14524-1 (Философия Возрождения о Человеке и Боге), страница 2

Манетти понимал Человека как "естественное существо", что "подобно дереву рождается от природы" - "искуснейшей и умнейшей, единственной устроительницы дел". Бог (как и в средневековой картине мира) венчает мироздание. Гуманист колебался при решении вопроса о том, кто обладает свободой воли - Человек или Бог. Но совершенно очевидно, что Бог уже становился излишним звеном в картине мира, развернутой Манетти. Человек более решительно и твердо "примеряет на себя тогу" "завершителя дел" Матери Природы.

Валла. Следующий шаг в становлении философской программы европейского гуманизма сделал Лоренцо Валла (1407-1457). Валла подверг жесточайшей критике (прежде всего филологической, а затем и философской) аристотелево учение о Боге, о вечности мира, о перводвигателе. У аристотеля, писал Валла, "истина смешана с заблуждением", "отрицаются очевидные вещи и опыт", "а доказательства - софистичны". В критике Валлы важнее, пожалуй, сам факт его расхождения с Аристотелем, чем те аргументы, на которые он опирался. Например, отвергая постулат о вечности мира, Валла ссылался на мнение о том, что мир был создан для Человека - существа конечного, всецело принадлежащего тленному миру; приводил доводы исторического характера: против вечности мира свидетельствуют, по Валла, искусства, следов которых древнее трех тысяч лет нет.

Методом анализа аристотелизма Валла избрал филологию. Так, оспаривая толкование термина "персона", предложение Боэцием (Боэций перевел термин "персона" как "ипостась, неделимая рациональная сущность", образ и подобие Бога в человеческой душе) Валла указывал, что "персона" - это предикат, соответствующий только Человеку как разумному индивиду и всякое другое использование этой категории, например, применительно к божеству возможно только по аналогии. Тем самым, Валла отвергал определение Человека через субстанцию. Человек, по Валла, выпадает из космической иерархии.

Валла считал, что животные, как и человек, имеют память, разум, волю, способность выбора, некоторые общие с человеком душевные состояния (например, способность к сопереживанию); он утверждал, что все неодушевленное в мире создано Богом для обладающих чувствами. Главным отличием Человека от других животных является, по Валла, предназначенность (предопределенность, предустремленность) Человека к вечности: "Следовательно, мы тем и отличаемся от животных, что созданы вечными по образу и подобию Бога, а в ином подобны животным, как звезды - смертным огням. Душой и телом возвышенные и вознесенные, мы смотрим в небо, куда нам следует стремиться не только душой, но и телом, которое создал сам Бог (как я сказал) своими руками лично". Проекцией вечного блаженства на земле оказывается у Валла безграничность человеческой способности к познанию, желаний, многообразие чувств, глубина и многогранность восприятия мира: "Поскольку мы рождены к вечности, постольку мы понимаем вечное и небесное, постольку способны ко многому и к еще большему стремимся, многого страстно желаем, многого страшимся, многому радуемся и о многом скорбим".

Валла однозначно отвергал традиционное толкование Трансцендентуума как потустороннего бытия. Вечное существование он мыслил как телесно-душевную целостность, при которой только и возможно "блаженство наслаждения".

Все способности души - считал Валла - распознаются в ощущениях (чувствах). Первая способность души - память - заключается в возможности восприятия объектов; вторая - разум - в возможности выносить суждение об объектах; третья - воля - в возможности получать удовольствие и ощущать страдание. Возбуждение ощущений (чувств) гуманист связывал с реализацией субъект-объектных отношений в Природе. "Только то должно называться благом, - писал он, - в чем сходятся обе вещи: то, что воспринимает, и то, что воспринимается. Душа и тело со своей стороны внешне воспринимают, внешне воспринимается".

Отрицая перипатетическое толкование иерархичности мироздания, Валла вводил собственное: "… все создано Богом премудро и с наивысшим благоразумием и (все - Р. М.) это называется благом - указывал он. - Однако то, что лишено чувства, создано не ради себя, но ради того, что наделено чувствами… что имеет душу и чувства, т.е. для их блага".

Бог в философии Валла выступает в качестве начала, создающего вещи, доставляющие людям блаженство. Иначе говоря, не Человек, по Валла, должен служить своему создателю, а напротив, Бог как бы служит Человеку, открывая ему возможность испытать наслаждения. Единение Человека с Трансцендентуумом - не цель, не "конечная, но действующая причина" человеческого существования.

Связь сводной воли и божественного провидения виделась Валлой как альтернатива: если Бог провидит будущее и, тем самым, его определяет, то Человек лишен свободы воли и, следовательно, действия людей диктуются необходимостью, а значит, не существует ни добрых, ни злых людей; если действия людей необходимы и вынуждены, а Бог одного карает, а другого награждает - Бог несправедлив. Бог, следовательно, или не провидит будущее - и тогда Человек наделен свободой воли, или провидит - и тогда он несправедлив (что противоречит понятию Бога, как вселенского блага).

Лоренцо Валла сделал следующий (после Манетти) шаг по направлению от средневековой философии к философии Нового времени. Куда был направлен вектор его движения? Сам Валла дал точный ответ на этот вопрос: "Они (средневековые защитники добродетели - Р. М.) громогласно воспевают стремление к трудностям, что несомненно отрицает природа, мы, преданные законам самой природы, говорим о стремлении к удовольствиям; они (призывают - Р. М.) к бесконечным страданиям, мы - к радостям; они - к мучениям; мы - наслаждениям; наконец, они - к смерти; мы - к жизни". Путь Валлы пролегал от аскетической философии средневекового аристотелизма, к многоцветной, жизнерадостной философии ренессансного неоплатонизма.

2. Разложение и специализация гуманизма. Гуманизм второй половины XV - начала XVII вв.

Во второй половине XV - начала XVII вв. произошла специализация и разложение европейского гуманизма. Гуманистическое движение охватило все новые и новые страны Европы: Испанию, Францию, Польшу, проч. Наряду с увеличением влияния идеологии гуманизма происходила его специализация. Традиции "гражданственного гуманизма" (проблематику Человека и Общества) развивали Маттео Пальмиери, Томас Мор (1478-1535), Томазо Кампанелла (1568-1639), Николло Макиавелли (1469-1527), Жан Боцен (1530-1596), Этьен де Ла Боэси (1530-1563), др.; проблематику гуманистической этики - Эней Силивио Пикколомини (папа Пий П.); Анджей Фрыч Мождевский (1503-1572), др.; критику схоластической философии - Людвик Вавес (1492-1540), Хуан Уарте (1539-1592), Пьер Шаррон (1541-1603).

Гуманизм второй половины XV-первой половины XVI вв. находился под влиянием ренессансного неоплатонизма; гуманизм конца XVI - нач. XVII вв. - ренессансной натурфилософии. Примерно к концу XVI в. гуманистический лагерь (та "республика ученых", принадлежностью к которой гордились бы Эразм Роттердамский и Томас Мор) распался: одни гуманисты связали свою судьбу с Реформацией, другие - с католицизмом, третьи - неоплатонизмом, четвертые - с натурфилософией. Во всех случаях компромисс с философами и религиозными идеологиями достигался ценой отхода от основных идей гуманистической философии.

Наиболее знаменитыми фигурами "второй" (вторая половина XV-начало XVI вв.) и "третьей" (вторая половина XVI - начало XVII вв.) волн гуманизма являлись Эразм Роттердамский (1469-1538) и Мишель Монтень (1533-1592).

Эразм Роттердамский. Эразм Роттердамский, подобно Петрарке, Бокаччо и многим другим гуманистам, не занимался специально разработкой онтологических проблем. "Все эти архидурацкие тонкости (средневековой философии - Р. М.) делаются еще глупее благодаря множеству направлений,. существующих среди схоластов, так что легче выбраться из лабиринта, чем из сетей реалистов, номиналистов, томистов, альбертистов, оккамистов, скоттистов и прочих", - писал он. Методу средневекового философствования гуманист противопоставлял принцип сократовской майевтки. "Сократ низвел философию с неба на землю – заявлял Эразм. - Я же низвел ее даже и до игры, до бесед и застолий. Ведь даже и забавы христиан должны иметь привкус философии”

Игра, по Эразму, лучший принцип философствования. "Официальные философы", выступая с кафедр университетов "играют - по мнению Эразма - в философию"; гуманисты "играя - философствуют" и тем самым достигают подлинных высот в познании истины.

В философии Эразма нет места аскетическому отрицанию и осуждению мира, Природы и Человека. Мир - по Эразму - сотворен благим и прекрасным. Благим и прекрасным создан и Человек. Сущность подвига Христа состоит в искуплении грехов Человечества. Христос - Человеко-Бог - возродил изначально благую человеческую натуру. Человек суть настоящий и подлинный Бог зримого мира.

Природа в философии Эразма сливается с божественным первоначалом. "Может ли быть зрелище великолепнее, чем созарцание нашего мира? - восклицает один из героев Эразмова "Эпикурейца" Гедоний, - те, кто "зовут природу не матерью, но мачехой", оскорбляют не столько Природу, сколько "по сути того, кто ее создал, если вообще возможно такое понятие - "природа”. Сомнение в правомочности отдельного от Бога понятия Природы, означает ни что иное, как обожествление Природы. Весь дух гуманистической философии Эразма предполагает склоняющиеся к жизнерадостному пантеизму онтологическое обоснование этики. Вот почему враги Эразма (в том числе М. Лютер) не без основания обвиняли его в том, что человеческое в Христе и христианстве значит для него больше, чем божественное. И действительно - жизнерадостный пантеизм - неявная онтологическая основа этической концепции Эразма Роттердамского.

Монтень. Мишель Монтень не был не только профессиональным ученым, философом или богословом, он не был и профессиональным гуманистом: литературные занятия ни в какой мере не определяли его положения в обществе, да он и не считал литературу главным делом своей жизни.

"Опыты" Монтеня - труд, оказавший громадное влияние на его современников и на всю гуманитарную мысль конца XVI-и особенно - начала XVII вв. - мыслился автором отнюдь не как научный трактат, но как свободные размышления конкретного человека о мире, о жизни, о Боге и о Человеке. Подлинный предмет этой книги - сам Монтень, его личность, его мысли, его понимание жизни. "Другие творят Человека, - писал Монтень, - я же только рассказывают о нем". "Прослеживать извилистые тропы нашего духа, проникать в темные глубины его, подмечать в нем те или иные из бесконечных его малейших движений - дело весьма нелегкое, гораздо более трудное, чем может показаться с первого взгляда… Вот уже несколько лет, как все мои помыслы устремлены на меня самого, как я изучают и проверяют только самого себя, а если я и изучают что-нибудь другое, то лишь для того, чтобы неожиданно, в какой-то момент приложить это к себе или,. вернее, вложить это в себя".

Монтень объявлял себя последователем древнегреческого скептицизма ("пирронизма"). Он решительно отвергал примат веры над разумом. Вместе с тем Монтень указывал на ограниченность человеческого разума. Так, с одной стороны, он писал: "Но не дерзость ли со стороны философии утверждать, будто самые великие деяния людей, приближающие их к божеству, совершаются ими тогда, когда они выходят из себя и находятся в состоянии исступления или безумия? лишившись разума или усыпив его, мы становимся лучше (? - Р.М.). Исступление и сон являются двумя естественными путями, которые ведут нас в обитель богов и позволяют предвидеть судьбы грядущего… Забавная вещь!" В другом месте говорил: "Наше бодрствование более нелепо, чем сон. Наша мудрость менее мудра, чем безумие. Наши фантазии стоят больше, чем наши рассуждения".

Доказательства "темноты, низменности и невежества" человеческого разума у Монтеня тождественны полному отрицанию доказуемости религии: религия - по Монтеню - не имеет ни разумных, ни вне-разумных доказательств, ибо любые доказательства исходят, в конечном счете, от человеческого разума - единственного "орудия" человеческого познания.

Скептицизм Монтеня направлен на разумную проверку оснований человеческих знаний, Человеческий разум подвергнут им беспощадному анализу - анализу, обращенному на самое себя.

Скептицизм Монтеня неслучаен. Человеческий разум - разум, возвышающий, по Петрарке, Лоренцо Валла, Манетти, Человека до уровня Человека-Бога, разум, исключающий Человека из ценностной иерархии бытия - этот разум лишается, таким образом, разумных аналогических оснований. Возвысившийся человеческий разум обращается на самое себя и не находит оснований своего бытия. Гуманистический антропоцентризм с неизбежностью влечет за собой скептицизм как обращение к поиску "меры всех вещей".

Установив ограниченность человеческого разума, Монтень с необходимостью приходил к отрицанию ренессансного антропоцентризма. "Кто уверил человека, что это изумительное движение несвобода, этот вечный свет, льющийся из величественно вращающихся над его головой светил, этот грозный рокот безбрежного моря - что все это сотворено и существует столько веков только для него, для его удобства и к его услугам"? - писал Монтень в "Апологии Раймунда Себунского". Человек в антропологии Монтеня изымается из предустановленной Богом сверхъестественной иерархии ценностей и возвращается матери - Природе как одно из ее порождений, как ее неразрывная часть. "Когда я играю с кошкой, кто знает, не забавляется ли скорее она со мной, нежели я ею" - таков фундаментальный парадокс Мишеля Монтеня.

Человек - по Монтеню - не более, чем часть Природы. Он не может претендовать на особое попечительство Бога-промыслителя. Богу нет никакого дела не только до судьбы отдельного Человека, но и до судеб Человечества. Только "по суетности воображения" Человек "равняет себя с Богом, приписывает себе божественные способности, отличает и выдает себя из множества других созданий, преуменьшает возможности животных, своих собратьев и сотоварищей”.

В зримом мире вообще нет ценностей иерархии: "все, что существует в подлунном мире, как утверждает мудрец, подчинено одному и тому же закону и имеет одинаковую судьбу".

Свобода воли Человека трактовалась Монтенем как осознанная необходимость. "Почетнее быть вынужденным действовать по естественной и неизбежной необходимости - и это ближе к божеству - чем действовать по случайной и безрассудной свободе; да и гораздо спокойнее предоставить бразды нашего поведения не нам, а природе" - полагал он .