55992 (Социально-экономическое развитие Советского Союза в середине 60-х – начале 80-х г.г.), страница 3

Не была подкреплена реформа и снизу: система оплаты трудящихся осталась прежней, слабо связанной с результатами труда - те же нормы, те же тарифы, то же преобладание индивидуальной сдельщины и повременщины. Трудящиеся были надежно отчуждены от результатов своего труда. Безнадежность попыток “запустить” рыночные механизмы, не ослабляя административно-бюрократические тормоза, усугублялась зыбкостью их политического и идеологического обеспечения. Даже когда пытались осуществлять глубокие экономические перемены, не было приложено сколько-нибудь серьезных усилий подкрепить их демократизацией политических порядков, не был проведен пересмотр идеологических догм относительно рынка, товарно-денежных отношений, планомерности и регулируемости, плюрализма. Наоборот, со времени ввода войск в Чехословакию, гонениям стали подвергаться те ученые и научные направления, которые искали решения экономических проблем на путях расширения действия закона стоимости и рыночных отношений. Между тем в советском обществе, где экономика была тесно сращена с политикой и идеологией, где народное хозяйство представляло собой хозяйственно-политическую и в значительной мере хозяйственно-идеологическую систему, коренные экономические преобразования без демонтажа командно-административной системы были просто невозможны.

Безусловно, определенные изменения в системе хозяйствования происходили. Расширение масштабов производства сделало невозможным столь же высокую концентрацию экономической власти, как прежде. Директивно-показной характер экономических отношений сохранился, а в 70-е годы даже стал усиливаться, но фактическое принятие решений все в большей мере распределялось по разным эшелонам хозяйственно-политической иерархии. Основа хозяйственной жизни по-прежнему определялась директивой, но директивы теперь уже приходилось в большей мере согласовывать, “увязывать” в различных инстанциях. Нарастала отраслевая раздробленность общественного производства, ибо блокирование рыночных, товарно-денежных отношений неизбежно усиливало автаркию. Зацентрализованная по всем параметрам экономическая система сменялась столь же малоэффективной экономикой согласования.

Тем не менее ряд позитивных сдвигов в народном хозяйстве, особенно в начале восьмой пятилетки, произошел. Они зафиксированы даже в альтернативных подсчетах, произведенных экономистом Г.И.Ханиным. Так, по сравнению с 1961-1965 гг. удельный вес интенсивных факторов в обеспечении прироста национального дохода возрос с 34% в 1966 г. до 40% в 1970 г. В строй действующих было введено около 2 тыс. новых крупных промышленных предприятий.⁵ Среди них такие уникальные, как Красноярская ГЭС, металлургические гиганты - Западно-Сибирский и Карагандинские комбинаты, было положено начало созданию Тюменского нефтегазодобывающего комплекса. Конечно, тогда мало кто задумывался об экологических последствиях такого типа промышленного развития, большинство приходило в восторг от таких масштабов и темпов “покорения Сибири”. В 1970 г. первую партию легковых автомобилей выпустил завод в Тольятти, хотя сооружение его началось только в 1967 г. Именно с пуска этого завода началась подлинная автомобилизация страны.

Но прямой зависимости результатов в народном хозяйстве от воздействия экономической реформы не просматривается. Ведь позитивные перемены происходили в основном в первой половине пятилетки, когда реформа еще только разворачивалась. Скорее всего сказалось то обстоятельство, что монопольный диктат совнархозовской разновидности административно-командной системы ослаб, а министерско-ведомственный еще не набрал силы. В этих условиях степень регламентации деятельности производственных коллективов временно понизилась, предприятия получили большие возможности для маневра, что и способствовало некоторому росту эффективности народного хозяйства в целом.

Существовал и еще один положительный фактор, резко различавшийся по возможностям действия от прошлых пятилеток. Это - степень профессиональной свободы плановых работников, необязательность учитывать в плане заидеологизированные установки, ранее принятые решения, определенная свобода руководителей от сложившихся стереотипов во взглядах на приоритеты, структурные сдвиги и т.д. В период завершения работы над восьмым пятилетним планом в этом отношении как раз возникла уникальная благоприятная обстановка. Планирующие органы имели довольно редкую возможность при разработке плана опираться на знания об объективных закономерностях расширенного воспроизводства, потребности и возможности народного хозяйства, обоснованно решать важнейшую и труднейшую задачу планирования - согласование целей и ресурсного обеспечения. Ранее принятые решения, данные обещания высшего руководства и другие привходящие обстоятельства над разработчиками плана не столь уж довлели. Поэтому задания восьмого пятилетнего плана и в известной степени весь плановый механизм первое время не насиловали экономику, а наоборот, помогали полнее проявиться закономерным тенденциям.

Итоги восьмой пятилетки были обнадеживающими. Удалось в известной мере реализовать курс на первоочередное решение проблем потребления. Это достаточно определенно проявлялось в выполнении заданий по производству предметов народного потребления. Именно по потребительским товарам наблюдалось более успешное выполнение плановых заданий - по выпуску обуви, радиоприемников, мебели, производству цельномолочной продукции, мяса, сахара, улову рыбы. В 2,2 раза увеличилось производство бытовых холодильников.

В отраслях тяжелой промышленности по всем видам продукции, включенным в Директивы, кроме добычи нефти, данные о фактическом выполнении планов за 1970 г. были меньше заданий. Диапазон невыполнения заданий по видам продукции также был достаточно велик. Но характерно было то, что показатели качественного развития каждой из отраслей в целом соответствовали тем задачам, которые ставились перед индустрией Директивами XXIII съезда КПСС.

Некоторое улучшение социально-экономического положения, которое было достигнуто за счет мобилизации ресурсов административно-командной системы, а также частично за счет реформ, как это не парадоксально, укрепило позиции консервативных и антиреформаторских сил в политическом руководстве страны. Радикальные политические и экономические идеи оказались под запретом, само слово “реформа” стало исчезать из руководящего лексикона, появились другие термины - “улучшение” и “совершенствование”. В соответствии с типом и уровнем мышления высшего партийного и административного эшелона, ставка на упрощенно технократические подходы стала преобладающей.

На XXIV съезде КПСС декларировалось, что решающее значение для экономического роста приобрел вопрос об интенсификации и источниках роста. Подчеркивалось, что с точки зрения очередных задач и долговременных перспектив на первое место выдвигается ускорение научно-технического прогресса. В докладе Брежнева на XXIV съезде в качестве задачи исторической важности было выдвинуто требование: “органически соединить достижения научно-технической революции с преимуществами социалистической системы хозяйства, шире развивать свои, присущие социализму, формы соединения науки с производством”.

Поскольку в планах не находили должного отражения вопросы использования достижений науки и техники из-за отторжения научно-технического прогресса ведомственным монополизмом, то выдвигался новый подход: сформировать комплексную программу развития техники и технологии, на основе которой вести разработку всех разделов плана и его основных показателей. В течении 1971-1975 гг., например, предполагалось получить от использования в народном хозяйстве достижений науки и техники экономический эффект 40-42 млрд. рублей, или приблизительно 40% планируемого на пятилетие прироста национального дохода, 3 млрд. руб. должны были дать мероприятия по НОТ. На практике же большую силу набирали инертность, рутинерство, бюрократизм.

Универсальным средством решения всех экономических и социальных проблем провозглашалось повышение руководящей роли партии. Оно трактовалось как распространение партийного контроля на все сферы жизни общества. В соответствии с такой установкой на XXIV съезде КПСС в Устав партии было внесено положение о том, чтобы наряду с производственными парторганизациями правом контроля деятельности администрации были наделены и партийные организации научно-исследовательских институтов, учебных заведений, культурно-просветительных и других учреждений и организаций. Парторганизации центральных и местных управленческих органов должны были осуществлять контроль за работой аппарата по выполнению директив партии и правительства, соблюдением партийной и государственной дисциплины. Все это не создало сколько-нибудь серьезных препятствий для бюрократизма и коррупции, не говоря уже о повышении эффективности и технического уровня производства.

Поскольку в ходе реформы стимулировался процесс экстенсивного наращивания прямых хозяйственных связей, как правило, слабо подкрепленных экономически ( в 1966 г. прямыми хозяйственными связями было охвачено 1263 предприятия, в 1969 г. уже 8 тыс. ), то партийные работники, чтобы не допустить срывов плановых заданий, подменяя диспетчеров и снабженцев, месяцами не занимались вопросами материально-технического снабжения.

Есть мнение, будто в области ( крае ) всеми делами вершили обком ( крайком ) партии, его первый секретарь. На деле это была лишь иллюзия всесилия партийных комитетов, обладания им экономической властью. Воздействие партийного комитета на экономику региона было весьма незначительным, так как большая часть предприятий находилась в подчинении центральных ведомств. Конечно, обком, его секретарей директора заводов “уважали”, соглашались с целым рядом секретарских “просьб”, чаще всего кадровых, стремились не раздражать местное руководство, жить с ним в ладу и т.д. Но в жизнь неукоснительно проводились конкретные министерские установки из области, края, из кармана их населения изымалось все возможное при самых минимальных затратах на соцкультбыт, экологию, развитие производственной и социальной инфраструктуры и т.п. То есть даже объективно предназначение министерской системы заключалось в том, чтобы заниматься деятельностью, противоречащей интересам общества того региона, в пределах которого действовало предприятие. И чем крупнее было предприятие, чем важнее была его продукция с точки зрения общегосударственной, тем больший конкретный ущерб приносила его деятельность региону.

Между тем положение дел ухудшалось, рост жизненного уровня народа прекратился. Так, в девятой пятилетке ( 1971 - 1975 гг. ) объем промышленного производства вырос на 43% ( по альтернативным оценкам лишь на 25% ) по сравнению с 50,5% ( 39% ) в восьмой пятилетке. Вместо 41% прироста используемого национального дохода в 1966-1970 гг. в девятой пятилетке этот показатель вырос только на 28%. Причем эти приросты достигались за счет вовлечения в хозяйственный оборот огромных масс новых ресурсов. Прирост интегрального показателя эффективности общественного производства упал с 18% в восьмой пятилетке до 6% в девятой. В полтора раза за это же время сократился прирост общественной производительности труда. Перестала снижаться материалоемкость, упала фондоотдача и эффективность капиталовложений.⁶ Страна погружалась в застой.

Зато процветала “теневая экономика”. Ее питательной средой была бюрократическая система, функционирование которой требовало постоянного жесткого внеэкономического принуждения и регулятора в виде дефицита. Последний абсурдно демонстрировал себя повсеместно на фоне совершенно невероятных излишков различного сырья и материалов. Самостоятельно продать ненужные запасы или обменять их на нужные товары предприятия не могли. Сделать это могли подпольные дельцы. Подпольный рынок поддерживал разваливающуюся экономику. Очень дорого, но он удовлетворял потребности.

Брежневское руководство дутыми цифрами и гигантскими прожектами стремилось отвлечь внимание общественности от того плачевного состояния, в котором оказалась держава. Конспиративная суета в принятии решений выдавалась за принцип государственной деятельности. Келейность, семейственность, наличие массы “легкоуправляемых” на ключевых постах - необходимые компоненты административно-командной системы. Нарастало сращивание дельцов “теневого бизнеса” с ответработниками партийно-государственного аппарата в центре и на местах. Обороты “теневой экономики” становились миллиардными. А ведь еще сравнительно недавно Н.С.Хрущев был изумлен, когда ему доложили о первом миллионном хищении. Только после ряда дел он перестал удивляться.

В мире развертывался новый виток научно-технической революции. Его сердцевину составляли такие достижения науки, которые привели к формированию микроэлектроники, биотехнологии в качестве базисных направлений технологического переворота в производственной и непроизводственной сферах. Это требовало новых кадров, знаний и навыков. У нас же проржавевшая бюрократическая машина не могла адаптироваться к переменам, реагируя на них лишь увеличением штатов. С 1960 по 1987 гг. аппарат органов управления в стране вырос более чем в два раза - с 1245 тыс. до 2663 тыс. человек, а общая численность управленцев превысила 18 млн. человек. Эти кадры отличались в основном низким профессиональным уровнем ( из 9,3 млн. руководящих работников всего 4,2 млн. ( 45% ) имели высшее образование и только доли процента - среднее специальное управленческое образование ).⁷ Эффективно реагировать на реалии технологической революции такой аппарат не был в состоянии. Воплощение в жизнь любых нововведений превращалось в “хождение по мукам”.

Но беда заключалась не только в негодных аппаратчиках. Административно-командной системой было воспитани несколько поколений технократически мыслящих людей, лишенных твердых нравственных устоев, способных поставить лишь свои корыстные личные или групповые, ведомственные интересы выше общенародных, безразличных к будущему природы и общества.

Дела в стране постепенно приходили в упадок. и это как бы “гармонировало” с состоянием здоровья ее руководителя. В результате тяжелого заболевания, с конца 1974 г. Л.И.Брежнев неуклонно деградировал умственно и физически. С ним то и дело случались казусы. Большой конфуз, например, приключился в декабре 1975 г. на VII съезде Польской объединенной рабочей партии, в присутствии 1811 делегатов и представителей 65 коммунистических рабочих и социалистических партий. Во время исполнения “Интернационала” Леонид Ильич встал, повернулся лицом к залу и начал дирижировать. Он надувал щеки, пыжился, хлопал в ладоши. Форум оживился, между рядами прокатился смешок. Все думали, что Брежнев хватил лишку. На самом деле его накачали лекарствами. История получила широкую огласку. Однако высшая партийная иерархия и брежневская команда мертвой хваткой удерживали Л.И.Брежнева на капитанском мостике.

В руководящих кругах ощущался, по-видимому, надвигавшийся кризис, но утилитарно-прагматические интересы верхушки превалировали над стратегическими, блокируя политическую волю, и не позволяли осуществить назревшие преобразования. Делались попытки различных реформ, затевались очередные технократические новации, но все уходило в песок. Была ускорена работа над проектом новой Конституции СССР, которая была призвана отразить “основные черты развитого социалистического общества, его политической организации”. На XXV съезде КПСС ( февраль - март 1976 г. ) декларировалась необходимость последовательного осуществления перехода от создания и внедрения отдельных машин и технологических процессов к разработке, производству и массовому применению, высокоэффективных систем машин, оборудования, приборов и технологических процессов, обеспечивающих механизацию и автоматизацию всех процессов производства. В этой связи активизировалась работа над Комплексной программой научно-технического прогресса и его социально-экономических последствий. Но программно-целевые подходы не могли дать эффект в среде с деформированными товарно-денежными, рыночными отношениями. В силу своей инерционности административно-командная система не могла быть настроена на постоянное самообновление, модернизацию экономических структур, решение перспективных задач. Попытки концентрации сил на приоритетных направлениях приносили мало пользы и лишь усугубляли диспропорции в народном хозяйстве. Огромные ресурсы проваливались как сквозь землю.

Для имитации успехов разрослась практика произвольного манипулирования информацией. Она перестала рассматриваться как предосудительное дело. Развернулись систематические подтасовки данных в расчетах, проектах, отчетах. Стоимость сооружения камского автозавода была, например, первоначально названа в 1,8 млрд. руб. Министр автомобильной промышленности А.М.Тарасов, прекрасно понимая, что фактические затраты составят много больше, решил “не огорчать” этим предсовмина А.Н.Косыгина. Впоследствии, уличенный в искажении истинных данных, министр оправдывался так: “Пришел бы я и честно сказал: три миллиарда, а то и все четыре. Он бы меня тут же и завернул. Что я, себе враг? Я к нему с подходцем: разрешите доложить, мы хорошо подсчитали...”. Видимо, ложь во спасение нужна была и самому премьеру. Действительные затраты далеко превысили и эти суммы, составив ( по различным источникам ) от 5 до 20 млрд. руб. Дополнительные средства на сооружение автогиганта были изъяты из легкой промышленности.

Несмотря на то, что 70-е гг. были благоприятными с точки зрения естественных приростов трудоспособного населения, именно в этот период обострился дефицит рабочей силы, поскольку огромные капиталовложения как нарочно бросались не на замещение устаревшей техники и оборудования, а на возведение стен для давно устаревших технологических установок и машин. С упорством, достойные лучшего применения, создавались в крупнейших городах рабочие места под работников с низкой квалификацией. По стране пошло гулять расхожее московское слово - “лимитчик”. Дефицитность трудовых ресурсов в условиях административно-командной системы заставляла предприятия накапливать этот “ресурс” впрок. В 1971-1978 гг. в промышленности было создано более 3 млн. новых рабочих мест, которые оставались вакантными. Зато значительная часть рабочих обслуживала физически и морально устаревшую технику. Поэтому хотя и происходило некоторое сокращение удельного веса работников, занятых ручным трудом, их абсолютная численность продолжала расти.

Десятая пятилетка, скорее для самоуспокоения, была провозглашена “пятилеткой эффективности и качества”. Однако все шло наоборот. Вместо всемерной экономии изо всех сил поддерживались пропорции 30-50-х гг. Ставка делалась на закупки по импорту промышленного оборудования и товаров ширпотреба в обмен на экспорт энергоносителей из невозобновляемых источников. При этом недальновидно рассчитывали на благоприятную внешнеэкономическую конъюнктуру.