58795 (Положение женщины в истории России), страница 3

Таким образом, законодательные памятники IX – XV вв. дают возможность утверждать, что в данный период времени женщина была социально свободная. Принадлежавшие к привилегированному сословию и выходившие замуж вторично, могли обладать помимо приданого и некоторым парафернальным имуществом, которое могло появиться у нее за годы либо супружеской жизни (как следствие свободного распоряжения своим приданым), либо вдовства при выполнении опекунских функций⁰.

О развитии норм опекунского права говорит наличие в Древней Руси института женского опекунства, которого тогда еще не знало западноевропейское средневековье. Сходство же институтов опеки в Византии и Древней Руси определялось близостью систем общественно-экономического строя, а не заимствованием правовых норм.

Рассматривая эту проблему более подробно, необходимо выяснить: вступала ли вдова автоматически в права умершего супруга по отношению к детям, или же она являлась их опекуном только по закону и эта власть над детьми определялась официальным ее положением?

На основании РП можно утверждать, что знатные женщины после смерти мужа полномочно становились опекуншами малолетних детей и управляли хозяйством по праву старшинства, пользуясь добытком (имуществом) и неся ответственность за убытки лишь в случае вторичного замужества. Даже когда опекаемые становились совершеннолетними, за труды по их воспитанию матери-вдове предоставлялось право остаться в доме своих детей даже против их воли, сохраняя при этом свой выдел на содержание – «часть». Судя по Псковской судной грамоте, позже было установлено, что отказ от содержания престарелой матери должен вести к изъятию в ее пользу у недостойного сына всей части наследуемой им собственности, которую нажили совместно отец и мать. Если же женщина вторично выходила замуж, то она возвращала опекаемым всю принятую на опеку движимость и недвижимость, включая приплод от рабов и скота. Если это имущество опекаемых пускалось в оборот, то прибыль шла в пользу ближайшего родственника опекунши⁰.

За счет этой прибыли возмещался, видимо, и ущерб в имуществе, принятом опекуншей после смерти завещателя.

Более поздние нормативные акты не касаются вопросов, связанных с женским опекунством. Это позволяет предполагать, что древние нормы права опеки традиционно действовали и позже.

РП в отличие от аналогичных кодексов западнославянских земель не вводит в юридический быт понятие соопекунов-мужчин при вдовах, предоставляя женщинам значительную самостоятельность. Основанием для права вдовы на опеку были не только ее соучастие в правах на общее семейное имущество, но и принципы родительской власти, авторитет матери в быту, который делал ее (хотя и на период, ограниченный вторым замужеством) полновластной главой семьи.

Рассмотренные права женщин на владение приданым и некоторым парафернальным имуществом, а для представительниц привилегированного сословия и на опекунство над детьми органически связаны с наследственным аспектом древнерусского права собственности. Именно в нормах наследственного права раскрываются эволюция и те глубокие сдвиги, которые происходили в системе личных и общественных отношений супругов, и особенно в правах женщин. Почти все древнерусские правовые документы, в том числе и РП, уделили этой области юриспруденции особое внимание.

О наследовании в низших сословиях РП дает мало сведений. В семье смерда после его смерти обеспечивались его незамужние дочери, поскольку считалось, что вышедшие замуж уже получили свою «часть» в виде приданого или в иной форме. Поскольку в статье имеется указание на всех детей, а не только на сыновей, ее можно толковать так: дочери не наследуют только при сыновьях; если сыновей нет, то имущество переходит к дочерям, а если среди них есть незамужние, то им полагается часть для приданого. Аналогично в ст. 92 РП умирающий «делит дом свой детем» ⁰. Это могло означать возможность для завещателя делить имущество не только между сыновьями, но и между дочерьми: ведь наследование по завещанию могло и не совпадать с наследованием по закону, согласно ст. 94 РП о выдаче замуж незамужних сестер.

На примере развития наследственного права представительниц свободного и привилегированного населения можно проследить эволюцию права наследования, связанную с усилением феодализации общества. Изначальным этапом подобной эволюции был период господства общинного строя, когда женщине вне зависимости от ее матримониального положения отказывалось в праве наследования не только недвижимого имущества, но и движимости. Выделение какой-либо собственности в руки женщины могло тогда привести к росту рентабельности хозяйства чужого рода и, в конечном счете, к социальному неравенству. Этот этап почти не нашел отражения в древнерусских письменных источниках.

Лишь косвенное указание на существование в предшествовавшую эпоху упомянутого выше архаичного правила отстранения женщины от наследования имеется в ст. 95 РП. Согласно этой сложной по составу статье, дочь не наследует, когда она «сестра». Очевидно, ранее дочь не имела прав ни на какое семейное имущество.

Усиление феодализации общества, преобладание территориального принципа над родовым, рост социального неравенства способствовали развитию процесса приобретения знатными женщинами прав на владение и распоряжение собственностью. По нормативным актам XI – XII вв. русские женщины предстают владелицами и распорядительницами движимого имущества. Основную часть его, как уже отмечалось, составляло приданое в совокупности с парафернальным имуществом. В случае смерти супруга женщины привилегированного сословия наследовали, получая «часть», и не рассчитывали на осуществление права собственности по отношению ко всему наследству, под которым следует понимать непременно всю совокупность движимости и недвижимости семьи⁰.

Вопрос о понимании структуры наследства имеет принципиальное значение, между тем досоветская и современная наука мало обращалась к нему. Если под наследством понимать только наследуемую вдовой собственность мужа, то придется согласиться с положением о том, что древнерусские женщины не имели наследственных прав, поскольку РП четко и определенно решает эту проблему. Если же под наследством иметь в виду всю совокупность собственности, т. е. приданое, парафернальное имущество жены, отдельную собственность мужа, совместно нажитую движимость и недвижимость, то нельзя не признать, что женщины в рассматриваемое время уже обладали некоторым кругом наследственных прав. Они не были и не могли быть в случае наследования по закону собственницами всего совокупного имущества семьи, хотя и пользовались им до совершеннолетия детей на правах опекунства и системы семейной иерархии.

Можно даже предположить, что запрещение получать все наследство и свидетельствует как раз о том, что женщины, становившиеся полновластными хозяйками имущества после смерти супруга, стремились закрепить свои права на все наследство, хотя по закону могли наследовать лишь его часть. Логично предположить, что на втором этапе эволюции имущественных прав наследуемой частью была только движимость. Во времена РП под «частью» подразумевалась известная сумма средств, некий выдел на содержание, находившийся в полной собственности женщин⁰.

В пропорциональном отношении «часть» матери вряд ли была меньше «части» каждого из детей: если бы существовало неравенство в количественном отношении, оно было бы специально оговорено в законе. Жена же причисляется к первому ряду наследников, ее права оговариваются в первую очередь.

Особый интерес представляет ст. 94 РП, по которой переживший свою жену супруг не получал наследственной доли в имуществе покойной, а только управлял этим имуществом. На «часть» первой жены имели право только ее дети, даже если отец передал эту «часть» своей второй жене, т. е. мачехе этих детей. Кроме того, в русской науке бытовала несколько иная точка зрения насчет толкования этой статьи РП⁰.

Ст. 94 РП обосновывает не только право владения имуществом жены, но и право распоряжения им. Разница между этими понятиями очевидна. Правом владения располагали и женщины на правах опекунства, но превратить общее семейное имущество в единоличную собственность не могли, как и мужья по отношению к женскому парафернальному имуществу. Не случайно при растрате имущества первой жены муж (а в случае его смерти – сводный сын) должен был, как утверждается в некоторых списках РП, возместить убыток.

Таким образом, сравнение положения вдовы и вдовца в русском законе позволяет говорить о равенстве их прав.

Еще более интересна ст. 106 РП, устанавливающая наличие у древнерусских женщин не только наследственных прав, но и права женщины в отличие от своего мужа выбирать, кому из детей передать свое наследство. По этой статье предпочтение отдавалось тому, кто проявил больше внимания к матери.

Что касается прав братьев и сестер на этом, втором этапе эволюции имущественных отношении, то они не были одинаковыми. Сестры, например, не получали всего наследства, если братья выдавали их замуж. Но если бы дочь вообще не была наследницей, то РП употребила бы именно термин «дочь», а не «сестра». Следовательно, в принципе дочери являлись наследницами, а специальное акцентирование того факта, что сестра при наличии братьев не являлась наследницей, как раз не исключает распространенности в быту наследования имущества дочерьми, а говорит о тех случаях, когда брат являлся старшим в семье и мог заменить родителей⁰.

Последний, третий этап эволюции имущественных прав знатных женщин – утверждение возможности владения недвижимостью: землей, «отчиной». Этот этап зафиксирован лишь в поздних источниках. Так, суд Пскова, разбирая наследование без завещания, т. е. по закону, утверждает, что, если после смерти человека останется «отчина», жене можно было пользоваться ею пожизненно, если только она не выйдет замуж. Такое же требование предъявляется и к мужу умершей жены, после которой тоже может остаться недвижимое имущество.

В конце XIII века утверждается правило, касающееся дочерей: они получают часть «имения» и тем самым закрепляются равные права братьев и сестер на недвижимость, хотя Судебник 1497 года (ст. 60) оставил приоритетное право за братьями. Показательно, что в конце XIII в. даже незаконная жена могла претендовать на «прелюбодейную часть» в имуществе, умершего, чтобы прокормить общих с ним детей, и даже вести тяжбу с его законной женой⁰.

Таков процесс эволюции приобретения представительницами господствующего класса имущественных, в частности наследственных, прав, который нашел отражение в нормативных актах IX – XV вв. Само расширение имущественных прав женщин, получение ими прав на владение недвижимой собственностью органически связано с общими экономическими и социально-классовыми изменениями, характерными для государства, развивающегося по феодальному пути и преодолевшему к началу XVI века.

Последний этап эволюции имущественных прав женщин привилегированного сословия – это свободное распоряжение и пользование ими недвижимым имуществом. Уже в берестяных грамотах конца XII – XIII вв. упоминаются женщины, владевшие недвижимым имуществом⁰.

Можно сказать, что жена и сын главы большого семенного клана были должны удовлетворить земельные и денежные претензии к ним в связи с кончиной последнего. При этом претензии по поводу земельного участка выставляли не только братья покойного, но и их.

Известно женское землевладение и в княжествах. Уже в XII в. в одном из граффити Софии Киевской упомянута княгиня Всеволожая как покупатель «земли Волновой», за которую она заплатила «семьсот гривен собольиных» ⁰.

В памятниках XIV – XV вв. число сведений о распоряжении земельным имуществом женщинами резко увеличивается. Немало упоминаний о женском владении недвижимостью содержит эпиграфический материал.

Новгородские грамоты на бересте – это в основном бытовая, житейская переписка. Юридическая сторона ситуаций, отчетливо показанных новгородскими берестяными грамотами, может быть обоснована актовым материалом XIII – XV вв., подтверждающим дееспособность представительниц привилегированного сословия как в передаче во владение, продаже, так и в приобретении недвижимой собственности.

Акты дарения частной недвижимой собственности, совершенные самими женщинами из привилегированных социальных групп, нашли отражение в грамотах, носящих наименование «данные» и «вкладные». В комплексе документов, связанных с реализацией женщинами права собственности на недвижимость (около 400 опубликованных и найденных в архивах актов), эти грамоты преобладают.

При рассмотрении актов дарения земли женщинами – данных и вкладных грамот в пользу монастырей – немаловажным вопросом является определение частоты самостоятельных процессуальных действий женщин.

Рассматриваемая с точки зрения определения субъекта, совершившего акт дарения, совокупность грамот распадается на три группы актов⁰: