130479 (ПРАКТИКА И ТЕОРИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ), страница 5
Описание файла
Документ из архива "ПРАКТИКА И ТЕОРИЯ ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ", который расположен в категории "". Всё это находится в предмете "психология" из , которые можно найти в файловом архиве . Не смотря на прямую связь этого архива с , его также можно найти и в других разделах. Архив можно найти в разделе "остальное", в предмете "психология" в общих файлах.
Онлайн просмотр документа "130479"
Текст 5 страницы из документа "130479"
Эротика пациента не строилась на целостном чувстве общности. Она в большей степени оказалась под гнетом стремления к власти. Так как для него понятие и ощущение власти связывалось с волшебным словом “резинка”, он искал и в образе резинового пояса нашел ключевое слово, чтобы отвлечь свою сексуальность. Уже не женщина действовала на него, а резиновый пояс, не человеческий, а вещественный объект. Таким образом, в защите своего упоения властью и в принижающей женщину тенденции он превратился в фетишиста (такую уловку всегда можно выявить в качестве исходного пункта фетишизма). Если бы доверие к собственной мужественности было еще меньшим, то мы увидели бы появление черт гомосексуализма, педофилии, геронтофилии, некрофилии и т. п*.
Навязчивая мастурбация пациента в основе своей обнаруживает точно такой же характер. Она тоже служит избеганию испытываемого им принуждения, неволи любви, “колдовства” женщины. Ему не нужна никакая женщина!
Бессонница непосредственно вызвана навязчивыми мыслями. Она противоборствует принуждению ко сну. Неутолимое честолюбие заставляет его использовать ночь для решения своих дневных вопросов. Ведь он, второй Александр, так мало еще достиг! Вместе с тем, однако, бессонница искоса поглядывает в другую сторону. Она ослабляет его силы и энергию. Она служит доказательством того, что он болен. То, что пациент до этого сделал, совершалось, несмотря на бессонницу, так сказать, одной рукой. Чего бы только он не добился, если бы мог спать! Но спать он не может и благодаря ночным навязчивым мыслям получает свое алиби. Теперь его уникальность, его богоподобие спасены. Вся вина за возможный дефицит падает уже не на его личность, а на загадочное, фатальное обстоятельство его бессонницы. Этот недуг — досадный случай, в его упорствовании виноват не пациент, а недостаточное искусство врачей. Если бы ему понадобилось доказывать свое величие, то он обвинил бы врачей. Как видно, пациент заинтересован в своей болезни, и врачам придется нелегко, поскольку он борется за привилегированное положение, в котором его тщеславие окажется защищено от несчастных случаев. Благодаря неврозу у него есть оправдание и смягчающие обстоятельства.
Интересно, как пациент решает проблему жизни и смерти, чтобы спасти свое богоподобие. Ему кажется, что его мать, которая умерла 12 лет тому назад, все еще жива. Однако в его предположении обращает на себя внимание неуверенность, проявляющаяся сильнее, чем, например, нежное чувство к близким сразу после их смерти. Сомнение в своем безумном предположении отнюдь не проистекает из его логики, на которую повлиять невозможно. Оно получает объяснение только в результате индивидуально-психологического анализа. Если все только видимость, то тогда его мать не может быть умершей. Но если она жива, то рушится ведущая идея собственной исключительности. Он столь же мало готов к решению этой проблемы, как философия к идее мира как представления. И на внутреннее побуждение, бесчинство стремления он отвечает сомнением.
Связь всех проявлений болезни пациента дает ему сегодня право на то, чтобы требовать для себя всяческих привилегий от своей жены, родственников, подчиненных. Глубокое уважение к самому себе тоже нимало не пострадает, ибо, принимая в расчет свой недуг, он всегда будет казаться себе более значительным, чем есть на самом деле, кроме того, он всегда имеет возможность уклониться от трудных предприятий, ссылаясь на свое заболевание. Но он может поступать и по-другому. По отношению к своему начальнику наш пациент самый преданный делу, самый прилежный и послушный работник, пользуется его полнейшим расположением, но втайне постоянно нацелен на достижение превосходства над ним (это же стремление проявляется и по отношению к лечащему врачу).
Страстное стремление к власти над другими сделало его больным. Его эмоциональная жизнь, инициатива и энергия, а также логика оказались под гнетом его влечения к превосходству, его социальная включенность, а вместе с ней также любовь, дружба и забота о ближнем были ущемлены. Излечения пациента удалось добиться лишь путем разрушения его политики престижа и развития чувства общности.
ИНДИВИДУАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ НЕВРОЗОВ
Вслед за этими рассуждениями мы изложим свой взгляд на сущность и лечение неврозов.
Этиология
а) Чувство неполноценности и компенсация
Краткое обсуждение обширной области психотерапии, оценке которой все еще угрожает так много принципиальных разногласий, представляется мне делом, требующим немалой смелости. Но мне не хотелось бы упускать возможность изложить основы своих воззрений, материалы собственных наблюдений, которые предстают перед судом общественности начиная с 1907 года. В 1907 году в “Исследовании неполноценности органов” я показал, что врожденные конституциональные аномалии нельзя считать лишь явлением дегенерации и что они часто дают толчок к компенсаторной деятельности и достижению сверхрезультатов, а также к имеющим большое значение явлениям корреляции, которым во многом способствует усиленная психическая деятельность. Для того чтобы иметь возможность справиться с проблемами в жизни, это компенсаторное душевное напряжение зачастую идет по новым путям, демонстрируя наблюдателю свою необыкновенную гибкость и самым удивительным образом достигая своей цели — покрытия ощущаемого дефицита. Возникшее в детстве чувство неполноценности пытается избежать разоблачения наиболее распространенными способами. Они заключаются в возведении компенсаторной душевной надстройки, стремящейся вновь обрести устойчивость и добиться превосходства в жизни с помощью тренировки и средств защиты, в чувстве общности или в невротическом образе жизни. Все, что хоть сколько-нибудь отклоняется от нормы, объясняется большим честолюбием и осторожностью; а все уловки и аранжировки, невротические черты характера, равно как и нервные симптомы, проявляются благодаря предыдущему опыту, переживаниям, напряжениям, вчувствованиям и подражаниям. А поскольку они не совсем чужды жизни здорового человека, их язык всегда позволяет распознать, что человек борется здесь за свое признание, пытается его завоевать — человек, постоянно стремящийся вырваться из сферы неуверенности и чувства неполноценности и добиться богоподобного господства над своим окружением или стремящийся уклониться от решения своих жизненных задач.
Если оставить в стороне корни этого невротического поведения, то окажется, что оно складывается из пестрого изобилия возбуждений и возбудимостей, которые, однако, являются не причиной невротического заболевания, а его следствием. В небольшой заметке “Агрессивное влечение в жизни и в неврозе” я попытался изобразить эту повышенную “аффективностъ” и показать, как часто она, для чтобы достичь цели или обойти опасность, внешне превращается в торможение агрессии. То, что называют “предрасположенностью к неврозу” (Невротическая диспозиция, ibidem), уже есть невроз, и только в актуальных случаях, когда внутренняя необходимость вынуждает прибегнуть к усиленным уловкам, как доказательство болезни возникают более сильно выраженные соответствующие невротические симптомы. Они могут быть скрыты, пока пациент находится в благоприятной ситуации и пока не возникает вопрос о правильности его развития, о его чувстве общности. Это доказательство болезни, и все соответствующие аранжировки необходимы прежде всего для того, чтобы: 1) служить оправданием, если жизнь отказывает в желанном триумфе; 2) тем самым получить возможность уклониться от решения; 3) иметь возможность выставить в ярком свете какие-нибудь достигнутые цели, поскольку они были достигнуты, несмотря на недуг. Эти и другие уловки отчетливо демонстрируют тяготение невротика к внешнему, а не к реальному превосходству.
Во всяком случае получается, что невротик, для того чтобы сохранить свое поведение, направляемое фиктивной целью, не преступает типичных для него руководящих линий, которых он принципиально, прямо-таки буквально придерживается. Таким образом, благодаря определенным чертам характера и соответствующим аффективным установкам, благодаря целостному построению симптомов и невротической оценке прошлого, настоящего и будущего невротическая личность приобретает свою устойчивую структуру. Стремление к достижению превосходства проявляется настолько сильно, что при сравнительном психологическом анализе выявляется, что любой душевный феномен наряду с видимым проявлением содержит в себе еще и другую черту — желание освободиться от чувства слабости, чтобы достичь высот, подняться “снизу вверх”, превзойти всех, используя свои уловки, которые часто бывает нелегко проследить*. Чтобы создать педантичный порядок в антиципации**, мышлении и понимании мира и тем самым средства защиты, невротик хватается за разного рода правила и вспомогательные формулы, соответствующие по своей сути примитивной антитезной схеме. Так, он придает значение только чувственным ценностям, соответствующим понятиям “верх” и “низ”, и пытается — насколько я мог в этом убедиться — постоянно связывать их с реальным для него противопоставлением “мужское — женское”. В результате такого искажения осознанных или бессознательных суждений, словно с помощью психического аккумулятора, дается толчок к аффективным расстройствам, которые опять-таки всякий раз соответствуют индивидуальной жизненной линии пациента. Любым проявлениям своей души, воспринимаемым им как “женские”, всякому пассивному поведению, послушанию, мягкости, малодушию, воспоминаниям о поражениях, незнанию, неумению, нежности он пытается придать чрезмерную “мужскую” направленность и развивает в себе ненависть, упрямство, жестокость, эгоизм и стремится к триумфу в любых человеческих отношениях. Или же он резко подчеркивает свою слабость, возлагая тем самым на других людей обязанность оказывать ему услуги. При этом осторожность и осмотрительность пациента непомерно возрастают и приводят к планомерному уклонению от чреватых риском решений. Там, где пациенту кажется, что он обязан в разного рода борьбе, работе, любви доказать свои “мужские достоинства”, там, где он опасается в результате поражения потерять свою мужественность (что относится и к мужскому полу, и к женскому), он постарается обойти проблему. В таком случае всегда отыщется линия жизни, уклоняющаяся от прямого пути и пытающаяся проложить безопасные обходные дороги в вечном страхе ошибок и поражений. Вместе с тем здесь налицо искажение половой роли, в результате чего невротик как бы обнаруживает склонность к “психическому гермафродитизму” и даже, как правило, им обладает. С этой точки зрения можно было бы легко заподозрить сексуальную этиологию невроза. В действительности же в сексуальной сфере развертывается такая же борьба, как и во всей душевной жизни: исходное чувство неполноценности толкает невротика на обходные пути (в сексуальной жизни — на путь мастурбации, гомосексуализма, фетишизма, алголагнии, переоценки сексуальности и т. д.), стремится исключить любой эротический опыт, чтобы не потерять ориентацию на цель достижения превосходства. В качестве абстрактной и вместе с тем конкретизированной цели невротика выступает тогда схематическая формула: “Я хочу быть настоящим мужчиной!” Это компенсаторный выход для лежащего в ее основе чувства неполноценности, имеющего женский характер. Схема, по которой в данном случае осуществляется апперцепция* и поведение, представляет собой полную антитезу. Из-за планомерного детского искажения она по своей природе является враждебной, и в целевой установке невротика мы всегда можем распознать две бессознательные исходные посылки:
1) человеческие отношения при любых обстоятельствах представляют собой борьбу за превосходство;
2) женский пол является неполноценным и в своих реакциях служит мерой мужской силы.
Оба этих бессознательных предположения, которые можно выявить у пациентов и мужского и женского пола, приводят к тому, что все человеческие отношения отравляются и уродуются, возникают неожиданные усиления и нарушения аффекта, а вместо желанного душевного спокойствия возникает постоянная неудовлетворенность, которая смягчается лишь иногда, чаще всего после усиления симптомов и удачного представления доказательств своей болезни. Симптом, так сказать, замещает невротическую, распаленную жажду превосходства и соответствующий аффект, а в эмоциональной жизни пациента обеспечивает ему внешнюю победу над окружением даже более надежно, чем, например, прямолинейная борьба, проявление характера и сопротивление. Понимание этого языка симптомов стало для меня основным условием психотерапевтического лечения.
Поскольку предназначение невроза состоит в оказании помощи в достижении конечной цели — превосходства, но из-за чувства неполноценности прямая агрессия, по-видимому, исключена, мы обнаруживаем предпочтение обходных путей, имеющих малоактивный, порой мазохистический, но всегда самоистязающий характер. Чаще всего мы встречаем смесь душевных побуждений и болезненных симптомов, появляющихся в период болезни одновременно или последовательно. Вырванные из контекста механизма болезни, они иногда кажутся противоречивыми или наводят на мысль о расщеплении личности. Контекст же показывает: для того чтобы добиться идеальной ситуации фиктивного превосходства, пациент может использовать также и две сами по себе противоположные линии, приводя для этого и верные аргументы и ложные, соответственно оценивая и воспринимая. При любых обстоятельствах у невротика обнаруживаются такие воззрения, чувства, воспоминания, аффекты, черты характера и симптомы, которые можно предполагать в силу известной нам линии его жизни и цели.
Так, у невротика всегда наготове разные предостережения, страшные образы, вызывающие ужас, аффективные установки, проникновения в соответствующие чувства и черты характера (один — для чтобы одержать победу по линии повиновения, подчинения, “истерической внушаемости”, другой — чтобы связать своей слабостью, страхом, своей пассивностью, потребностью в ласке и т. д.). Точно так же, как, например, невротик, страдающий навязчивостью, имеет свои принципы, законы, запреты, которые как будто лишь стесняют его самого, но в действительности дают ему ощущение личной власти, богоподобия. В качестве цели мы всегда обнаруживаем идеальную “ренту”, за которую борются с таким же упорством, с каким невротик-травматик борется за материальную, причем, как правило, используя пригодные для этого средства, подсказанные пациенту его опытом. Равно как и там, где путь к вершине должны обеспечить активные аффекты, такие, как ярость, гнев, ревность, которые нередко замещаются приступами боли, обмороками или эпилептическими припадками.