76668-1 (Религия и медицина), страница 3

Сталкиваясь с неизлечимыми недугами, православный христианин призван положиться на всеблагую волю Божию, помня, что смысл бытия не ограничивается земной жизнью, которая является приготовлением к вечности страдание есть следствие не только личных грехов, но также общей поврежденности и ограниченности человеческой природы, а потому должны переноситься с терпением и надеждою. Господь добровольно принимает страдания для спасения человеческого рода: «Ранами Его мы исцелились» (Ис. 53,5). Это означает, что Богу было угодно страдание сделать средством спасения и очищения, которое может быть действенным для каждого, кто переживает его со смирением и доверием к всеблагой воле Божией. По слову святого Иоанна Златоуста, «кто научился благодарить Бога за свои болезни, тот недалек от святости». Сказанное не означает, что врач или больной не должны прилагать сил для борьбы с недугом. Однако, когда человеческие средства исчерпаны, христианину надлежит вспомнить, что сила Божия совершается в человеческой немощи и что в самых глубинах страданий он способен встретиться с Христом, взявшим на Себя наши немощи и болезни. (Ис. 53: 4).

Обратимся к христианской интерпретации здорового тела, ведь только оно – тело-здоровое, тело-канон может восприниматься в качестве всеобщей этической и врачебной нормы. Не претендуя на широкий охват, вычленим лишь некоторые ключевые положения библейского учения:

- о благодати, решающим признаком которой является сама ЖИЗНЬ;

- о содействии телесному и душевному здоровью ближнего как основном условии, необходимом для доказательства подлинной веры. «По тому узнают все, что вы мои ученики, если будете иметь любовь между собою". (Ин.13: 35);

- о здоровом теле как фундаментальной ценности человека. «Лучше бедняк здоровый и крепкий, нежели богач с изможденным телом; здоровье, благосостояние здорового тела дороже всякого золота и крепкое тело лучше несметного богатства». (Сир. 30: 14,15);

- о духовной природе телесного здоровья. «Светильник для тела есть око. Если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если око твое будет худо, то все тело твое будет темно». (Мтф. 6: 22,23);

- о самоценности и функциональном единстве органов и частей тела. Различные органы тела находятся между собой и внешним миром в тесной связи, со-полагаются друг с другом и рас-полагаются друг в друге, и эта взаимосвязь не может быть поставлена под сомнение, ибо форма человеческого тела пред-дана Богом. «Бог расположил члены, каждый в составе тела, как Ему было угодно. Не может глаз сказать руке: ты не надобна; или также голова ногам: вы мне не нужны. Напротив, члены тела, которые кажутся слабейшими, гораздо нужнее. Бог соразмерил тело, внушив о менее совершенном большее попечение, дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены». (1 Крф. 12: 18-26);

В Ветхом Завете тело и плоть обозначены одним словом "басар", в греческом же тексте Нового Завета для этих понятий есть два слова: тело (греческий текст) (лат. Corpus) и плоть (греческий текст), то есть примерно то, что теперь в гистологии называется "тканью" и представляет собой нижестоящее понятие структурную организацию тела. Тело есть совокупность слаженно действующих органов, состоящих из (греческий текст) ткани. Иов Многострадальный, сетуя, напоминает Богу: "Вспомни, что Ты, как глину, обделал меня, и в прах обращаешь меня... кожею и плотью одел меня, костями и жилами скрепил меня" (Иов. 10: 9, 11). Плоть вышла из рук Божиих как бы из рук ткача, и Псалмопевец славит Бога: "Ты устроил внутренности мои и соткал меня во чреве матери моей. Славлю Тебя, потому что я дивно устроен" (Пс. 138: 13, 14). Тем самым плоть достойна и нашего восхищения, ибо она была воспринята Сыном Божиим: "Слово стало плотию" (Ин. 1: 14). Плоть способна преображаться Духом Божиим. Даже апостол Павел, который в термин "плоть" вносит некоторую смысловую двойственность, говорит: "Никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь Церковь; потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его" (Еф. 5: 29-30).

В Послании к Евреям (2: 14) апостол Павел еще больше утверждает достоинство плоти: "Как дети причастны плоти и крови, то и Он (Иисус, -- еп. К.) также воспринял оные, дабы смертью лишить силы имеющего державу смерти, то есть диавола". Поэтому и в молитвах, связанных с Причащением (до и после него), встречаются не только выражения "тело" Христово, но и "плоть". Например, в молитве перед Святым Причащением святитель Василий Великий обращается к Иисусу Христу: "Безначальнаго Отца соприсносущный Сыне и собезначальный, премногия ради благости, в последние дни в плоть оболкийся...". Или же в благодарственной молитве святого Симеона Метафраста говорится: "Давый мне пищу плоть Твою волею... паче же пройди во уды моя, во вся составы, во утробу, в сердце... составы утверди с костьми вкупе. Чувств просвети простую пятерицу".

Плоть представляется составной частью нашего телесного существа, когда человек здоров. Об этом говорят в контексте такие библейские выражения, как "плоть и кровь", "кость и плоть", "сердце и плоть". А в болезненном состоянии человека слово "плоть" может обозначать все тело, как, например, у царя Давида: "Чресла мои полны воспалениями и нет целого места в плоти моей" (Пс. 37: 8) или у апостола Павла, когда он жалуется на "пакостника плоти", пишет к Галатам: "Хотя я в немощи плоти благовествовал вам в первый раз, но вы не презрели искушения моего в плоти моей и не возгнушались им, а приняли меня..." (Гал. 4: 14). Когда же апостол Павел в Послании к Коринфянам о духовном человеке противопоставляет его человеку плотскому, то здесь дуализм не антропологический, а нравственный. Сказать, что человек плотский, значит характеризовать его с той стороны его земного, телесного, внешнего аспекта, которая дает ему возможность выражать себя только (или преимущественно) посредством этой плоти.

Наше тело, по Библии, не является простой совокупностью плоти и костей, плоти и крови, которой обладает человек во время своего земного существования. Тело не только объединяет все члены, его составляющие, - оно выражает личность в ее главных состояниях. Существование души после смерти даже в Царствии Божием не является полноценным состоянием личности. Поэтому тело должно воскреснуть, как Сам Господь, ибо, по слову Апостола, "тела ваши суть члены Христовы" и "храм живущего в вас Святого Духа" (1 Кор. 6: 15, 19).

В ветхозаветном понимании тело достойно того же уважения. что и плоть, потому что и то, и другое выражает человека во всей его совокупности. Новый Завет более подчеркивает достоинство тела. Тогда как плоть возвращается в землю, - тело посвящено Господу. Своего высшего достоинства тело не достигает на земле: "Иисус Христос уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его" (Флп. 3: 21), станет "телом духовным" по образу небесного Адама (1 Кор. 15: 44, 49).

Относительно соотношения духа, души и тела, согласно Священному Писанию душа – это символ жизни, но не ее источник; источник жизни – Бог, действующий посредством своего Духа. Из этого вытекает христианское понимание смерти, согласно которому смерть бывает двоякая: телесная и духовная. Телесная состоит в том, что тело лишается души, которая оживляла его, а духовная смерть в том, что душа лишается благодати Божией, которая оживляла ее высшей духовной жизнью. Душа умирает не так как тело. Тело разрушается; а душа, когда умирает грехом, лишается духовного света, но не разрушается, не уничтожается, а остается в состоянии мрака, скорби и страдания. (Библейская энциклопедия. М.: Издание Свято-Троице-Сергиевой Лавры, 1990. С. 660).

Очевидно, особую актуальность для нас представляет позиция русской православной церкви к проблемам, порожденным бурным развитием биомедицинских технологий. Согласно церкви, попытки людей поставить себя на место Бога, по своему произволу изменяя Его творение, могут принести человечеству новые тяготы и страдания. Развитие биомедицинских технологий значительно опережает осмысление возможных духовно-нравственных и социальных последствий их бесконтрольного применения, что не может не вызывать у церкви глубокой озабоченности. Церковь исходит из основанных на Божественном Откровении представлений о жизни как бесценном даре Божием, о неотъемлемой свободе и богоподобном достоинстве человеческой личности.

С древнейших времен церковь рассматривает намеренное прерывание беременности (аборт) как тяжкий грех. Каноноческие правила приравнивают аборт к убийству. В основе такой оценки лежит убежденность в том, что зарождение человеческого существа является даром Божиим, поэтому с момента зачатия всякое посягательство на жизнь будущей человеческой жизнью преступно. «Я образовал тебя во чреве…и прежде нежели ты вышел из утробы, Я осветил тебя» (Иер. 1: 5-6). «Не убивай ребенка, причиняя выкидыш» – это повеление помещено среди важнейших заповедей Божиих в «Учении двенадцати апостолов», одном из древнейших памятников христианской письменности. «Женщина, у чинившая выкидыш, есть убийца, и даст ответ перед Богом. Ибо…зародыш в утробе есть живое существо, о коем печется Господь», - писал апологет – писал Афинагор». «Умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению смертоубийства… - сказано во 2-м правиле святителя Василия Великого, включенного в Книгу правил православной церкви и подтвержденных 91 правилом VI вселенского собора. При этом святой Василий уточняет, что тяжесть вины не зависит от срока беременности: «У нас нет различия плода образовавшегося и еще необразованного». Святитель Иоанн Златоуст называл делающих аборт «худшими, нежели убийцы».

Широкое распространение и оправдание абортов в современном обществе церковь рассматривает как угрозу будущему человечества и явный признак моральной деградации. Церковь также неизменно почитает свои долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети. Не отвергая женщин, совершивших аборт, церковь призывает их к покаянию и к преодолению пагубных последствий греха через молитву. В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Согласно церкви, врач должен проявлять максимальную ответственность за постановку диагноза, могущего подтолкнуть женщину к прерыванию беременности; при этом верующий медик должен тщательно сопоставлять медицинские показания и веления христианской совести.

С развитием биомедицинских технологий связано также распространение идеологии так называемых репродуктивных прав. Данная система взглядов предполагает приоритет половой и социальной реализации личности над заботой о будущем ребенка, о духовном и физическом здоровье общества, о его нравственной устойчивости. Соответственно пути к деторождению, не согласные с замыслом Творца жизни, церковь не может считать нравственно оправданными. Если муж или жена неспособны к зачатию ребенка, а терапевтические и хирургические методы лечения бесплодия не помогают супругам, им следует со смирением принять свое бесчадие как особое жизненное призвание. Пастырские рекомендации в подобных случаях должны учитывать возможность усыновления ребенка по обоюдному согласию супругов. Согласно русской православной церкви к допустимым средствам медицинской помощи может быть отнесено искусственное оплодотворение половыми клетками мужа, поскольку оно не нарушает целостности брачного союза, не отличается принципиальным образом от естественного зачатия и происходит в контексте супружеских отношений. Манипуляции же, связанные с донорством половых клеток, нарушают исключительность брачных отношений, допуская вторжение в них третьей стороны. Кроме того, такая практика поощряет безответственное отцовство и материнство, заведомо освобожденных от обязательств по отношению к тем, кто является «плотью от плоти» анонимных доноров. Использование донорского материала подрывает основы семейных взаимосвязей, поскольку предполагает наличие у ребенка, помимо «социальных», еще и так называемых биологических родителей. «Суррогатное материнство», то есть вынашивание оплодотворенной яйцеклетки женщиной, которая после родов возвращает ребенка «заказчикам», противоестественно и морально недопустимо даже в тех случаях, когда осуществляется на некоммерческой основе. Эта методика предполагает разрушение глубокой эмоциональной и духовной близости, устанавливающейся между матерью и младенцем уже во время беременности.

Нравственно недопустимыми, согласно канонам православной церкви, являются также все разновидности экстракорпорального (внетелесного) оплодотворения, предполагающие заготовление, консервацию и намеренное разрушение «избыточных» эмбрионов.

Оплодотворение одиноких женщин с использованием донорских половых клеток или реализация «репродуктивных прав» одиноких мужчин, а так же лиц с так называемой нестандартной ориентацией, лишает будущего ребенка права иметь мать и отца. Согласно православной церкви употребление репродуктивных методов вне контекста благословенной Богом семьи становится формой богоборчества, осуществляемого под прикрытием защиты автономии человека и превратно понимаемой свободы личны.

Привлекая внимание людей к нравственным причинам недугов, церковь вместе с тем приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней. Однако целью генетического вмешательства не должно быть искусственное «усовершенствование» человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке.

Оставаясь верной соблюдению заповеди Божией «не убивай» (Исх. 20: 13),

Священное Писание и церковь не может признать нравственно приемлемой эвтаназию. Учение церкви недвусмысленно осуждают гомосексуальные связи, усматривая в них искажение богоданной природы человека. «Если кто ляжет с мужчиной, как с женщиной, то оба они сделали мерзость» (Лев. 20: 13). Библия повествует о тяжком наказании, которому Бог подверг жителей Содома (Быт. 19: 1-29), по толкованию святых отцов, именно за грех мужеложства.

Обратимся к практическим аспектам взаимодействия религии и медицины. Как известно, первыми врачевателями являлись шаманы, терапевтическая практика которых нашла яркое описание в известных текстах К.Леви-Строса – «Колдун и его магия» и «Эффективность символов», входящих в состав книги «Структурная антропология».

Рассматривая шаманистский опыту, мы имеем с одной стороны, тело больное (страдающее тело роженицы, разрушаемое болью; ведь у Леви-Строса речь идет о помощи шамана в трудных родах); с другой – выздоравливающее тело роженицы, вновь обретающее свое место, входящее в символический порядок, освобожденное от боли и патологических нарушений благодаря искусству шамана-врачевателя, - тело в символе (или тело, вступающее в символ). Шаману необходимо развести тело больной и переживаемую ею родовую боль. Боль овладела телом женщины, и ее подавляющее господство над всеми чувственными состояниями роженицы требует от последней активизации собственных защитных ресурсов. Естественной реакцией на боль является мышечная блокировка родового тракта, чем лишь увеличивается боль. Используя повседневный язык, можно сказать, что роженица никак не может «расслабиться» и посредством этого освободиться от боли. Итак, боль – одно из главных препятствий, поэтому необходимо отделить тело от боли и найти способ сместить внутреннее восприятие рожающей женщины, сконцентрированное на мышечном ступоре, во внешнее. А это, значит, сделать больную участником спектакля, в котором ее роль будет скорее совпадать с ролью зрителя, т.е. прибегнуть к своего рода визуальной анастезии. Шаман экстериоризует внутре внутреннее состояние больной, располагая его на сцене. Матка роженицы проецируется в значительном увеличении на внутренний, психический экран сеанса, теперь она – сцена, а роженица – сопереживающий зритель. С одной стороны, на этой сцене шаман как бы замещает роженицу, играя отчасти ее роль и не переставая вместе с тем быть режиссером спектакля. С другой стороны, тело роженицы замещается содрогающей маткой. Операция увеличения матки (до космических размеров) позволяет больной «увидеть» все мифологически прорабатываемые детали своего больного органа. Другими словами, благодаря увеличению органа сама больная оказывается внутри его, претерпевая уменьшение реальных границ своего тела. Процесс увеличения поддерживается операцией символического уменьшения – точнее, поразительно дотошной детализацией борьбы шамана со злыми духами. Совершенно очевидно, что, например, современный европеец не может быть выведен из болевого шока подобной шаманистской операцией – ему мало демонстрации его внутреннего переживания в размерах космического События. Член же архаического сообщества, для которого характерно мифологическое мышление, не может быть посторонним свидетелем (занять, например созерцательную позицию), реальность есть продолжение его тела, точнее он всегда «включен» в символическую реальность. Больная, вступая в событие болезни, выбрасывается из социума, ибо боль притупляет «чувство» символического и больная перестает различать символические ценности, нуждаться в них. Победить боль – это, в сущности, «заштопать дыру», которую оставило после себя тело, когда попыталось с помощью боли выйти за пределы мифологического.