1293-1 (Против религии и атеизма (в связи с философией Фейербаха)), страница 5

"Только ограниченность человека и его склонность к упрощению ради удобства подставляют ему вместо времени вечность, вместо непрекращающегося никогда движения от причины к причине - безначальность, вместо не знающей устали природы - неподвижное божество, вместо вечного движения - вечный покой... Эта необходимость, существующая для меня, - оборвать этот бесконечный пробег не есть еще доказательство того, что этот пробег действительно обрывается, что существует действительное начало и действительный конец". (595-596)

Если мир для Тебя нечто конечное, если Ты не в состоянии мыслить его иначе, если Ты САМ изо всех сил цепляешься за это свое понимание, настаиваешь на нем, постоянно его пережевываешь, то весьма странно слышать под конец, что из этого - Твоего! - понимания ничего не следует, что оно ничего не значит и что если мир и мыслится тобой как нечто конечное, это не значит, что он имеет начало и конец, т.е. что он действительно конечен. - Самое время уличить в бессмыслице - кого же? ТЕИСТОВ, конечно!:

"Нет ничего более бессмысленного, как превращать природу в одностороннее следствие и этому следствию противопоставлять одностороннюю причину в виде неестественного существа, не являющегося в свою очередь следствием другого существа. Ведь раз я не могу удержаться и все дальше и дальше размышляю и фантазирую, не останавливаясь на одной лишь природе... то что удержит меня пойти также и дальше бога? Зачем мне здесь останавливаться? Отчего не поставить вопрос об основе бога или его причине? И нет ли, когда речь идет о боге, того же соотношения вещей, которое мы видим в сцеплении естественных причин и следствий и которое мы только что захотели устранить допущением бога?" (602)

И в самом деле, какая бессмыслица: идея бога Тебе, действительно, ничего не дает, однако, заметь, ведь ничего же и не отнимает! Допустив на мгновение существование бога, Ты и его мыслишь как нечто конечное, фактически как еще одну часть природы, и ИМЕННО поэтому идея бога ничего не дает для решения проблемы. Следовательно, бессмыслица вовсе не в том, что Ты допустил существование бога, а в том, что сколько бы Ты не говорил о бесконечности природы ли, бога ли, на уме у Тебя всегда конечное, ТОЛЬКО коечное, и даже в идее бога ты не двигаешься с места и лишь лишний раз ВОСПРОИЗВОДИШЬ эту свою изначальную бессмыслицу. Но если бессмыслица необходимо вытекает из Твоего взгляда на мир, если этот Твой взгляд и СВОДИТСЯ к бессмыслице, если Ты сам способен лишь на то, чтоб лишний раз ВОСПРОИЗВЕСТИ эту бессмыслицу, то, по крайне мере, будь великодушен и признай за другими право делать ТО ЖЕ САМОЕ, т.е. воспроизводить эту же бессмыслицу, однако... в противоположном направлении: ведь бессмыслица, конечно же, не станет менее бессмысленной, если ее перевернуть с ног на голову.

6

А именно: если в сфере бесконечного принципы естествознания взаимно разрушаются, но указанную сферу можно мыслить только как ЧУДО. Чудо перестает противоречить разуму, там, где разум начинает противоречить сам себе. Там, где объективная цепь причин и следствий уже не в состоянии породить результат, там этот результат может быть объяснен лишь АКТОМ ТВОРЕНИЯ ИЗ НИЧЕГО; там где, объективность вообще оказывается несостоятельной, там следует предположить бесконечность субъективности, т.е. БЫТИЕ БОГА; там, где индукция и вообще весь естественнонаучный аппарат познания обрушивается, там бытие мышления не может покоиться на знании, там знание вообще невозможно и потому должно уступить место ВЕРЕ. И, наконец, там, где истину невозможно постичь, ей остается только МОЛИТЬСЯ.

Отсюда ясно, что сопоставление Фейербахом научного и религиозного сознания совершенно неверно; он попросту не понимает, о чем говорит.

Наука от религии отличается вовсе не тем, что первая объективна, вторая субъективна, первая отражает практическую, а вторая - теоретическую потребность человека, первая несет свет знания, вторая - мрак невежества и т.д. и т.п. И религиозное и научное сознание стоят на ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ точке зрения: мыслят бесконечное как конечное, в лучшем случае как дурную бесконечность, иначе говоря, оба НЕСПОСОБНЫ мыслить бесконечное. Однако эту одну и туже точку зрения они прилагают к разным, вернее противоположным сферам: если наука погружается в эмпирический материал и исследует собственно конечное, то религиозное сознание пытается приложить те же - т.е. по сути естественнонаучные понятия и подходы - к сфере бесконечного. Поэтому если естествознание - у себя дома, в своей стихии, в которой движется и развивается, то религиозное сознание сразу заходит в тупик. Религиозное сознание действительно не научно, потому, что сразу сталкивается с ограниченностью, относительностью, несостоятельностью естественнонаучного способа мышления; пожинает или берет на себя все горькие плоды этого обстоятельства. Однако указанный способ мышления - ЕГО СОБСТВЕННЫЙ способ мышления. Поэтому, правильно, оно действительно отрицает науку, но не потому, что субъективно пребывает во тьме невежества и прочь, но потому, что явно выражает или воплощает в себе ИММАНЕНТНУЮ ограниченность самой науки. Поэтому даже если отбросить исторические, социальные, психологические и проч. корни религии, естественнонаучный способ мышления рано или поздно, дойдя до осознания собственной ограниченности, тем самым неизбежно САМ ПОРОДИЛ бы религиозное сознание. Дорога естествознания неизбежно приводит к богу, но не в смысле положительного знания бога, а к богу как средству спасения из тупика, в который естествознание рано или поздно заходит. Поэтому когда физик отвергает религию, то этим отвергает лишь собственную тень. Весь его атеизм основано на том лишь, что он не сознает этого простого обстоятельства. Иначе говоря, он остается атеистом лишь до тех пор, пока пребывает в плену неведения и предрассудков относительно универсальности и всемогущества своей науки.

Однако религиозное сознание вовсе ничего не способно дать науке ИМЕННО потому, что является продолжением естественнонаучного сознания в той сфере, в которой оно ни продолжаться, ни существовать не может. Религиозное сознание, впрочем, остается "научным" настолько, что его нельзя даже упрекнуть в беспринципности, недобросовестности, пониженном требовании к себе и т.п., и в прочих субъективных "слабостях", в которых упрекает его Фейербах. Религиозный человек даже более рационален, более принципиален, чем физик. Последний может сознательно или неосознанно прибегать к уловкам, вроде упоминавшихся выше, может жить надеждой, что указанные трудности когда-нибудь да будут преодолены его наукой. Иначе говоря, как раз физик может так или иначе уклоняться от проблемы или даже в силу собственной субъективности игнорировать ее, т.е. как раз он то может позволить и часто позволяет себе БЫТЬ СЛАБЫМ и непоследовательным. Религиозный человек этого себе НЕ ПОЗВОЛЯЕТ и потому именно у него не остается иного выхода, кроме как стать религиозным. С этого момента начинается собственная биография религиозного сознания и биография эта опять таки, исполнена противоречий.

Казалось бы, расставшись с материализмом, религиозное сознание окончательно разрывает с эмпирией, с миром конечных, чувственных вещей, короче, с ЭТИМ МИРОМ - как раз наоборот! Как раз тут-то и обнаруживается, что оно по-прежнему связано с эмпирией - не менее чем самый вульгарный материализм, по-прежнему стоит на точке зрения естествознания, разница лишь в том, что если, будучи естествознанием, оно могло МЫСЛИТЬ только конечное, то теперь, обретя веру, оно может ВЕРИТЬ только в конечное. Да и как могло бы быть иначе? Ведь религия и начинается с того момента, когда естественнонаучный, рассудочный образ мышления наталкивается на собственную несостоятельность - на неспособность мыслить бесконечное; но если бесконечное немыслимо, то остается лишь ВЕРИТЬ, что то или иное КОНЕЧНОЕ И ЕСТЬ бесконечное.

Физик конечное пытается поднять, расширить, раздуть до масштабов бесконечного, теист бесконечное сужает, втискивает в мир конечных вещей, причем в строго ограниченный, КАНОНИЗИРОВАННЫЙ круг "вещей". Иначе говоря, он может верить в лишь такого бога, который налично, эмпирически присутствует в этом мире и с которым возможна эмпирическая связь. Верить в бога для него значит - верить в СВЯТОСТЬ отдельный вещей, личностей, деяний и прочь. Так возникает СИМВОЛ ВЕРЫ не в обычном, но в самом широком смысле, т.е. как комплекс религиозных событий, средств, учреждений, которые БОГ УСТАНОВИЛ исключительно ко спасению человека, которые непосредственно связаны с богом, в которых бог непосредственно присутствует и посредством которых верующий общается с богом. (Фейербах т2, 349) Иначе говоря, так возникает религия в собственном смысле. ЧТО конкретно, т.е. какие понятия, дела, предметы и т.д. становятся священными - все это уже дело исторических обстоятельств, национальных особенностей и проч. Символ есть символ, его связь с богом условна, т.е. это дело веры, а не знания или опыта. Следовательно, символ может быть каким угодно, т.е. священным может стать все, что угодно. Почему же становится то, а не это? - вопрос исторического развития, собственно говоря, это дело случая, а не принципа, а потому - вопрос уже второго порядка.

Символ веры, в указанном выше смысле, составляет существо религии, однако не исчерпывает собою религиозного сознания. Последнее, как и естественнонаучное сознание, стремиться сделать себя всеобъемлющим, универсальным и распространить собственное содержание на все мироздание и на все сферы человеческой жизни. ВСЕ должно быть объяснено с точки зрения символа веры или должно быть приведено в согласие с ним. Недостаточно объяснить происхождение мира (посредством акта творения), необходимо "объяснить" бытие всякой вещи, вплоть до волоса на голове человека, - даже и он не может упасть сам по себе, т.е. в силу естественных причин, но лишь посредством божественного вмешательства. Равным образом и идея чуда не ограничивается сферой всеобщего и абсолютного, но "обмирщается", т.е. распространяется на мир самых прозаичных вещей, вплоть до ничтожных бытовых мелочей: вера де способна превратить кожу - в золото, воздух - в вино, воду - в камень и т.п. (352,357) Так возникают теология, схоластика, натурфилософия в худших ее вариантах. При этом ясно, чем далее эти "науки" заходят в толковании частностей, тем в большее противоречие они входят и со здравым смыслом, и с естественным порядком вещей. С принципом чуда или божественного произвола еще можно мириться в объяснении фундаментальных вопросов мироздания, т.е. тех вопросов, на которые и естествознание ответить не в силах. Но в сфере конечных, эмпирически наблюдаемых вещей и явлений, т.е. там, где все можно и должно объяснить посредством объективных причинно следственных связей, там теологическое мышление излишне и если и может навязано из вне, то только лишь в противоречии со здравым взглядом на вещи. То есть со схоластикой и натурфилософией происходит то же самое, что и с естествознанием, но с точностью до наоборот: если естествознание увязает в кризисе по мере того, как пытается подняться от земли к небесам, т.е. углубиться в сверхчувственные основы бытия, то религиозное сознание быстро вырождается по мере того, как спускается с небес на землю, т.е. пытается распространить свои принципы на эмпирический материал, на сферу конечных вещей и явлений. В общем, "божественные" науки проделывают ту же траекторию развития, что и естествознание, но в противоположном направлении. Где-то посредине этой траектории, между небом и землей, указанные направления мысли стакиваются и между ними вспыхивает конфликт - безысходный, бесконечный спор между религией и естествознанием, теизмом и атеизмом, - бесконечный и безысходный не только и не столько потому, что возникает по поводу "вечных" проблем, сколько потому, что с обоих сторон говорится ОДНО И ТО ЖЕ, но на разных, вернее, противоположных по духу языках.

Но если религия и естествознание находятся в столь глубоком родстве, если в основе того и другого лежит один и тот же способ мышления, то невольно напрашивается мысль, что критика религии Фейербаха не может не быть так же и критикой атеизма, в той мере, в коей он (атеизм) опирается на естествознание, что приемы, которыми Фейербах оперирует могут быть обращены так же и против атеизма и материализма. Так оно и есть.

Фейербах уверен, что не оставляет голодного "наедине с самим собой", что отнимая у него "хлеб небесный", он взамен дает ему не камень, но хлеб ПОДЛИННЫЙ. А именно: религии он противопоставляет материализм и естествознание со всеми теми дивидендами, которые последнее доставляет человеку. Поразительно, что при этом он не заметил - да и, как кажется, никто не заметил! - что ту самую логику, которую он применил против религии и идеи бога, еще раньше применили субъективные идеалисты против материализма и идеи материи! "Чувство определяется только... самим собой, своей собственной сущностью. То же можно сказать и о воле и о разуме". (35) "Объектом разума является объективированный разум, объектом чувства - объективированное чувство... объектом чувства является только чувство" и т.п.(38) Кажется, еще немного, и мы услышим, что человек ничего не может знать кроме собственных ощущений и т.п. заклинаний субъективного идеализма. Да собственно говоря, только что в приведенных цитатах услышали ИМЕННО ЭТО. Подобно тому, как Фейербах, так сказать, вталкивает бога внутрь человека, таким же образом и субъективный идеализм превращает материю в нечто только лишь субъективное. То есть идея материи суть такая же сугубо "головная" конструкция, как и идея бога и т.д. и т.п. - исходя из всего этого, ОДИНАКОВО легко сокрушить как материализм, так и идеализм.

Неудивительно, что это и произошло: идеалисты сокрушили материализм, а материалисты - идеализм. При этом, то и другое было проделано при помощи одной и той же логики. Поэтому в итоге победил не материализм и не идеализм, НО ЭТА САМАЯ ЛОГИКА, которая оформилась в самостоятельное философское направление и получила название ПОЗИТИВИЗМА. Если оставить последний в стороне, то вывод из всего этого: если идея бога есть фальшивка, то и материализм Фейербаха есть монета точно такой же пробы и достоинства; насколько его критика убийственна в отношении религии, настолько же она самоубийственна в отношении его собственного материализма. Как материализм, так и традиционный (догегелевский) идеализм одинаково бессильны перед позитивизмом. Оба, так сказать, провоцируют позитивизм, вызывают его словно джина из бутылки, сами формулируют главные его пункты, но потом, когда позитивизм, наконец, ЯВЛЯЕТСЯ, оба пасуют перед ним. Именно поэтому оба перестают быть философией, оказываются за ее пределами как нечто несостоятельное. Соответственно, действительная философия в наше время может начаться лишь с критики позитивизма, если только не считать за философию САМ позитивизм. Точка опоры для этой критики давно существует, причем, исторически она сформировалась еще до того, как возник позитивизм. Я имею в виду философию Гегеля.

8