138196 (Буддизм в хозяйствовании), страница 5

Буддистский практицизм основывается на идеале срединности - избегании крайностей и чрезмерности. Умеренное бла­госостояние, отсутствие привязанности к собственности, страстной жажды богатства и азарта конкурентной борьбы, а также и избегание нищеты, заставляющей сосредоточивать все силы и помыслы на пропитании, - все это входит в буддийское понятие “срединного пути”.

Материальное благососто­яние служило подтверждению социального статуса и реализа­ции сопутствующих ему обязанностей.

Вопрос 3. Познание “тайны труда” как смысл хозяйствования.

Я бы хотел отразить этот вопрос на примере сельской общины в древней Индии.

Слабость и неэффективность централизованной администрации на протяжении большей части истории Индии всегда компенсировались, исключительной внутренней прочностью основной ячейки индийского общества — сельской общины. Здесь долго сохранялось коллективное землепользование. Хотя пахотная земля делилась на наследственные участки индивидуального семейного владения, все остальные угодья продолжали считаться коллективным общинным достоянием. Многие важные и нужные для общины работы - очистка новых территорий от джунглей, ирригационные сооружения местного масштаба, строительство дорог или храмов, защита и охрана деревни и ее имущества и т.п.— выполнялись совместно, считались делом коллектива в целом. В общине традиционно практиковались щедрые реципрокные раздачи и угощения, особенно в дни семейных праздников (свадьба и т.п.), когда семья подчас была готова залезть в неоплатные долги, но поддержать свой престиж, выставив всем односельчанам обильное приличествующее случаю угощение. Видимо, те же традиционные реципрокные принципы раздач использовались и при выборах общинного совета — панчаята и, возможно, старейшины, руководителя общины.

Как правило, голос при решении общинных дел имели лишь полноправные общинники-домохозяева, т.е. те же главы семейных групп, что исстари было характерным для всех земледельческих общин. В которых общинах на смену выборной системе приходила наследственная, когда из поколения в поколение руководящие должности занимали представители одних и тех же семейно-клановых групп господствующей касты. Неизвестно, однако, сколь долго продолжалась подобного рода практика наследственной передачи власти в общине; похоже на то, что исторически это было все же преходящим явлением

и со временем восстанавливался обычай выбирать руководство общины из числа соперничавших друг с другом кандидатов.

Община, как правило, вела натуральное хозяйство. Выделяяя шестую долю урожая и исполняя необходимые требовавшиеся от ей членов повинности, во всем остальном она обычно обходилась своими силами. Сведений о внутренней структуре древней общины мало, но из более поздних источников известно, что на свои средства коллектив обычно содержал нужных ему мастеров-ремесленников — горшечника, кузнеца, плотника, цирюльника, ювелира, жреца-астролога, мусорщика и т.д. (иногда некоторые из них, например мусорщики, принадлежали общине в целом, т.е. были приобретены коллективом в качестве рабов). Все работники получали за свой труд строго определенную плату, в основном натурой и необходимыми услугами. Восходивший к реципрокному взаимообмену древности кругооборот такого рода услуг (для индийской общины более позднего времени, основательно изученной специалистами, он известен под наименованием системы джаджмани) был жесткой нормой, скреплявшей независимость, автономность общины и обеспечивавшей ее жизнеспособность, гарантировавшей ее регенерацию в случае катаклизмов. Система внутренних услуг дополнялась принципом административного самоуправления: община своими силами разрешала внутренние споры и имела в своем распоряжении немалое количество чувствительных санкций — от штрафов до изгнания из коллектива. Общинники обычно были сплочены между собой и в религиозно-культовом плане, чему никак не мешала их кастовая неравноправность. В ходе общинных праздников, например, каждый знал свои место и роль, причем все были удовлетворены этим, ибо место в жизни и обществе определялось кастой, а принадлежность к данной касте (рождение именно в ней) — кармой. Другими словами, все определялось высшим законом этической справедливости: каждый должен нести свой крест.

Труд всегда конкретен направлен на создание продукта потребления и на сомершенствование искусства ремесленника, а не на производство абстрактных стоимостей. М Вебер писал о профессиональной этике индийских каст, которую он считал “самой традиционалистской, какую только можно представить”:

“Кастовая этика прославляет "дух" ремесла, предметом гордос­ти служит не выраженный в деньгах хозяйственный доход, не чудодейственная рациональная техника, усовершенствовавшая использование рабочей силы, а красота и добротность продук­та, свидетельствующие о личном виртуозном умении его созда­теля, связанном с принадлежностью к данной касте”

Традиционное хозяйствование, проникнутое эмоциональной привязанностью к земле, осознанием своей сопричастности космическому порядку, с одной стороны, и социальной общно­сти - с другой, отличается постоянством, стагнирующим, рутин­ным характером. Традиционный индивид перенимает от стар­ших в процессе социализации профессиональное мастерство, навыки ведения хозяйства вместе с орудиями труда и недвижи­мым имуществом, сохраняет их и передает своим детям в неиз­мененном виде.

В основе индуистского сознания лежит принципиально иное, чем в христианстве, понимание Бога. Индуизм не знает персо­нифицированного Бога-Творца. Источником всего сущего яв­ляется вечная абсолютная реальность — Абсолют, Брахман, а вся эмпирическая, феноменальная действительность представляет собой его эманацию. Из этого следует, что, во-первых, действи­тельность иллюзорна, неподлинна, так как подлинным бытием считается только Брахман, а во-вторых, что мир подчинен им­манентным законам, обусловленным его причастностью к Брах­ману. Законы, по которым существует мир, неизменны и вечны, индийской культуре чужда идея о произвольном нарушении мировой гармонии. Даже многочисленные индийские боги, как и весь материальный мир, подчиняются этим законам и не про­тивостоят миру людей и природы, а являются лишь его верши­ной.

Жизнь индуиста, в отличие от христианина, не является уникальной. В соответствии с законом кармы происходит цепь рож­дений, смертей и возрождений в новом облике, соответствую­щем сумме накопленных заслуг.

Индуистская методика спасения, подобно христианской, ос­новывается на неприятии мира. Однако причины неприятия здесь принципиально иные, чем в христианстве: индуисты от­вергают мир повседневности не за его несовершенство и гре­ховность, не по этическим причинам (что предполагает, как мы видели, возможность деятельности по исправлению мира), а за то, что этот мир является иллюзорным, то есть это неприятие носит онтологический характер. Соответственно, поскольку иллюзорный мир исправлять бессмысленно и действовать в нем - тоже, то индуистская методика спасения, названная М.Вебером потусторонним мистицизмом, состоит в отказе от мира и любой практической деятельности в нем. Конечная цель спаса­ющегося состоит в том, чтобы путем мистического озарения постичь Абсолют и слиться с ним, прервав тем самым колесо рождений - сансару - и иллюзорное существование. В отличие от аскетизма, сущность мистического спасения составляет не рациональная деятельность, а рациональное знание.

Средством достижения мистического знания является созер­цание, непременное условие которого - устранение всех пре­пятствий, создаваемых природой и социальной средой. Ищущий спасения верующий стремится свести к минимуму свое участие в мирской деятельности, сосредоточившись на специальных методиках созерцания (медитации) и на постижении религи­озной философии. Это способствует развитию последователь­ной и глубокой рационализации в рамках индуизма, однако она охватывает лишь ментальные процессы и сферы высокой духов­ности и философии, в отличие от рационализации протестан­тизмом всего образа жизни в целом, включая хозяйственную жизнь.

М.Вебер указывает на неизбежный “сотериологический ари­стократизм” мистицизма, т.е. на неравенство шансов на обрете­ние спасения у представителей разных социальных и имуще­ственных групп. Это объясняется тем, что, во-первых, для того чтобы быть сосудом Бога и обладать абсолютным знанием, не­обходимо иметь определенные прирожденные харизматические свойства (такое обладание в индуизме закреплено социаль­но и приписано варне брахманов), а во-вторых, последователь­ное стремление избежать любых мирских дел и страстей ведет к резкому противопоставлению религиозных виртуозов массам людей, вынужденных вопреки высшей ценности мистического спасения заниматься необходимой для выживания общества хозяйственной деятельностью.

Индуистская кастовая система сакрализует и закрепляет разделение труда в обществе. Там, где люди неравны перед выс­шим началом, неравны перед ним и их профессии. Помимо свойственного любому, в том числе и западному, обществу не­равного расположения профессий на шкале социального пре­стижа, которая определяется совокупностью их экономических преимуществ, идеологических установок, социально-психоло­гических и эстетических характеристик, традиций и тд., в кас­товом обществе каждая профессия, являющаяся одной из глав­ных характеристик касты, наделяется сакральным смыслом и определяет уровень религиозных ожиданий индивида. Профес­сии, связанные с предпринимательской деятельностью (торгов­ля) и производительным трудом (ремесло, земледелие) занима­ют в этой иерархии невысокие позиции. Такое положение дел вполне соответствует общей концепции мистического спасения, согласно которой любое проявление мирской активности пре­пятствует осуществлению сотериологических целей.

Представления о профессиональном долге. Важнейшим эле­ментом индуистского сознания является выполнение каждым своей дхармы, кастового долга, соответствующих норм поведе­ния и профессиональной деятельности, которые приобретают, как и в протестантизме, сакральный характер. Однако за этим внешним сходством основ религиозного сознания стоит глубо­чайшее сущностное различие. В отличие от долга протестанта, который состоит в обязанности служить Богу в миру любым способом, долг индуиста всегда конкретен и состоит для каж­дого индивида в своде подробно описанных в дхармашастрах обязанностей и правил поведения. Профессиональная деятель­ность индуиста составляет его священное жизненное предназ­начение, но при этом ценность имеют не усердие и успехи сами по себе, выраженные в абстрактной величине - в денежном богатстве, а качественное совершенствование мастерства и продукта труда.

На этом основании М.Вебер делает выводы, что “Индуистс­кая профессиональная добродетель была самой традиционалистской концепцией профессионального долга, какую только можно представить”,“...специфическое воздействие религиозного освещения касты на "дух" ведения хозяйства прямо противоположно ра­ционализму”. Выполнение кастовой дхармы является необходимым усло­вием обретения спасения, поэтому индивид в индуизме оказы­вается неразрывно связанным со своей профессией, которая приобретает значение его определяющей характеристики.

Вопрос 4. Изменения в хозяйственной культуре в процессе хозяйствования.

Принадлежность индивида к касте строго определяется его кармой. В отличие от протестантиз­ма, в индуизме отсутствует произвол Бога, случайность, каждый человек занимает свое место в кастовой системе в точности в соответствии с совокупностью заслуг и антизаслуг в прошедших рождениях. Он может, прервав сансару, полностью выйти из земного бытия, или в течение жизни улучшить свою карму и таким образом обрести спасение в каком-либо из будущих рож­дений. Кастовая структура индийского об­щества, сакрализованная с помощью учения о карме, становит­ся вечной, как различия между человеком и животными или между человеческими расами.

Главный тормоз развития духовных предпосылок современ­ного капиталистического общества, основное противоречие с западной культурой М.Вебер видел не в каких-либо частных положениях религиозно-ритуального комплекса, а в “духе ин­дуизма” в целом. Немецкий социолог считал, что “Стремление к прогрессу было немыслимо, пока учение о карме оставалось непоколебимым” При этом развитию эндогенного капитализма в Индии препятствовали не конкретные риту­альные запреты, а целостная система ценностных ориента­ции и поведенческих стереотипов, заложенных в индуистском религиозном сознании, квинтэссенцией которого является уче­ние о карме, получившее реальное воплощение в кастовой сис­теме.

Такие, на первый взгляд, значимые препятствия для развития капиталистического предпринимательства, как многочисленные ограничения на общение для членов разных каст, обуслов­ленные требованиями ритуальной чистоты, низкий статус, а в некоторых случаях и недопустимость физического труда по найму, не являются непреодолимыми и в конечном счете не останавливают создание современных пред­приятий буржуазного типа. Совместный труд представителей различных каст возможен как благодаря представлениям о “чи­стоте рук ремесленника в его профессии”, так и соблюдению не слишком сложных ритуальных ограничений.

Однако устойчивость кастовой структуры и соответствующих ей мировоззренческих принципов “перекрывает” развитие ка­питалистического предпринимательства на более высоких уров­нях духовной регуляции. Определяемая индуистскими религи­озными ценностями хозяйственная этика не создает установок на бесконечное, имеющее цель лишь в себе самом наращива­ние капитала и развитие производства.

Общий вывод относительно хозяйственной куль­туры. индуизма состоит в том, что этический релятивизм и от­сутствие в индуистском религиозном сознании абстрактных и универсальных нормативных положений, соединение индиви­да с конкретными обстоятельствами его бытия и невыделенность личности из первичной базовой ячейки создают социаль­но-психологические и идеологические препятствия на пути возникновения в традиционной Индии экономических и соци­альных отношений современного буржуазного общества. По характеру системы ценностных ориентации и поведенческих стереотипов индуистское религиозное сознание соответствует традиционной экономике искусных ремесел, не выходящих за пределы инструментального производства, направленного на непосредственное удовлетворение потребностей и имеющего естественный предел в своем развитии.

Поскольку индивид остается невычлененным из системы межличностных связей, которые через касту и большую семью определяют его участие в хозяйственной жизни, система рели­гиозного сознания оказывается в отношении острого антаго­низма с императивами безличного буржуазного общественно­го производства. Индуизм закрепляет господство традиционных экономических социальных отношений и создает значительные препятствия на пути выработки буржуазного общественного сознания.

Формы хозяйственных и иных отношений и роль государства в средние века оставались в Северной и Южной Индии в принципе теми же, что были и прежде, например в эпоху Маурьев, если даже не раньше. Но с веками сложились и определенные новые закономерности, связанные прежде всего с тем, что длительные периоды децентрализации и краткие эпохи централизации вынуждали индийское общество быть готовым к структурной перестройке и в том, и в другом случае. Практически это значило, что в каждом из государств обычно непротиворечиво сосуществовали две различные зоны политической администрации и соответственно две формы управления.