2669-1 (Духовная сфера жизни общества), страница 4

Последнее объясняет причину "сложности понимания" некоторых современных философских концепций (или, точнее, понимание каждым по своему усмотрению), которое выдается чуть ли не за принципиальную особенность философского знания, а на самом деле представляет собой лишь усиленное "размывание" традиционных границ классической философской терминологии. Философы такого рода заведомо усложняют свой философский язык, чтобы их поняло как можно меньшее количество людей, что, по-видимому, и выступает для них признаком истинного философствования.

Нам представляется, что такая позиция глубоко неверна и противоречит смыслу философствования, которое должно прояснять человеческие мысли, а не запутывать их до предела. Как отмечал Ортега-и-Гассет, "я всегда полагал, что ясность - вежливость философа, к тому же сегодня, как никогда, наша дисциплина считает за честь быть открытой и проницаемой для всех умов в отличие от частных наук, которые с каждым днем все строже охраняют сокровища своих открытий от любопытства профанов, поставив между ними чудовищного дракона недоступной терминологии. По моему мнению, исследуя и преследуя свои истины, философ должен соблюдать предельную строгость в методике, однако, когда он их провозглашает, пускает в обращение, ему следует избегать циничного употребления терминов, дабы не уподобиться ученым, которым нравится, подобно силачу на ярмарке, хвастать перед публикой бицепсами терминологии" [1].

Философ, конечно, может остаться непонятым по тем или иным причинам, однако не должен стремиться заведомо неясно излагать свои мысли. Чаще всего за внешней сложностью и неясностью скрывается примитивизм рассуждений. Вряд ли следует считать такой вариант философствования состоятельным. Поскольку философия оперирует понятиями, их "ментальное содержание... можно изложить. То, чего нельзя высказать, что является невыразимым, не является понятием, и познание, состоящее из невыразимого представления об объекте, будет чем угодно, пусть даже - если вам угодно - высшей формой познания, но никак не тем, что мы ищем за словом "философия"" [2]. Таким образом, за простотой и ясностью изложения философских идей может скрываться очень сложное и совсем иное, чем кажется на первый взгляд, содержание, а за внешней сложностью - лишь особенности личностной терминологии автора, в которой вполне можно разобраться, даже если сам автор этот процесс сознательно затруднил.

1 Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? М., 1991. С. 54.

2 Ортега-и-Гассет X. Там же. С. 104.

Необходимая ясность и доступность философии (как ее цель) связана с тем, что она не приемлет замкнутости в узком профессиональном кругу. Да и возможен ли такой круг в данной области духовного освоения мира? Одна из задач философии - это обсуждение ценностей человеческого существования, которые важны для любого человека, и любой человек вправе обсуждать их, а значит, в каком-то смысле философствовать. Карл Ясперс отмечал, что изначальной формой философствования являются внешне наивные вопросы детей. "Ребенок удивляется: "Я все время пытаюсь думать, что я - иной, но я все равно всегда одно Я". Этот мальчик уже прикасается к одному из истоков всякой достоверности, осознанию бытия в самосознании. Он удивляется загадке Я-бытия... Он вопрошающе стоит перед этой границей. Другое дитя слушает историю сотворения мира... и вскоре спрашивает: "А что было перед началом?" Этот ребенок познал бесконечность дальнейших вопросов, невозможность разума приостановить то, на что часто для него невозможен окончательный ответ" [1]. Таким образом, философия неизбежна для любого человека, и даже отрицающий ее тем самым порождает лишь определенную философию.

Философия в своем генезисе вырастала из мифа, что наложило на нее свой отпечаток. Мифологическая структура мышления породила особый тип доведения до индивидуального сознания знаний о мире, принципов поведения человека, которое в истории культуры было сопряжено с понятием мудрости. Действительно, мудрец не должен обосновывать тех истин, которые он доводит до человека, поступающего необходимым образом, следуя наставлениям мудрецов. Поэтому мудрость представляет собой особый вид регуляции прежде всего житейского поведения человека, она носит глубоко практический характер и основана на опыте поколений. Изначально данный термин обозначал "всякую осмысленную деятельность, умение, сноровку и вообще любого рода целесообразную деятельность" [2].

Как мы видим, внешне здесь нет никакой связи с понятием "философия" в традиционном его понимании. Хотя безусловно, что "осмысленность" и "целесообразность" являются источниками именно рационального, на первых порах практического подхода к жизни. Мудрость - это своеобразное искусство жизни, а мудрец - наставник, который направляет человека по верному пути.

В ранней античной классике мудрость обозначает также и "строгую всеобще-космическую структуру" [3]. А если учесть, что древние греки воспринимали Космос как некую космическую душу, то становится ясным, что описание Гераклитом мудрости как говорения истины и действия в соответствии с природой, прислушиваясь к ней, означает, что мудрость опирается на некие всеобщие законы, лежащие вне субъекта. Эта установка на всеобщность переходит позже в философию, в которой преодолеваются рамки житейской мудрости, а философская мудрость связывается с обладанием истинным знанием основополагающих принципов.

1 Jaspers К. Einfuhrung in die Philisiphie. Munchen, 1971. S. 10-11.

2 Лосев А. Ф. Термин "София" // Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 7.

3 Там же. С. 11.

Сократ считал, что мудрость - это целостность ума, не сводимая "ни на какие отдельные и специфические функции чистого мышления. Но этого мало. Сократовская София имеет ближайшее отношение к добродетели вообще, вернее же, к целесообразной практической деятельности вообще" [1]. Таким образом, в мудрости соединяются мыслительная и практическая деятельность. Мудрость придает деятельности целесообразный характер. Одновременно с этим, по Сократу, мудрость - еще и владение словом, художественным словом, поэзией. Развивая эти идеи, Платон рассуждает о мудрости как о некой смысловой структуре Космоса, определяющей всю духовную деятельность человека.

И наконец, Аристотель говорит о мудрости как об особого рода знании, которое представляет собой одновременно учение "о четырехпринципной структуре каждой вещи, т. е. учение об ее идее, материи, причине и цели... Мудрый тот, кто не только знает сущность вещи и факт существования этой сущности, но еще знает также и причину вещи и ее цель" [2]. В античности и позже мудрость дополняется еще одним присущим ей свойством - знанием о критериях оценки поступков человека и определением его добродетельности. Мудрость - это знание о сущности и причинах добра и зла (Сенека). Кроме того, мудрость - это еще и познание Бога и некое сознание, которое выходит за рамки только рационального [3].

1 Там же. С. 13.

2 Там же. С. 16.

3 См.: Чанышев А.Н. Мировоззрение и философия // Мысль и жизнь. Ч. 1. Уфа, 1993. С. 230-232.

Таким образом, можно сказать, что мудрость изначально обозначала некоторое знание, позволяющее человеку успешно преодолевать жизненные ситуации, возникающие перед ним. Это знание переходило от поколения к поколению, закрепляясь в виде некоторых ценностно-мировоззренческих установок, которые в художественной форме дошли и до нашего времени в виде притч, наставлений и т.д. Такое содержание мудрости является уже само по себе достаточно важным для философии, и она рефлексирует над тем материалом, который представляет собой опыт, отобранный многовековыми практическими отношениями, в котором фиксируются общие ценностно-практические жизненные установки взаимоотношений между людьми.

Однако образ мудреца несет в себе еще и противоположное содержание. Он не только некий хранитель традиций в виде накопленных стереотипов поведения в жизненных ситуациях, но одновременно и их разрушитель, критик. А что дает ему это право критики? То, что он обладает неким высшим знанием о том, как и что надо делать человеку, как оценивать те или иные поступки. Поэтому мудрость - это еще и "непосредственное совпадение с личностной, жизненной программой и позицией человека-философа. "Софос" был не только представителем философского мышления, но и идеалом человека вообще, который на своем жизненном пути "проигрывал" принципы своей теории, подчас в форме крайнего ригоризма, доходящего до житейского парадокса и эпатажа обычных норм... но всегда с наглядностью личного примера и опыта" [1]. Мудрец поэтому выступал как философ-практик, убеждая своим примером.

1 Дробницкий О. Г. Философия и моральное воззрение на мир // Философия и ценностные формы сознания. М., 1978. С. 89.

Таким образом, называя первых греческих философов мудрецами, современники фиксировали не изменившийся к этому времени способ построения системы знаний (которое все в большей степени становилось доказательным), а именно его восприятие на уровне обыденного сознания. Человеку было некогда разбираться в тонкостях философского обоснования, и он воспринимал философские положения как своеобразные познавательные и поведенческие императивы. И в этом нет ничего плохого, так как это одна из функций философии - выступать именно в качестве формы мировоззренческого наставления, оставив внутри самой себя формы его обоснования, которые большинству людей безразличны и представляются слишком специальными. Однако это одновременно явилось основой для восприятия философии как особой замкнутой, а значит, догматической системы, содержащей в себе однозначные ответы на все вопросы.

Такое восприятие философии во многом остается в умах большинства людей и в наше время. К философу если и обращаются при решении той или иной проблемы, то желают от него получить прежде всего однозначный ответ или совет, причем желательно подтверждающий их собственное понимание или поведение. И если при этом философ начинает говорить о диалектичности мира, сложности и относительности критериев истинности и нравственности, принципиальной невозможности в ряде случаев дать однозначные ответы, его мудрость в умах спрашивающих мгновенно превращается в свою противоположность и слово "философ" в лучшем случае произносится с иронией.

Диалог, рассуждение по поводу какой-то проблемы без обязательности ее решения не устраивает обыденный разум.

Исторически становление философии отражает факт преодоления житейской мудрости. Вместо владения абсолютными и окончательными знаниями, от имени которых всегда выступает мудрец, остается лишь тяга, любовь ("piteo") к мудрости ("sophia"); т. е. место окончательного и однозначного результата заменяет процесс, стремление. Средствами выражения указанной любви к мудрости выступает человеческий язык, реализуемый на понятийном уровне, и в этом смысле философия с самого начала опирается на построение некоторой связанной понятийной системы.

Итак, в центре философских размышлений лежит понятие, слово, причем не любое слово. Любовь к любому слову, как отмечает А. Н. Чанышев, стоит и в центре такой науки, как филология. "Но философия в отличие, скажем, от музыки также выражается в словах. Поэтому можно сказать, что если филология - любовь или, по меньшей мере, интерес к любому слову, то философия как любовь к мудрости есть не что иное, как любовь к мудрому слову... В этом смысле можно сказать, что философия - часть филологии. Поэтому филологам не следует, как это иногда бывает, пугаться философии, а, напротив, искать и не обходить элементы философии в художественном произведении, не проскакивать через них, как через что-то нудное" [1].

Философия, таким образом, преодолевает житейскую мудрость, так как ее выводы носят рационально обоснованный характер. Но она не отказывается от нее полностью, пытаясь обосновать в том числе и практику жизнедеятельности человека. Философия стремится к мудрости, пытаясь осуществить связь между рационально выработанными представлениями о сущности мира и человека, что уже само по себе составляет ее важнейшую особенность и в то же время выступает как попытка рационального обоснования деятельности людей, в том числе и их обыденных поступков, их жизни и поведения в обществе, их взаимоотношений. ("Философия эксплицирует, систематизирует, углубляет смысл своих понятий, но не устраняет и их общий, обыденный смысл" [2].)

1 Чанышев А. Н. Указ. соч. С. 226-227.

2 Пушканский Б. Я. Обыденное знание. Опыт философского осмысления. Л., 1987. С. 78.

Поэтому философия стремится выдвигать, например, нравственные системы ценностей в качестве регулятивов поведения и общежития людей. Она не выступает в качестве некой абсолютной мудрости (наподобие религиозной), так как исходит из относительности получаемых знаний о мире. Философия - это стремление к мудрости, выражаемой мудрыми словами, понятиями, которая не стремится овладеть истиной раз и навсегда (как это делают науки в узкой предметной области), а исходит из того, что данный процесс носит бесконечный характер. Философ стремится к познанию в условиях невозможности обладать ими в абсолютном виде.

Стремление к мудрости отражает момент ценностного отношения к бытию. Может даже стоять вопрос: а не является ли мудрость или мудрое философствование той осью координат, на которой "завязаны" все другие разновидности философских размышлений? Кроме того, стремление к мудрости придает философии особый целостный характер, неразрывность всех компонентов в разнообразных взаимоотношениях между Человеком и Миром, между Человеком и Человеком. Философия не может быть безразличной ни к какому-либо способу или виду познания, ни к какой-либо системе ценностей. Это открытая система, представляющая собой рефлексию над наиболее общими, предельными вопросами бытия и конкретно-практическое размышление над использованием результатов данной рефлексии в жизни людей. Такой широкий мыслительный охват как в постановке, так и в решении проблем порождает, с одной стороны, соединение в ней рационально-теоретического или рефлективного подхода, а с другой - ориентацию на выработку ценностных ориентиров, которые опираются на феномен веры, на эмоционально-образное, ассоциативное мышление. Стремление к мудрости придает философии особую ценностную позицию, направленную на интегративное восприятие мира.