71933 (Культура Германии в конце XV—XVI в.), страница 5

Во второй половине XVI в. мощный отпечаток на религиозно философскую мысль накладывают процессы окостенения и схоластизации церковной ортодоксии. Важную роль в обосновании догм — католических, лютеранских, кальвинистских — играют университеты, поставленные на службу церкви и княжеской власти, задающей тон в политической жизни Германии. В 1563 г. по заказу курфюрста Пфальцского создается образцовый кальвинистский катехизис, получивший название Гейдельбергского. Позже, в 1618—1619 гг., на Дордрехтском синоде кальвинистов он был признан символической книгой. Распространение кальвинизма вызывало негодование и католиков, и лютеран. В «евангелическом» Саксонском курфюршестве кальвинистов пытали и приговаривали к смертной казни. В 1577 г. здесь было выработано ортодоксальное исповедание лютеранства — «Формула согласия». В 1580 г. она была включена в «Книгу согласия» вместе с раннехристианским символом веры, катехизисом Лютера, Шмалькальденскими статьями, Аугсбургским исповеданием веры и Апологией этого исповедания, составленными Меланхтоном. «Книгу согласия» — официальный документ догматики лютеранства — подписали 86 имперских чинов и около 8,5 тыс. представителей лютеранского духовенства. Она стала обязательной нормой для двух третей всех немецких протестантов.

Противостояние догматическим линиям ортодоксии, каравшееся властью, было в те времена преимущественно делом разрозненных одиночек. Ранний пример свободомыслия дал гуманистически образованный историк и философ Себастьян Франк (1499—1542), отстаивавший свое право искать ядро истины в самых разных верованиях, церковных и сектантских учениях. Основываясь на традициях мистики, Франк понимал Бога как действующее в человеке духовное начало, «искорку» его высшей сущности. Никакие внешние формы не могут регламентировать это звучащее в человеке «внутреннее слово». Отсюда отрицание Франком обрядовой стороны религии, предписанных догматов, религиозной обязательности каких-либо учреждений. Опираясь на идею «Христа в нас», он считал истинной церковью лишь церковь невидимую, духовную, и ставил в центр своего спиритуалистического учения антидогматическую этику. В его творчестве пантеистические тенденции сочетались с пацифизмом, критикой всех разновидностей церквей и властей, убеждением, что только разумное устройство общества, не допускающее чрезмерных насилий господ, способно предотвратить бедствия, связанные с народными восстаниями.

Мистико-пантеистическим характером отличалась и теософия Якоба Бёме (1575—1624). Она далека от рационалистической системности. В своей книге «Аврора, или утренняя заря в восхождении» (1612) он использует понятия-образы, символы и целые поэтические картины, развивая представления о том, как Бог соотносится с миром и раскрывается в природу путем «саморазделения». Бёме утверждал, что Бог пребывает в каждом, кто живет свято, и этой этической трактовкой христианства подрывал основы вероисповедных различий. Духовенство его преследовало и пыталось запретить писать, школы уже в силу особенностей своей диалектики и способа философствования он не создал, но воздействие его на последующую историю немецкой философии было немалым.

Политическая мысль Германии в обстановке засилия княжеской власти не дала существенных достижений. Университетские ученые, знатоки римского права, следуют в русле хорошо отработанных европейских традиций обоснования абсолютистских притязаний князей. Единственная крупная фигура, развивающая новые политические идеи — северогерманский кальвинист Алтузий (1557— 1638). В своем главном труде «Политика» (1603), как бы предвосхищая ряд представлений Ж. Ж. Руссо, он рассматривает вопросы теории естественного права и выступает в защиту суверенитета народа, перед которым ответственны правители и который волен их свергать или карать, если они покушаются на верховенство народа или нарушают его интересы.

В историю естествознания XVI век вошел как время, когда продвижение в ряде наук совершалось главньм образом за счет накопления, описания и систематизации опыта. Гуманистически образованный врач Георгий Агрикола (1494—1555), заинтересовавшийся методами лечения горнорабочих минералами и металлами, посвятил многие годы изучению горного дела. Его главный труд «О горном деле и металлургии», богато иллюстрированный, был опубликован посмертно в 1556 г. Агрикола подвел итог современному уровню знаний о горном деле, минералогии и геологии, что способствовало дальнейшим практическим достижениям. Его работа оставалась важным научным пособием на протяжении 200 лет.

Наглядность — один из главных принципов гуманистической педагогики — широко использовалась в изданиях XVI в. по различным отраслям знания, в которых с учеными сотрудничали художники-граверы. Крупнейшим немецким систематизатором ботанических знаний стал Леонард Фукс (1501 — 1566), преодолевший зависимость от работ античных авторов. Его ботанический компендиум иллюстрировали свыше 500 изображений.

В век, когда продолжались Великие географические открытия, большой популярностью пользовались универсальные описания земли —«Космографии». В числе издателей космографии был Себастьян Франк. Наибольшую известность получила «Космография» 1544 г. Себастьяна Мюнстера (1489—1552). Среди ее 26 карт были, в частности, довольно точные карты Кубы и других новооткрытых земель, сопровождавшиеся рассказом о первой встрече моряков Колумба с «дикарями», а в число почти 500 гравюр были включены изображения жителей Нового Света.

На исходе эпохи Возрождения работал выдающийся немецкий астроном и математик Иоганн Кеплер (1571—1630). Он стал одним из приверженцев гелиоцентрической теории Коперника, книга которого впервые была издана в 1543 г. в Германии, в Нюрнберге. Используя отличавшиеся большой точностью астрономические наблюдения за движением планет датского ученого Тихо Браге, Кеплер в 1609 г. в книге «Новая астрономия» и в 1619 г. в труде «Гармония мира» опубликовал открытые им законы обращения планет вокруг Солнца. На их основе он составил более точные таблицы движения планет, действенность которых можно было проверить на опыте. Все это сыграло большую роль в преодолении антропоморфных представлений о природе. Вместе с Коперником и Галилеем Кеплер стал одним из главных создателей новой астрономической науки. Он внес также значительный вклад в оптику, кристаллографию и другие отрасли знания. В то же время, как и у ряда других выдающихся ученых эпохи Возрождения, в представлениях Кеплера рациональные знания причудливо сплетались с магическими, мистическими, астрологическими представлениями. Кеплер сам составлял гороскопы, но в то же время боролся с суевериями эпохи. Его мать была обвинена в колдовстве, и ученому с большим трудом удалось спасти ее из темницы и от сожжения. Вера в ведьм и различные виды колдовства была широко распространена во всех слоях общества.

Обострение межконфессиональных противоречий, связанное с развитием процессов Контрреформации, стало одной из главных причин резкого ужесточения массовых гонений на «ведьм» в Германии и других странах Европы. Кульминация этого явления, имевшего место и раньше, в немецких землях приходится на последнюю треть XVI столетия, а также на первые десятилетия XVII в.

Для средних веков, особенно в периоды усиления социальной напряженности, голодовок, эпидемий, были характерны массовые страхи и истерии с поисками виновников всех несчастий. Это стремление найти конкретных врагов, осуществляющих козни Сатаны, сохранилось и в эпоху Возрождения. Постоянная напряженность, связанная с ростом нищеты, давлением крепнущей абсолютистской власти, межцерковными конфликтами и полемикой, приводила к поискам «козлов отпущения», которыми в обстановке коллективных психозов становились турки, иудеи, женщины, которых рассматривали как слуг Сатаны, христиане иного вероисповедания.

Еще в XIII в. нищенствующие ордена начали требовать расправы над ведьмами, преследуя их по тому же образцу, что и еретиков. Существовало, однако, различие между ученой и народной традицией веры в ведьм. В народных представлениях, сохранявших архаические дохристианские черты, главное место занимала вера в могущество зловредной магии ведьм, способных принести людям телесные увечья, навести порчу на скот. От этого должны были оберечь магические заговоры, заклинания, амулеты. В ученой средневековой традиции акценты расставлялись иначе: ведьмы и колдуны рассматривались теологами как злая сила, способная действовать лишь с помощью нечистых духов. В самом колдовстве видели культ дьявола. В 1484 г. булла папы Иннокентия VIII заложила основы нового официального подхода римско-католической церкви к проблемам ведовства и стимулировала веру в его широкое распространение. Если раньше церковь осуждала «глупость и нелепость» народных заблуждений и суеверий, связанных с верой в могущество дьявольских сил, подчеркивая спасающее всесилие церкви, то теперь осуждались те, кто сомневался в существовании и активности ведьм, их полетах, шабашах и т. д. Развитием идей буллы о сговорах между человеком и дьяволом, систематизацией различных видов подобных сговоров, а также кодификацией наказаний колдунам и ведьмам занялись два немецких инквизитора — Я. Шпренгер и Г. Инститорис. Их книга «Молот ведьм» стала главным «теоретическим трудом» по вопросам ведовства и многократно переиздавалась после 1487 г., когда она впервые была опубликована. «Молот ведьм» дополняли и другие издания, в том числе рассчитанные на менее образованных читателей и потому иллюстрированные гравюрами, где изображались ведьмы и черт, кухни ведьм, создающих ужасающее колдовское варево, ведьмы летающие, едущие на волке, стреляющие в человека. Демонологическую литературу такого сорта в Германии создавали главным образом клирики и юристы.

Уже в середине XVI в. католики и протестанты приписывали друг другу ведовскую ересь. После Тридентского собора в католической Германии «охота на ведьм», как и на еретиков в целом, начала шириться, их сжигали десятками. То же, хотя и в меньших масштабах, происходило в протестантских землях. В реальность черта, в ведьм и прочую «нечистую силу» в равной мере верили и сторонники папы, и почитатели Лютера. В катехизисе иезуита Петра Канизия Христос и Сатана упоминались с почти одинаковой частотой, а лютеране с удовольствием повторяли рассказ о том, как Лютер однажды запустил в черта чернильницей, когда враг человеческий стал ему особенно докучать. Фанатизм и изуверство в поисках ведьм и расправах над ними стимулировались общепризнанным поощрением доносчиков, предоставлением им части имущества осужденных. Расправы оправдывали тем, что страна «полна ведьм». Преследования в Германии заметно пошли на спад лишь после Тридцатилетней войны, но решающий удар по ним был нанесен только в эпоху Просвещения.

Вера в нечистую силу, в возможности магии, алхимии и астрологии была столь же прочно укоренена в жизни немецких дворов XVI в., как и в жизни других слоев общества. Дворы притягивали к себе образованных людей, но они составляли там меньшинство. Это видно уже по составу штатов двора императора Максимилиана I в Инсбруке. В год кончины императора (1519) двор насчитывал 400 человек. В их число входили секретари императора, от которых требовалось хорошее знание латыни и иностранных языков, писцы канцелярий и казны, герольды, посланцы почтовой службы, стражники, гвардия, прислуга стола, кухни, винных погребов, светильников, постелей, врачи и аптекари, придворные духовные лица, музыканты, отряд егерей и псарей, дворцовые ремесленники. На дворовой конюшне стояли 400 лошадей, на псарне было полторы тысячи собак, в том числе очень дорогих. В императорском замке в Инсбруке были сосредоточены канцелярия, архив, сокровищница, запасы продуктов, снаряжения, оружия, включая артиллерийское — гордость Максимилиана I. Двор императрицы был меньше — от 100 до 200 человек. Дважды в год дворы одевались по-новому, что требовало больших расходов: один локоть венецианского бархата был равен по цене месячной оплате рыцаря-наемника. Портной и сапожник двора были не только ремесленниками, но и предпринимателями: они не раз одевали весь двор и даже армию на свой счет, а затем частями получали компенсацию из казны. По роскоши двор Максимилиана, вечно нуждавшегося в деньгах на свои войны и авантюрные проекты, уступал многим европейским дворам; и венецианские послы с насмешкой сообщали в донесениях, что императорский гардероб и ковры нередко находились в плохом состоянии. Любимыми занятиями двора были турниры в честь дам, церемонии посвящения в рыцари, маскарады, танцы, охота, рыболовство. Как при всех дворах, важную роль в немецкой придворной жизни играли слухи, интриги, прихоти вышестоящих.

С середины XVI в. в Германии утвердилось правило давать князьям хорошее образование: к домашнему обучению языкам и наукам — у наставника, манерам, фехтованию, охоте — у гофмейстера стали добавлять не только практиковавшуюся и прежде «полировку» при чужих дворах, но и занятия в университете. Это сказалось на жизни вступивших в фазу расцвета княжеских дворов. Тем не менее характерным для них оставалось сочетание меценатства и культурных удовольствий, включая музицирование и театральные представления, с грубостью нравов и славившимся по всей Европе пьянством. При княжеских дворах за столом проводили 7—8 часов в день. Всеобщей страстью была охота, значение которой возросло еще и потому, что после Аугсбургского мира в Германии несколько десятилетий не было войн. Саксонский курфюрст довел свой отряд егерей до 500 человек, герцог Брауншвейгский выезжал охотиться с шестью сотнями собак. Резко выросла численность штатов дворов — за столом Баварского герцога усаживалось почти 800 человек. Кроме традиционных дворцовых потех распространилась мода на карликов, собирание в кунсткамерах различных курьезов природы, астрономических приборов, редких образцов механического искусства, но любили также зрелище стравливания животных, особенно медведей. В начале века князья конкурировали в собирании католических мощей и реликвий. У кардинала Альбрехта Бранденбургского коллекция достигала девяти тысяч единиц, у Фридриха Мудрого в Виттенбергском замке хранилось пять тысяч реликвий. Во второй половине века это собирательство продолжалось лишь в католических областях, но и здесь пошло на спад.

6. Искусство. Архитектура

В культуре Возрождения в Германии исключительно важная роль принадлежала искусству. Конец XV — начало XVI в. стали периодом недолговременного, но блистательного расцвета немецкой ренессансной живописи и графики, которые в значительно большей мере, чем в Италии, сохраняли связь с традициями готики, но дали художественные достижения мирового значения. Центральное место в искусстве этой поры принадлежало творчеству Альбрехта Дюрера (1471 — 1528). Дюрер обладал универсальным дарованием: разносторонний живописец, график, который стал величайшим мастером гравюры в Европе, он был также ученым, занимавшимся проблемами линейной перспективы и пропорционирования человеческого тела, теоретиком искусства, который настойчиво стремился постичь законы красоты. Не порывая с богатством опыта готики, Дюрер, дважды побывавший в Италии, полнее других немецких мастеров своего поколения овладел достижениями итальянского Ренессанса. Он сочетал в своем творчестве рациональность и страсть, тягу к точности изображения натуры и полет фантазии, орнаментальность линейного строя произведений и их пространственную глубину. В сериях гравюр на дереве — «Апокалипсис», «Большие страсти», «Малые страсти», в прославленных шедеврах гравюры на меди: «Рыцарь, смерть и дьявол», «Св. Иероним в келье», «Меланхолия», в картине «Четыре апостола» он воплотил напряженность чувств и драматизм мироощущения человека реформационной эпохи. Основой гравюры «Рыцарь, смерть и дьявол» послужил образ стойкого воителя из этико-теологического трактата Эразма Роттердамского «Наставление христианскому воину», но Дюрер дал ему собственную трактовку. Рыцарь в доспехах, готовый к бою, полный волевой мощи, устремляется к цели вопреки всем преградам, угрозам Смерти в облике старца с песочными часами, козням зла, персонифицированного в жуткой фигуре дьявола. Современники воспринимали этот образ как символ энергии, активной жизни человека. В другой «мастерской гравюре» Дюрера — «Св. Иероним в келье» был изображен ученый, погруженный в свой труд в обстановке покоя и тишины, неспешно текущего времени. Здесь Дюрер воплотил идеал иного типа жизни, которую гуманисты называли созерцательной, связывали с творческим началом и которой также давали высокую оценку. Новые представления времени были выражены Дюрером с редкой многогранностью. Дюрер стал одним из создателей портретного жанра в Германии: он написал ряд автопортретов, правдиво запечатлевших не только его облик в разные годы жизни, но и различные душевные состояния автора; он оставил целую галерею живописных и графических образов своих современников: гуманистов, купцов, политических деятелей, которым дал индивидуальные характеристики. Значение его творчества для национальной культуры Германии оказалось столь велико, что пору расцвета немецкого Возрождения часто называют «эпохой Дюрера».