4297-1 (Механизмы психического регресса), страница 4
Описание файла
Документ из архива "Механизмы психического регресса", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "сексология" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "курсовые/домашние работы", в предмете "сексология" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "4297-1"
Текст 4 страницы из документа "4297-1"
J.Grinder & R.Bandler (1975) сформулировали понятие "нечетких функций", под которым они понимали любое моделирование, осуществляемое в условиях, когда модальность входного или выходного канала отличается от модальности репрезентативной системы, вместе с которой он применяется. В психофизиологии этому соответствует понятие "синестезия", характеризующее взаимодействия анализаторов. Нарушения взаимодействия анализаторов при психических расстройствах, в частности, при поражении гипоталамуса, были рассмотрены И.М.Фейгенбергом (1975). Г.Е.Введенский (1990) подчеркивал сходство клинической картины исходных галлюцинаторно-параноидных состояний при шизофрении с особенностями очаговых поражений головного мозга у неправоруких именно в плане нарушений взаимодействия анализаторов, что, возможно, обусловлено искажением взаимоотношений полушарий мозга, проявляющемся, в частности, снижением степени функциональной асимметрии.
J.Grinder, R.Bandler (1975) считают, что такие сочетания различных ведущих и репрезентативных систем, как визуально-кинестетическое, аудиально-кинестетическое формируются в раннем возрасте, усиливаются при стрессах и связаны с положением тела. Вербально они могут проявляться в форме высказываний типа "вижу-чувствую", "слышу-чувствую", которые авторы назвали "комплексными эквивалентностями" и сравнивали по значению для организации восприятия с "опережающими обратными биологическими связями". В качестве примера они приводят выражение "вижу кровь-чувствую возбуждение", которое может отражать один из механизмов формирования садизма. Есть данные, что подобный механизм действует и при формировании невротических синдромов, так, И.В.Родштат (1979) выявил нарушение вероятностного прогнозирования и трансформации знаковых систем (визуализации слова в образ) при неврозах.
Существуют и другие точки зрения. D.Gordon (1979) подчеркивает, что понятие репрезентации в сознании означает не только селективное внимание к какой-либо модальности, но и придание значения стимулу, осуществляющееся через корреляцию перцептуального опыта. Он считает, что паттерны синестезий могут быть генетически обусловлены, сформированы культурально и определяться биологическими особенностями и прошлым опытом индивида. Таким образом, нечеткие функции (комплексные эквивалентности) следует рассматривать как обычный психологический механизм, набор же таких нечетких функций у данного индивида будет в определенной степени уникален за счет уникальности его прошлого опыта.
II. Л и ц о. В ряде работ выявлена положительная корреляция между привлекательностью женщины и выраженностью у нее неонатальных (т.е.свойственных новорожденному) признаков, таких, как большие глаза, небольшой нос и маленький подбородок (Cunningham M.,1986), маленький рот (Fauss R.,1988). В связи с этим I.Eibl-Eibesfeldt (1995) замечает, что мужчинам нравятся женщины, сочетающие полноценные половые признаки зрелой самки с детоподобным личиком. По его мнению, такой "педоморфизм" включает защитное, покровительственное поведение. Возможно, этот механизм играет значительную роль в патогенезе педофилии,
Важность анализа стимулов, запускающих сексуальное поведение, наиболее ярко иллюстрируется существованием такого вида парафилий, как фетишизм. Фетишем может быть не только часть одежды, обувь, но и другие признаки. При этом, по сути, наблюдается регрессия либидо на стадию "частичных влечений" (Фрейд З.,1905) или сокращение числа стимулов, вызвавших первоначальную реакцию как признак автономности комплекса фиксированных движений, о чем будет говориться ниже.
Основой для восприятия отдельных признаков объекта служат, очевидно, особенности психической деятельности у лиц с аутизмом, отмеченные В.Е.Каганом (1981): зрительное внимание избирательно или фрагментарно, запоминаются также фрагменты зрительных образов, с фиксацией малозначащих предметов и деталей ситуации. Нейропсихологическое исследование подтверждает сохранение у лиц с парафилиями подобной избирательности внимания и фрагментации зрительного восприятия.
III. Д е п е р с о н и ф и к а ц и я. Из этологических аналогов уместно упомянуть о двух феноменах. "Замирание" у некоторых видов животных может служить сигналом запуска копулятивной активности (Синьоре Ж.-П., 1993), и неподвижный предмет подходящих размеров используется для сбора спермы. Другой пример касается уже области патологии. В литературе приводятся описания различных нарушений полового поведения у котов с повреждением амигдалы. Такие животные пытались спариваться с представителями не только своего пола, но и других видов, с неодушевленными предметами, вплоть до цепного спаривания, при котором животное пыталось спариться с задним из пары уже копулирующих животных (Schreiner L. et al.,1953). W.Hagamen et al. (1963) описали то же поведение у неоперированных котов, привыкших к спариванию с самкой в определенном помещении, что свидетельствует о принципиальной возможности запуска подобного поведения другими стимулами.
Можно предполагать участие в генезе данного феномена, кроме амигдалы, височной доли правого полушария, в которой у приматов обнаружены группы высокоспециализированных нейронов, отвечающих за лицевой гнозис. Несомненна роль фрагментарности восприятия и нарушений зрительной памяти.
На психологическом уровне "деперсонифицированный" характер восприятия другого человека при педофилии проявляется в нечеткости восприятия половозрастных особенностей объекта, при некрофилии в рисуночных методиках - изображением людей, в прямом смысле лишенных одушевленности или признаков жизни.
Ликвидация вышеупомянутых характеристик объекта, очевидно, повышает возможность проекции особенностей субъекта на объект и идентификации с ним. По отношению к субъекту деперсонификация предстает как парциальная дезидентификация.
От описанного феномена следует отличать деперсонификацию как психологический механизм, когда нивелирование образа достигается его упрощением и сведением к какой-либо одиночной функции ("вероломный враг"), при этом задействован только уровень категориального обобщения.
Приведенные суждения нисколько не отменяют ту же дизонтогенетическую концепцию, описывающую конкретный механизм формирования парафилий. Примеры ювенильного поведения у взрослых животных позволили сделать вывод, что у них сохраняются, хотя и в скрытом виде, механизмы, контролирующие эти формы активности, и что они вновь становятся актуальными, когда возникают препятствия при осуществлении поведенческого акта, характерного для поведения взрослого. По-видимому, сам по себе регресс и следующее за ним первоначально воспроизведение конкретного поведенческого рисунка не происходят случайно. Собственно, регресс возвращает к определенному чувствительному периоду онтогенеза, ознаменованному неким первособытием, которое воспроизводит хотя и реликтовые, но сложные формы индивидуального поведения. Последние могут импринтироваться в силу соответствия предрасположения индивида к определенному мотивационному научению, существования унаследованной реакции на заучиваемую стимуляцию (Вальдман А.В., Пошивалов В.П., 1984), и, следовательно - их приемлемости среди иных конкурентных раздражителей. Во многих случаях удается выявить и описать некоторые характерные черты данного первособытия: незавершенность действия, которому обычно сопутствуют интенсивные и эмоционально контрастные, смешанные аффективные состояния. Предлагавшиеся различными авторами концепции онтогенетического возврата апеллировали к утере сексуальным поведением дифференциации (ассимиляции). По мере перехода от онтогенетически значимого к филогенетически активируемому происходит утеря дифференциации переживаний с их сменой на внеличностные, архаичные и потому безотчетные и непроизвольные аффекты. Последние при этом могут совершенно не соответствовать осознаваемым побуждениям и потому восприниматься как абсолютно чуждые, насильственные образования. В целом нетрудно усмотреть близость этой аргументации и терминологии с теорией Джексона о диссолюции как нарушении дифференцировки с нисхождением к более примитивным психическим структурам и их расторможением, вырастающим до гиперфункции.
Из сказанного понятно, что на определенном уровне регрессии психологические механизмы не действуют, и паттерн аномального сексуального поведения может обьясняться только с этологической точки зрения. Это означает, что личность и сознание индивида не участвуют (или их роль минимальна) в регуляции такого поведения, оно подчиняется общебиологическим, видовым закономерностям, и составление "психологических портретов" подобных людей сводится к описанию типов личностей, при которых возможность произвольной регуляции поведения минимизируется. В клинике парафилий заметно, что число личностных радикалов, при которых наблюдается аномальное сексуальное поведение, достаточно ограничено и в основном исчерпывается шизоидным, истероидным и эпилептоидным.
3 Полодиморфический регресс
В данном случае речь идет о характерном для филогенетического и онтогенетического регресса воспроизведении фемининного поведения.
Существенно, что происходящее в этих случаях движение происходит в полном соответствии с филогенетическим и онтогенетическим правилами полового диморфизма, согласно которым признак эволюционирует от женской формы к мужской, поскольку в онтогенезе происходит возрастное запаздывание любого признака у женского пола (Геодакян В.А., 1993), причем это касается и симптомокомплекса "маскулинность/фемининность", имеющего закономерную возрастную динамику, вектор которой направлен в сторону дифференциации маскулинности от фемининных образований (Кочарян А.С., 1996). Возможно, что именно здесь разгадка полового диморфизма парафилий, заключающегося в подавляющем преобладании их у мужчин. Хотя указания на случаи девиантного сексуального поведения у женщин и имеются (O'Connor A.A.,1987; Grier P.E., Clark M., Stoner S.B.,1993; Zaviacic M.,1994), они остаются казуистичными. Предлагаемые же объяснения данного факта - например, выведение его из различий интрапсихических механизмов регуляции самооценки, которая якобы заключается в фокусировании конфликтующих влечений у женщин на репродуктивных аспектах, а не на сексуальности, как у мужчин (Beier K.M.,1995) - констатируют хотя и вероятные, однако, вряд ли фундаментальные патогенетические элементы.
В основе половой дифференциации лежит принципиальное отличие между мужчинами и женщинами, заключающееся в том, что наследственная норма реакции - т.е. способность генотипа реагировать на изменение Среды у женского пола шире, чем у мужского (Геодакян В.А., 1993). Вследствие этого на развитие мальчиков определяющее влияние оказывает наследственность, а девочек - среда. У мужчин поэтому должны преобладать биологически детерминированные, т.е. филогенетически более старые формы реагирования, тогда как у женщин - социально-детерминированные, что, в конечном счете, и объясняет половой диморфизм аномального сексуального поведения.
После возникновения эволюционной теории Ч.Дарвина появились первые попытки объяснения аномального сексуального поведения с эволюционных позиций. Этому способствовали обнадеживающие результаты сопоставления сексуального поведения человека и животных, которые стали подвергаться направленной систематизации. Поскольку отправной точкой при этом являлось основополагающее понимание полового диморфизма как результата процесса эволюции, первыми обратили на себя внимание примеры инвертированного сексуального поведения.
Сам Ч.Дарвин высказал мысль о том, что в каждом индивидууме (растении или животном) имеются вторичные половые особенности противоположного пола. В последующем это положение было развито целым рядом ученых, в том числе Вейсманом, которые, опираясь на факт "скрытого присутствия противоположных половых черт", утверждали, что бисексуализм - характерный и неотъемлемый признак высших позвоночных животных и человека.
Появились и конкретные доказательства из мира животных. Так, Kellch (1834) и Perogallo (1863) сообщали о наблюдавшихся ими случаях гомосексуального и бисексуального поведения самцов-жуков некоторых пород. A.Maccioli (1883) описывал гомосексуальные проявления у самок и самцов почтовых голубей. При этом самцы совершали гомосексуальные акты даже в присутствии самок. Он расценивал эти проявления как нарушение половой дифференциации в результате половой дегенерации. Он также сообщал о наблюдениях над самцами попугаев, которые при отсутствии самок в клетке в течение длительного времени совершали друг с другом половые акты. А.Молль (1897) цитировал описания овец и коз, которые обнаруживали признаки психосексуального гермафродитизма и проявляли как гомосексуальные, так и бисексуальные тенденции к особям своего пола.
Очевидно, даже у человека существует морфологическая основа бисексуальности - так, G.Dorner (1978) предполагает наличие одновременно существующих двух реципрокных нейрофизиологических систем - маскулинной и фемининной, одна из которых обычно находится в активном состоянии, а другая - в заторможенном. Как доказательство этого может рассматриваться приведенное Ю.А.Кушневым (1990) описание случая "посттравматического" гомосексуализма - возникновения гомосексуального поведения у ранее гетеросексуальной личности после травмы черепа.
P.Milner (1973) подчеркивает, что "с поведенческой точки зрения животные никогда не ведут себя исключительно как самки или самцы", а "если характерное для данного пола поведение наталкивается на какое-либо препятствие, то может проявиться поведение, свойственное другому полу "(Morris D.,1955).
Для конфликтных ситуаций у животных характерны некоторые типы половой инверсии. Эти явления обычно объясняют тем, что половое возбуждение у животных обоих полов усиливает тенденцию демонстрировать типичные акты полового поведения, характерного как для самцов, так и для самок, однако у самцов преобладают первые реакции, а у самок - вторые. Причем проявления инверсии могут касаться не только полового, но и иных форм поведения. Так, у самок мышей и многих других видов млекопитающих наблюдается положительная корреляция между доминированием в агрессивных ситуациях и половым поведением, характерным для самцов (Хайнд Р., 1975).
В этологии известно (Новоженов Ю.И.,1991) явление протогении - смены пола в онтогенезе (например, каменные окуни мероу, петрометопон) которое представляется как бы эволюционно переходным от гермафродитизма (одновременной двуполости) к половому диморфизму. Известны рыбы-губаны, у которых единица сообщества - самец с гаремом из 3-6 самок и несколько неполовозрелых особей. После смерти самца у доминантной самки происходит инверсия пола и она начинает функционировать как доминантный самец, при этом генотип самца подвергается рекомбинации. У морского окуня пол не определяется хромосомами в момент зачатия, и каждый индивид может выступать в роли и самца, и самки. Данный вид образует моногамные пары, причем партнеры поочередно выступают то в роли самца, то в роли самки, во время нереста у них вырабатывается то икра, то молоки. Пары, в которых роли распределяются неравномерно, обычно распадаются (Fischer E.,1980).