21167-1 (Роль Сталинградской битвы в ВОВ: патриотизм народа, полководческое искусство), страница 2

Окружение и уничтожение 330-тысячной армии под Сталинградом история назвала новыми Каннами. Две с лишним тысячи лет назад карфагенский полководец Ганнибал, имея 50 тысяч воинов, окружил и уничтожил римскую армию численностью в 69 тысяч; с тех пор Канны считаются высшим показателем военного искусства. Сравнения никогда не бывают точными: то, что сделали наши полководцы, грандиознее деяний Ганнибала. Недаром Геббельс о нашем зимнем наступлении 1942 – 1943 годов был вынужден сказать следующее: (см. прил №10).

Глава 2: Начало начала.

День 12 сентября отмечен немецкими историками как дата встречи Паулюса с Гитлером в Виннице. Генерал летал туда, чтобы получить приказ о штурме Сталинграда. Но в этот же день произошло более важное событие. Правда, по началу, оно не выходило из числа рядовых, этот был обычный для того времени разговор военачальников в Кремле. Однако последствия его оказались такими грандиозными, что мы должны отметить в противовес немецкому наше 12 сентября – советское.

Днем 12 сентября из района Сталинграда вылетел в Москву заместитель Верховного Главнокомандующего генерал армии (потом Маршал Советского Союза) Георгий Константинович Жуков. Через четыре часа он был в Кремле у Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина. Там же находился начальник Генерального штаба генерал-полковник (потом Маршал Советского Союза) Александр Михайлович Василевский.

Правительство тревожилось за судьбу волжского города. Особенно беспокоило то, что севернее Сталинграда фашистам удалось выйти к реке и разъединить наши части довольно широким коридором.

Чтобы ликвидировать этот коридор, были нужны большие силы. Сталин достал свою карту, где были помечены резервы Ставки Верховного Главнокомандования, и стал рассматривать ее. Жуков вспоминает: (см. прил №11).

Весь следующий день, 13 сентября, Жуков и Василевский работали в Генштабе. А ночью на новой встрече у Сталина они рассказали замысел будущего контрнаступления. Оно дало бы возможность не растрачивать силы на ликвидацию коридора, на незначительное усиление других позиций, а привело бы к изменению обстановки в нашу пользу на всем южном крыле советско-германского фронта.

Пользуясь тем, что линия фронта напоминала прямой угол, в вершине которого был Сталинград, предлагалось со сторон угла, с его катетов, нанести удары один навстречу другому по гипотенузе – так, чтобы самая мощная группировка фашистских войск оказалась замкнута в огромном треугольнике.

План был смелый и дерзкий. Выполнение его дало бы нашей стороне огромные выгоды. Давайте подсчитаем их по пальцам.

В окружении оказались бы лучшие германские войска: они или сдались бы в плен, или были бы уничтожены.

После этого оголился бы левый фланг и тыл германских войск, наступавших на Северный Кавказ. Эти войска оказались бы под угрозой окружения между Каспийским и Черным морями. Значит, им оставалось одно: отступать с Северного Кавказа.

Гитлеровский план захвата нефтеносных и зерновых районов был бы окончательно сорван. Советские войска после поражения немцев у Сталинграда и на Северном Кавказе перешли бы от обороны в наступление, а обороняться, вынуждены были бы фашисты.

Друзья Германии – Япония и Турция - уже не рискнули бы вступить в войну против нас.

Победа наших войск принесла бы огромную радость советским людям и всем народам, порабощенным фашистами. А радость прибавляет силу: еще лучше работали рабочие на заводах, колхозник на полях, еще мужественнее сражались бы партизаны в тылу врага, крепче бы доставалось фашистам от борцов Сопротивления во Франции, Югославии, Норвегии…

Но выполнить можно не всякий задумчивый план, а только такой, в котором предусмотрены все слабые и сильные стороны противника. То, что контрнаступление будет удачным подтверждалось такими фактами.

Слева и справа от германских войск, сгрудившихся у Сталинграда, стояли румынские, венгерские и итальянские войска. Вооружены были они хуже, чем немцы. У них старые трофейные танки (чехословацкие и французские), противотанковой артиллерии мало. Боевой дух румынских, венгерских и итальянских солдат не отличался крепостью: кому охота расплачиваться жизнью за преступление чужого фюрера? На этих-то участках и предполагалась прорвать оборону противника.

Итак, оборону наши войска прорвали. Но ведь немцы не будут равнодушно смотреть, как гонят их союзников, потому, что следующими, кому достанется, будут сами немцы. Фашисты должны будут бросить свои дивизии, чтобы загородить проломы в линии фронта. Все дело в том, что у противника уже не было таких свободных дивизий, все резервы фашистов полегли в степях у Сталинграда и на Северном Кавказе. В середине октября Гитлер прикажет своим войскам перейти к обороне почти на всем фронте. Он будет тешить себя надеждой, что в обороне перезимует новую военную зиму, а летом снова начнет наступление, послав на фронт еще уцелевших мужчин Германии.

Немцы, как говорят, были обескровлены в наступлении. Но ведь и наши войска понесли не малые потери. Какими же силами будем вести контрнаступление мы? Пока город оборонялся, в тылу советской страны были подготовлены мощные резервы. Наши бойцы получили много танков Т-34, много новых самолетов – истребителей, пикировщиков, штурмовиков, было много орудий у наших и много снарядов к ним. Теперь у нас было чем воевать.

Вся задуманная операция делилась на несколько частей:

1) прорыв блокады;

2) окружение немецкой группировки у города;

3) создание внешнего фронта, который задержал бы фашистов, и идущих на помощь окруженным;

4) пресечение попыток врага выйти из кольца и полное уничтожение окруженных войск.

Замысел контрнаступления заинтересовал Сталина. В конце обсуждения он сказал: “Разговор о плане продолжим позже. То, что мы здесь обсуждали, кроме нас троих, пока ни кто не должен знать”: (№[6]).Жуков и Василевский выехали в район боевых действий, чтобы изучить условия для подготовки контрнаступления, посмотреть места, где лучше сосредоточить резервы.

Было у них и еще важное задание – помочь командующим фронтам организовать оборону волжских рубежей. В оборонительных боях советские войска должны были не только устоять, но и как можно больше истребить врагов, их танков, самолетов, орудий – от этого тоже зависел успех контрнаступления.

В конце сентября в ставке снова состоялся разговор о будущих военных действиях. На этот раз, вернувшиеся с фронтов Жуков и Василевский, подписали карту-план контрнаступления. Сталин карту-план утвердил своей подписью.

Надо ли говорить, как важно было сохранить наш план в тайне? В дальнейшем, когда в работе над ним приняли участие другие военачальники – начальники родов войск Красной Армии, командующие фронтами и армиями, - разговор о плане вели только с глазу на глаз, при личных встречах. Ни в письменных распоряжениях, ни в разговорах по телефону и шифровках по радио не было ни чего, что могло бы натолкнуть гитлеровскую разведку на следы будущей операции.

Глава 3: Своё держать в тайне, чужое знать.

Операция “Уран” – такое название получило контрнаступление – должна была начаться 9 ноября на Юго-Западном фронте и 10-ого – на Сталинградском. Разница в сроках объяснялась тем, что до Калача – место встречи ударных соединений обоих фронтов – с севера надо было пройти 120-140 километров, а с юга – 100. Всего 3-4 дня отводилось для этих ударов.

Однако сроки начала “Урана” были перенесены на 19 и 20 ноября. Из-за недостатка автомобилей вовремя не были подвезены боеприпасы, горючие, зимнее обмундирование. Не в полной мере была готова и авиация. А на нее возлагались большие задачи: подавить авиацию врага, прикрыть наши войска от ударов с воздуха, пробивать бомбежками дорогу наступающим частям, преследовать отходящего противника.

Каждый день отсрочки таил в себе опасность того, что враг узнает нашу тайну. И тайна охранялась всеми способами.

Новые войска сосредотачивались не там, где им предстояло нанести удар, а в 50 –60 километрах от нужного места. Все передвижения производились только ночью, с погашенными фарами. На день и люди и машины замирали, застаивались по оврагам, в редких лесках, селениях. Дело осложнялось тем, что на Юго-Западном фронте резервам приходилось переправляться через Дон, а на Сталинградском – через Волгу. И если по берегу Дона были леса, которые на светлое время укрывали танки, орудия, пехоту, то берега Волги были совершенно открыты. Гитлеровские летчики бомбили мосты, паромы, однако и на Волге скопление наших войск не заметили. В это время через реку эвакуировались со своим имуществом жители Сталинграда. Они-то и помогли в этом месте маскировке войск.

За долго до контрнаступления прекратилась почтовая связь между солдатами ближних фронтов и их семьями – по перемещению полевой почты враг тоже мог догадаться о перемещении войск.

Все скрыть от врага, а самим все знать о враге – в этом был залог успеха. Главный маршал артиллерии Николай Николаевич Воронов, которого Ставка тоже послала в район контрнаступления, вспоминал: (см. прил №12).

В самый канун контрнаступления разведчики 5-й танковой армии на Юго-Западном фронте узнали, что враг в первых траншеях оставил только наблюдателей, а настоящую оборону занял в трех километрах от переднего края. На Сталинградском фронте разведчики обнаружили новую кавалерийскую дивизию румын. Все это учитывалось нашим командованием. 15 ноября в район Сталинграда пришла телеграмма из Москвы: (см. прил №13).

За фамилией Васильев был Сталин, телеграмму он послал Жукову. Федоров был на самом деле Николаем Федоровичем Ватутиным, командующим Юго-Западном фронтом, а Иванов – Андрей Иванович Еременко, командующий Сталинградским фронтом. Василевский в телеграммах именовался Михайловым, Константин Константинович Рокоссовский, командующий Донским фронтом, был Донцовым.

Под “переселением” подразумевалось наступление. Причин изменять сроки “переселения” не было. И 17 ноября точные сроки наступления получили командующие армиями. Все войска узнали это только за несколько часов до атаки.

Генерал армии Павел Иванович Ботов в то время командовал 65-й армией. Он вспоминает: (см. прил №14).

Пока тянется медлительное время ожидание приказа, мы с вами опять немного подсчитаем.

“К 19 ноября на Сталинградском направлении у гитлеровцев было: людей – 1 011 500, орудий и минометов – 10 290, танков и штурмовых орудий – 675, самолетов – 1216. А у нас: людей – 1 103 100, орудий и минометов – 15 501, танков и самоходных орудий – 1463, самолетов – 1350”: (№[7]). Как видите, самолетов, танков и орудий у нас было больше. Но главное и решающее наше преимущество заключалось в том, что мы смогли скрытно сосредоточить вдвое, втрое больше войск и техники на направлениях главных ударов.

Резервов германского командования осенью 1942 года уже не было. Но, попав в отчаянное положение, враг мог перебросить к Сталинграду войска с центрального участка фронта. И вот, чтобы не случилось этого, чтобы не было у Сталинграда не учтенных, не запланированных нами вражеских дивизий, было решено одновременно с ”Ураном” провести наступательную операцию в районе Вязьмы и Ржева, за много сотен километров от Сталинграда. Для рукаводства этой операцией туда поехал Жуков. А Василевский остался здесь.

В ночь на 19 ноября войска получили долгожданный приказ о переходе в контрнаступление. До атаки оставалось несклько часов. Но тайна “Урана” оберегалась, как и в самом начале. Соединения 5-й танковой армией получили распоряжения: “Шлите приемщика за получением меховых перчаток”. Читалась эта фраза так: “Начало атаки пехоты 19.11.42 г. 8.50”: (№[8]).

В землянках при тусклом свете коптилок, сделанных из снарядных гильз, в блиндажах политруки читали обращение к солдатам: (см. прил №15).

Глава 4: Праздник нашего оружия.

Утро 19 ноября на Юго-Западном фронте и на правом крыле донского фронта вы- далось туманное. Серая пелена прикрыла степь и овраги. Во мгле скрылись не-приятельские позиции: рвы, ряды колючей проволоки, доты. И что было совсем плохо, не могла в такую погоду действовать авиация. Однако отложить начало операции “Уран” было невозможно. Слишком много сил ушло на то, чтобы подготовить все именно к этому утру. Слишком много людей – сотни тысяч ждали с минуты на минуту сигнал к грозному бою, к яростному празднику нашего оружия. Да, атака была нашим праздником, и даже медные трубы звучали во имя нее. Когда на две минуты стихли пушки, генерал-майор Таварткиладзе дал знак стотрубному оркестру и только вслед за этим подал знак другой – поднял свою дивизию в атаку.

Но вернемся к самому началу. “В 7.20 артиллеристы по телефону получили команду “сирена”. И тут же все 5888 орудий и минометов были заряжены. В 7.30 прозвучала команда “огонь”. На позиции врага обрушился смерч стали и пламени. Артиллеристы работали за себя и за летчиков, которые не смогли сейчас подняться с аэродромов.