принадлежал к экзистенциально ориентированному течению русской мысли, которое исходило из примата личного начала над социальным. Он писал: «В иерархии духовных ценностей первое место принадлежит личности, второе место обществу и лишь третье место государству».¹⁰ Казалось бы, такая позиция делает философа противником соборности и, действительно, у Н. Бердяева многократно встречаются концепции «неразвитости личного начала в русской истории». В отличии от славянофилов, для которых отсутствие рыцарства в русском государстве было благом, для него это – «горе». Именно этим объясняется то, что «личность не была у нас достаточно выработана, что закал характера не был у нас достаточно крепок. Слишком великой осталась в России власть первоначального коллективизма». Эта власть выразилась, по мнению философа, в сохранении сельской общины, в «размытости» личной ответственности и личной инициативы. Этот коллективизм консервировал старое и мешал утверждению нового, он был свидетельством «не нового, а старой нашей жизни, остатком первобытного натурализма».¹¹

Критично анализируя русскую историю, Н. Бердяев в тоже время не принимает и ценности западной цивилизации. Последняя развивала личное начало, формировала активность человека в социальной сфере, но она извратила иерархию ценностей, заставив служить «не Богу, а мамоне». Западный мир не смог удовлетворительно решить и проблему взаимоотношения личности и общества. Личностное начало вырождается в индивидуализм, люди начинают рассматриваться как отдельные атомы, а само общество сводится лишь к взаимодействию индивидуумов, тем самым человек отрывается» от всех органических исторических образований».
А поскольку человеческая природа может «суживаться и расширяться», постольку должна быть понятна динамика этого процесса. Индивидуализм, эгоистический утилитаризм делают человеческую природу «маловместительной и невосприимчивой к источникам творческой энергии». Напротив, когда личность входит в «иерархию онтологических реальностей», ее границы расширяются. Итак, индивидуализм не может создать условия для раскрытия духовного потенциала человека, ибо его нельзя «мыслить вне общества». В связи с этим делается вывод о том, что для понимания личности необходимо обращение к ее «жизни в обществе, в соборности».
Подобная трактовка не означает, что мыслитель выступает против индивидуального своеобразия, напротив, он убежден в «неповторимо-индивидуальной судьбе» каждого человека. Отсюда понятен его негативизм по отношению к учениям, обосновывающим примат коллектива над личностью. Если в индивидуализме «личность разлагается и распадается», то и в безрелигиозном коллективизме, мы видим то же самое, он превращает общество в союз «безличных атомов». В таком коллективе происходит окончательная «гибель личности человеческой», она лишается в нем «подлинной реальности». Следовательно, ни индивидуализм, ни светский коллективизм не могут создать условий для полноценной духовной жизни личности. Для преодоления этих негативных тенденций социальная сфера должна строиться по иерархическому принципу и взаимоотношения между людьми должны быть иерархическими. Иерархизм предполагает неравенство, деление на высших и низших, но это не должно пугать, т. к. только неравенство выступает «источником всякого творческого движения в мире». Неравенство содержит многообразие, оно противоположно обезличиванию человека. Поэтому «никакая личность в иерархии личностей не уничтожается и не губит никакой личности, но восполняет и обогащает».¹² В связи с этим становится понятным, что полноценность индивида «связана» не с индивидуализмом и не с безликим коллективизмом, а с универсализмом.
Отмечая специфику экзистенциальной философии, Н. Бердяев подчеркивает, что она есть «выражение моей личной судьбы», но в то же время «судьба моя должна выражать и судьбу мира и человека». Но цель будет достижима не при переходе «от индивидуального к общему», а лишь при условии раскрытия «универсального в индивидуальном».¹³.

Итак, предметом философии должно стать рассмотрение и индивидуальных особенностей человека, и вместе с тем – выделение «универсального» в каждой отдельной личности. Но это и есть соборность, объединяющая людей на почве общих для них высших ценностей, не уничтожая при этом их индивидуальной неповторимости.¹⁴ Н. Бердяев приходит к выводу, что индивидуализм сочетается с «духом соборности». При этом философ пытается ответить на принципиальный для его творчества вопрос о том, «как соотносится соборность и свобода?». По его мнению, данная проблематика является одной из центральных для отечественной духовной традиции и неслучайно «все богословствование Хомякова есть гимн христианской свободе».¹⁵ Бердяев абсолютизирует хомяковское понимание свободы, превращая идеолога славянофильства в отрицателя всякого авторитета, для которого ни церковная иерархия, ни даже церковный собор «не есть авторитет». Более того, даже Бог не является авторитетом, эта категория «унижает его», он «есть свобода, и в свободе лишь может он раскрыться».¹⁶ Подобное понимание свободы безусловно содержит опасность «своевольного искажения евангельской религии». Бердяев это понимает, для него протестантская индивидуализация христианства неприемлема. Он подчеркивает, что «русская идея христианской свободы принципиально отличается от «мысли протестантской'». Если в последней личная свобода в «делах веры» выступает как непримиримый антагонист авторитаризму католицизма, то православная проблема свободы «ставится совсем не в противоположении церковного авторитета и индивидуализма».¹⁷ Органическое понимание церкви, выраженное в соборности, снимает антиномию индивидуализма и авторитаризма.

Для западноевропейского сознания учение о соборности трудно доступно и в силу того, что оно «почти непередаваемо на иностранных языках», и по причине схематизма «мысли протестантской и католической, всегда склонной к противоположению авторитета и индивидуума».¹⁸