Составляющие замысла, влияющие на качественную сторону произведения, а именно позволяет выделить и определить авторскую манеру:

1. Социальная значимость содержания.

2. Мировоззренческая позиция автора.

3. Глубина постановки общественных проблем.

Следует также учитывать, что замысел не излагается автором в тексте. К нему должен добраться читатель в процессе восприятия произведения, поскольку замысел – основная составляющая воздействия. При этом, необходимо помнить, что форма произведения должна полно раскрыть замысел [II; 8, 200].

Следующий элемент авторской манеры художественного произведения – это способы реализации авторского замысла. Как мы уже говорили, здесь, прежде всего, необходимо обратить внимание на то, реализуется ли замысел полностью в произведении. А только потом, если он реализуется, определять способы его реализации. Их, как утверждается в книге «Редакторская подготовка изданий» под редакцией С.Г. Антоновой, пять:

1. Художественная правда. Этот критерий предусматривает неискаженное воссоздание действительности в произведении [II; 8, 206]. Она достигается следующими способами: точностью жизненной, точностью изобразительной, точностью эмоциональной и точностью воздействия на воображение читателя. Однако, следует помнить, что художественная правда отличается от правды реального факта, то есть ее невозможно добиться простым описанием события, явления. Необходимо раскрывать сущность ситуации и характеров. При этом, роль редактора в том, чтобы оценить, смог ли автор осмыслить, обобщить изображенные явления в художественных образах.

2. Образы, их черты. Художественному образу свойственны:

   1. чувственная конкретность, которая придает изображаемому в произведении наглядность через воссоздание зримых признаков. То есть, когда происходит описание внешних либо внутренних сторон явления с использованием средств выражения, с помощью которых у читателя появляется перед глазами «картинка». Либо, когда автор изображает динамику мысли в момент переживания героя;

   2. органическая включенность личности автора, которая проявляется в том, что художественный образ несет информацию и о субъекте, и об объекте познания. Другими словами, читатель чувствует отношение автора к данному персонажу, событию, как будто сам присутствует в описываемом месте, сам видит происходящее. Этот критерий предполагает сопереживание и обращен не только к разуму читателя, но и к чувствам;

   3. многозначность и ассоциативность заключается в способности возбуждать фантазию читателя, активизировать ранее полученные впечатления, представления, находящиеся в сознании человека, что позволяет дать широкие возможности для субъективной конкретизации воспринятого;

   4. целостность образа говорит о том, что все эти критерии присутствуют одновременно без ущерба друг для друга.

      1. Художественная деталь – это средство создания художественного образа. Можно сказать, что именно детали лежат в основе изображения характеров и обстоятельств, через них читатель воспринимает замысел автора. Каждый писатель должен уметь отобрать именно те детали, которые дадут полное отражение живой, красочной картины мира. Художественная деталь – красочная подробность, несущая в себе обобщающую поэтическую мысль данного произведения, то есть она органически связана с замыслом.

      2. Мотивировка поступков говорит о том, что поведение героя должно быть естественным, связанным с его настроением, его внутренним миром, а поступки – обусловленными внутренней логикой развития его характера.

      3. Оригинальность авторской манеры – важнейшее условие художественности. Это вытекает из того, что каждое произведение является единством субъективного (присущего лишь личности автора) и объективного (не зависящего от личности автора). Поэтому, каждый автор неповторим и обладает своей, присущей только ему манере изложения собственных мыслей, называемой авторской манерой. А каждый качественно созданный художественный образ является отражением духовного мира творца (писателя). Творческая индивидуальность характеризуется специфическим мировосприятием автора, его неповторимой способностью отбирать и воплощать в произведении события, явления, случаи реальной действительности. Все это проявляется в языке и стиле.

Единство формы и содержания произведения определяется соответствием жанра, образной структуры, используемых эмоциональных средств замыслу [II; 8, 204]. Данное требование к художественному тексту является основой образа: для выражения смысла автор находит единственную форму, поскольку образ не существует вне определенной формы. Иначе говоря, художественное содержание не только требует определенной образной формы, но и создает ее, а художественный образ олицетворяет собой единство формы и содержания.

Таким образом, опираясь на оценку двух сторон текста – замысел и реализация замысла в произведении, делается вывод о том, присуща ли писателю авторская манера. При этом, в произведении должна быть органическая связь сюжета и персонажей; все сюжетные линии должны быть направлены на раскрытие характеров; поведение каждого персонажа должно быть естественным, поступки – соответствующими логике развития его характера, потому что читатель должен поверить в то, что описываемый человек может измениться в результате различных жизненных ситуаций. Иначе говоря, писателю для создания качественного и интересного произведения необходимо совместить эти черты, заставить их взаимодействовать и работать на раскрытие замысла, не затрудняя восприятие текста.

2. Оригинальность авторской манеры Ричарда Баха на примере произведения «Чайка Джонатан Ливингстон»

2.1 Анализ авторской манеры Ричарда Баха

Перед тем, как приступить к анализу произведения, необходимо сказать несколько слов об авторе и книге в целом.

Имени этого человека не найти ни в одном более или менее современном учебнике по истории американской литературы. Разумеется, русском учебнике. На Западе его имя давно и прочно ассоциируется с лучшими образцами прозы нового времени. Он разительно не похож ни на кого из американских прозаиков, кроме Рэя Брэдбери, пожалуй. Но Брэдбери – гений широкого профиля. А он, наш герой, – гений одной стихии, что, впрочем, не мешает ей быть первостепенной. Имя ей – полет. Имя ему – Ричард Бах.

Ричард Бах – писатель особый, и в его отношении это не просто заурядная формулировка. Особый по многим причинам. Беру на себя смелость заявить, что у Баха в широком смысле вообще нет предтеч в литературе. Кто-то назовет Экзюпери, другие заявят о Брэдбери. Что ж отчасти, это верно. Но и только отчасти. В остальном Бах, пролетающий над картой американской прозы на старом биплане с кабиной, продуваемой ветрами и ностальгией по прошлому, это абсолютно отдельная писательская единица: вне школ, вне направлений, кажется, вне всего, что привычно и знакомо по книгам титанов Фолкнера, Хемингуэя, Дос Пассоса, Драйзера, по книгам менее известных и не менее значимых Уоррена и Уильямса, по книгам, наконец, Сэлинджера, Кизи и Керуака. Последние стоят особняком, потому что в их творчестве особо сквозит трогательная и трагическая «тоска по неподдельности», ощущение оторванности прозы от привычных по классическим образцам компонентов литературного произведения. Последние трое определенно не от мира сего, имея в виду мир литературы и уже – мир американской литературы. Для великолепной четверки по праву отнесем сюда же и Брэдбери. И все-таки упражнения в поиске литературных предков Ричарда Баха дают почти нулевой результат. Почти, потому что притчи и философскую прозу вообще писали и до него. Нулевой, потому что так, как пишет Бах, не пишет больше никто на планете. И это не пустые слова. Проза Баха индивидуальна настолько, что неминуемо выдает создателя, как только пробегаешь глазами страницу. Чтобы почувствовать это, стоит начать с программной притчи Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон», но чтобы понять до конца – следует прочно войти в художественный мир Баха, который образуют все его книги. Ничто так не поражает при сравнении написанных Бахом книг, как искусное их исполнение, как придание им такой совершенной формы и содержания. Творческий мир Баха – тоже особый. Ему удалось в 16 книгах воспеть все возможные стадии полета, от воспарения души до боевого вылета американского истребителя, и при этом ни разу не повторить себя, ни разу не показаться «забывшим сменить пластинку», ни разу не обеднить слог и всякий раз через одно показать многое.

Ричард Бах родился 23 июня 1936 года и здравствует по сей день. Далекий потомок великого композитора Иоганна Себастьяна Баха свой первый рассказ опубликовал, будучи еще школьником. Чтобы избежать скучного курса Английской Литературы, он выбрал альтернативный курс литературного творчества, но оказалось, для получения отличной оценки по предмету необходимо было опубликовать где-либо свой рассказ. В результате маленький Бах принялся рассылать свои материалы по разным изданиям, пока журнал «Пресс-Телеграм» не опубликовал рассказ о клубе астрономов-любителей «Они видели Лунного Человека». После этого Бах окончил университет, несколько лет прослужил в ВВС США, женился, стал отцом шестерых детей, развелся и только после этого всерьез задумался о карьере писателя.

Его книги объединяют две самые главные черты. Это автобиографичность, по большому счету литературный персонаж Ричард Бах и реально существующий Ричард Бах одно и то же лицо. Вторая черта и, безусловно, главная – полет. Пожалуй, можно выделить еще и третью черту всего творчества Баха – это мистика, ореолом которой окружены не только произведения американского писателя, но и легенды создания их. Повесть-притча, принесшая Баху известность и по-прежнему остающаяся самым популярным его произведением, «Чайка Джонатан Ливингстон», по словам создателя, была им только записана, но не придумана. По легенде в один из дней, гуляя вдоль берега, он четко услышал в своей голове слова «Чайка Джонатан Ливингстон» и увидел первую часть повести, которую и записал. Попытки самостоятельно закончить произведение к успеху не привели, пока, восемь лет спустя, Бах также случайно не увидел завершение истории. Но было бы достаточно самонадеянно списать все творчество Баха на божественное провидение, забыв о том, что мы имеем дело с писателем эпохи постмодернизма, вполне воплотившем в себе его черты и в то же время изящно ускользнувшего от каких бы то ни было условностей.

Произведения Ричарда Баха вполне можно воспринимать как волшебную сказку («Чайка Джонатан Ливингстон»), историю о любви («Мост через вечность»), фантастическое приключение («Единственная») и т.п. Но даже все произведения о полете на самолетах, пестрящие большим количеством технических терминов, на самом деле о полете Духа, о том, что самолет лишь удобная визуальная форма для путешествий сквозь время и пространство»… Нам не нужны самолеты, чтобы летать… или бывать на других планетах. Мы можем научиться это делать без машин. Если мы захотим»), а самый обычный человек не лишенный пороков и недостатков может найти ответ на любые вопросы, потому что чайка Джонатан, согласно эпиграфу, не выдумана и более того – живет в «каждом из нас».

«Чайка Джонатан Ливингстон» претворяет слова Рэя Брэдбери: «Эта книга Ричарда Баха действует сразу в двух направлениях. Она сообщает мне чувство Полета и возвращает мне молодость». Что тут скажешь: Брэдбери написал слово Полет, показав тем самым, что полет – это больше, чем слово, чем состояние – это религия. Религия, которую, к счастью, не разучились исповедовать. И если это религия, то Бах – пророк

Что подкупает в таланте Баха – умение быть оригинальным, мудрым и ненавязчивым одновременно. Бах открывает истину, но ни истина, ни само открытие не преподаются кафедральным тоном профессора житейских наук. Ричард Бах притягателен своей мудростью, которую по крупицам, будто алмазную пыль, собираешь в его текстах.

За свою долгую жизнь наш герой дал всего одно интервью русским журналистам. Впрочем, и его достаточно, чтобы понять: даже беседуя за чашечкой кофе теплым вечером 1991 года в своем особняке на берегу Тихого океана, он словно писал очередную книгу, где героями были все мы и вся жизнь наша. Книгу, которая никогда не выйдет отдельным изданием, потому что имя ей – мудрость. Имя ему – Ричард Бах. Это великий союз нерушим и прекрасен, как нерушима пирамида американской прозы и прекрасны создатели ее…

«В моем писательстве для меня самая увлекательная вещь – слышать эхо, проходящее по кругу людей. Люди пишут мне в письмах: «Я думал, что я такой один в мире. Оказывается, нет. То, что Вы пишете, – безумно, но это справедливо для меня». На конвертах этих писем стоят штампы «Нью-Йорк», «Рио-де-Жанейро», «Киев»… Для меня это было еще одним замечательным напоминанием того, что все мы – аспекты одного и того же, в каком бы месте планеты мы ни находились.

Мы – это очень любопытные существа, которые то и дело натыкаются на загадки, а отгадками делятся друг с другом, пытаясь узнать, «работает» ли для другого то, что «работает» для меня. Я считаю, что понятие нации нужно сформулировать заново. Границы нации проходят не по земле, они проходят на уровне мысли, объединяя людей по видам их любопытства. Нация, к которой принадлежу я, – это нация ищущего сознания. Это целая страна, в которой много людей. Но существуют и другие страны, и каждый волен выбирать себе гражданство. Существуют, например, страны, граждане которых верят, что пространство и время ограничены, что человек – это главное, а насилие – способ разрешения конфликтов. Мне это неинтересно. Просто скучно. Я уже прошел этот путь. Я был обычным американским парнем. В 18 лет я увидел большой и красивый плакат – на нем изображен истребитель, летящий вертикально вверх. Под плакатом стояла надпись: «Ты можешь летать на нем». И я, словно рыба, заглотил этот крючок. В этот момент я бы сделал все что угодно, чтобы летать. Однако многого не потребовалось. Только поставить подпись под документами в вербовочном офисе. Я стал авиационным курсантом и, надо сказать, прошел через многое с шорами на глазах. Однажды на лекции по истории и традиции ВВС США преподаватель написал на доске большими буквами – УБИЙЦЫ. Он обернулся, посмотрел на нас очень серьезно и сказал: «Да, это вы». Мы подумали, что этот человек – сумасшедший, ведь мы пришли сюда только затем, чтобы летать. Но он был единственный вменяемый человек, которого я встретил в ВВС, включая меня самого. Он знал, что все это значит. Он предупредил, что нас будут использовать для убийств, зная, что мы любим летать. Мне понадобились годы для того, чтобы понять, насколько прав был этот человек. Произошло это во Франции, в 63‑м году, когда я служил там. Периодически в 3 часа ночи советские военные запускали все свои самолеты по направлению к границе. Мы начинали сходить с ума. Запрыгивали в самолеты, взлетали, но в последнюю секунду советские ВВС поворачивали назад, не долетая до границы. Тем самым они узнавали, сколько самолетов у противника. И то же самое делали мы. Это была замечательная игра. Однажды, когда я летел вдоль границы, заметил, что кто-то летит по другую ее сторону параллельно мне. И я подумал: «Мы сошли с ума. Парень в том самолете любит летать так же, как и я. Только на его самолете нарисована красная звезда, а на моем – белая. Вот и вся разница. Так стоит ли из-за этого убивать друг друга?» Я покачал крыльями, и летчик в советском самолете ответил мне тем же. И я понял, что у меня намного больше общего с ним, чем с теми людьми, которые агитируют за войну в моей собственной стране. У меня на глаза навернулись слезы от осознания того, что за сумасшествие происходит вокруг…»

И еще одно: «не забывай, что твоя семья больше, чем ты думаешь, и время от времени ты будешь встречать членов своей семьи…»

В 1991 году это сказал Ричард Бах.

Рассказ Ричарда Баха «Чайка Джонатан Ливингстон» – это прекрасная история, которую некоторые именуют философской сказкой. Как утверждает сам Бах, идея произведения была навеяна ему чайками, когда он прогуливался по морскому берегу. Словно голос подсказал ему, каким будет название его книги. Именно тогда он услышал имя «Джонатан Ливингстон». На многочисленные вопросы читателей и журналистов, Ричард Бах отвечает, что ему нечего добавить к написанному и комментировать свое произведение он тоже не будет, ведь рассказ способен поведать о себе все сам.