sergacheva_yuliya_privkus_magii (Юлия Сергачева - Привкус магии), страница 7

– Ты должна увидеть ее, – настойчиво повторил Милан.

– Я не могу.

– Она твоя дочь.

– Ложь! – не выдержав, вскрикнула Вера.

– Что значит – ложь? – Угрюмый Милан подошел и нагнулся к ссутулившейся женщине, пытаясь заглянуть ей в лицо. – Ты ждала ее, ты носила ее, ты родила ее… разве не помнишь?

– Пытаюсь забыть как самый страшный кошмар. – Вера отстранилась от Милана, предпочитая чувствовать, как незримые стальные шипы пронзают ее спину, лишь бы не вдыхать исходящий от мужа знакомый запах – дорогой одеколон «Черный лед» и кофе. Он поглощал кофе литрами, когда нервничал.

И еще запах крови.

Я снова схожу с ума, решила она в глухом отчаянии. Зря я сюда вернулась. Мне казалось, что все забыто и прощено, но так только хуже. Будто с едва начавшей заживать раны сорвали струп.

– Ты родила ее, как ты можешь отказываться от нее? – Милан смотрел на нее в упор. – Разве может так поступать мать?

– Замолчи!! – с надрывом выдохнула Вера, порываясь встать, но все еще нависающий Милан, даже не прикасаясь, давил будто свинцовая плита. У нее подогнулись ноги. – Я хорошая мать!.. Я могла бы стать хорошей матерью! – добавила она едва слышно и, снова набирая голос, закричала в лицо мужу: – Это ты! Ты во всем виноват! Ты и твои… Маги! – Она выплюнула последнее слово с торопливой ненавистью, будто боясь опалить губы.

Милан молча и тяжело глядел на нее.

– Это ты… – тише повторила она. – Вы забрали моего ребенка. Настоящего ребенка.

– Чушь, – так же негромко, утомленно произнес Милан, отводя взгляд в сторону. – Ты же знаешь. У тебя не было никакого ребенка, кроме той, что родилась.

– Он… Она… Я даже не знаю, кто мог бы родиться, но вы украли его… украли еще до рождения! И подменили этим чудовищем!

– Что ты выдумываешь? – Лицо Милана болезненно исказилось. Смесь жалости и раздражения. Так смотрят на безнадежно и отвратительно больных.

Он наконец отошел от жены, вернувшись снова к окну. Рыхлые бархатные портьеры частично скрыли его, а свет, льющийся через стекла, смазал особенности фигуры, превратив Милана в безликий силуэт. Так, очертания чужого человека. Ничего общего с тем Миланом, с которым Вера была счастлива.

– Я не выдумываю! – твердо заявила она в спину незнакомцу. И услышала в своем голосе те же упрямые интонации, с которыми она тысячи раз повторяла это врачам в клинике. – Я помню… Помню кошмары, которые начались еще до того, как узнала о своей беременности. Нет, даже еще до того, как действительно понесла. Томительные, мутные, тяжелые предчувствия, которые по ночам обращались в безумные сны.

Тогда в их жизни появился этот странный знакомый Милана, якобы старый семейный врач. У него был неприятный, пристальный, словно проникающий взгляд… Вера не могла находиться с ним в одной комнате и нескольких минут, но этот «врач», как назло, всегда оказывался рядом. И ладно бы она заметила в его глазах хоть тень сладострастия… Но нет, наоборот, он глядел на нее пусто и равнодушно и в то же время изучающе. Его не интересовала она сама. Он искал что‑то внутри ее…

– Он был магом, – произнесла Вера сквозь зубы. – Из этих мерзавцев, что видят плод еще до рождения.

– Ну и что? Я попросил его присмотреть за тобой, чтобы ребенок появился здоровым. Все так делают.

– Ты так хотел, чтобы у меня родился непростой ребенок! Ты всегда этого хотел! Ты так любишь быть не таким, как все, что пожертвовал нашим настоящим ребенком ради этого… этой!

Она не видела лица Милана, но чувствовала, что он брезгливо морщится. Он делал так каждый раз, даже во время ее беременности, когда она начинала говорить, что с ней что‑то неладно.

– Вы подменили моего ребенка своим.

– Не смеши меня, – сухо и скучно отозвался Милан. – Каким еще «своим»? К тебе никто не прикасался, ты сама носила ее и помнишь все…

Все. Особенно время, что она проводила во сне. И в том сне некие безликие фигуры, среди которых только угадывался Милан, вскрывали ее чрево, извлекая из него еще даже не зародыш, а неясную, теплую, родную сущность, и заменяли ее кем‑то другим. Холодным, незнакомым, чужим.

Утром она просыпалась с криком, в поту, прижимая руки к округляющемуся животу. И вдруг стала осознавать, что там, внутри ее, и впрямь затаилось нечто чужое. Чужое настолько, что иначе как пауком она себе это чужое и не представляла. Паук внутри.

Однажды она попыталась его убить.

– Напрасно я вернулась, – произнесла Вера, поднимаясь из кресла. – Думаю, мне лучше уехать.

Милан в несколько длинных шагов пересек комнату, заступая дорогу:

– Подожди… Ты ее даже не видела. Она чудесная девочка. Умница и красавица… как ты.

– Не смей мне этого говорить!!

– Она похожа на тебя как две капли, – неумолимо продолжал Милан.

– Замолчи! – простонала Вера.

– Я сказал ей, что приехала мама.

– Что?.. – Вера в ужасе задохнулась. – Нет!.. Как ты мог?.. Ты не мог так поступить со мной… И с ней!

– Она ждет там, за дверью.

– Ты не посмеешь.

– Неужели тебе не хочется увидеть ее?

– Нет!

– Ты говоришь, что хорошая мать. Неужели ты решишься сбежать, не встретившись с дочерью?

– Ты… сволочь!

– Она очень хочет тебя увидеть. Я рассказывал ей о тебе только хорошее… В конце концов, просто посмотри на нее!

– Я… – Вера, словно надломившись, опустилась в кресло. Что‑то пробивалось через лед, застывший в ее душе. Надежда? – Хорошо… Ладно.

…Высокая, как все в этом старинном богатом особняке, дверь распахнулась. На пороге стояла крошечная девочка лет четырех в розовом праздничном платьице и розовых туфельках с ленточками. На светлых, уже слегка разлохмаченных волосах кривовато сидел бант.

Мгновение постояв, девочка побежала вперед, вдруг сбилась с шага и снова замерла шагах в десяти, глядя на сидящую в кресле бледную женщину с легкой застенчивостью вперемешку с жадным, лукавым любопытством.

– Смотри, малышка, мама приехала, – сказал Милан.

Вера попыталась улыбнуться.

Девочка доверчиво улыбнулась в ответ. А потом, как все дети, пряча за простодушным хвастовством смущение, выпалила:

– Мама! Смотри, как я умею! Я бабочка!

Девочка, раскрыв руки, замахала. Вокруг розового платьица потянулись и засверкали крошечные, переливающиеся огоньки, словно шлейф, украшенный россыпью бриллиантов. Волшебная бабочка затрепетала в полутемной комнате.

Вера почувствовала, как механическая улыбка сползает с ее губ. Сверкание бриллиантовых огоньков больно кололо глаза. И свет утекал стремительно и безостановочно, обращаясь в свою противоположность. Как в негативе. В центре сверкающей каплями росы паутины танцевал паук. Черный огромный паук.

Вера открыла рот и страшно закричала.

И в ответ так же отчаянно закричала испуганная девочка.

5

– …Время! – Меня весьма немилосердно встряхивали за плечо.

– Не суетись, – пробурчал я, с изрядным усилием раздирая веки. – Без меня все равно не начнут.

Лука изобразил на физиономии нечто непередаваемое, но однозначно неодобрительное и наконец оставил мое плечо в покое.

На этот раз ехали мы дольше обычного. Я даже успел урвать кусок недосмотренного сна.

…Сложно сказать, что это было такое. Руины некогда большого здания, о котором напоминали разве что смутные очертания, обозначенные вросшими в землю остатками стен. Если верить сохранившемуся названию, это была Башня. Возможно, что и бурая. Поверхность камней намекала на коричневато‑красный цвет. Машинально выковырнув носком ботинка из земли твердый обломок, я обнаружил, что он вовсе не бурый, а охряный и на нем уцелел фрагмент знака Высшей Защиты.

Фон здесь был чудовищный. Однако наверху, среди камней, ни малейшей активности.

Я вопросительно посмотрел на ассистента. И он, боязливо косясь на руины, подсказал:

– Внизу. Там, внизу, есть уцелевшие помещения. Раньше они были видны, но после землетрясения часть Башни ушла под землю…

Какие землетрясения могут быть на этой широте, подумалось мимоходом. Впрочем, озвучивать вопрос я не стал в связи с неактуальностью. Гораздо больше меня обеспокоило другое.

– А что по этому поводу говорит инструкция по технике безопасности? – мрачно осведомился я. – Там, под землей, все давно прогнило, осыпалось и обвалилось.

– Нет, два этажа во вполне приличном состоянии. Раньше строили на века.

Ну раз так сказали, придется верить…

Встревоженный Лука заспорил с Нотой, но я не стал дожидаться. У меня есть дела поважнее.

Сразу же, стоило пересечь цепь лишаистых камней, оставшихся от лестницы, звуки извне утратили интенсивность. Зато стало слышно, как стучит, ласкаясь о кладку, сухой репейник, усеянный неожиданно яркими, крупными, колючими кулаками цветов. Словно ритм выбивает…

Стены без крыши поднялись, захватывая незваного гостя в каменную горсть. Еще не сомкнута, можно вскочить…

Я двинулся дальше. Ступени покорно свели вниз. Уже не шершаво‑бурые, а гладкие, словно бронзовые. Они даже не искрошились от времени, а казались искусанными и искореженными. Сумрак, густой, синеватый, лениво покачивался, затекая в щели. Тени от огонька, что плыл над моей макушкой, странно прыгали…

А потом внезапно, безо всякого перехода, сторожкая тишина подземелья разом обратилась в безумное кипение. Воздух содрогнулся, рождая невидимую, но ощутимую тварь. Словно сгусток прозрачного огня. Дохнуло пьянящим жаром. Обдало тугой ненавистью…

Зажмурившись, я сначала ударил и лишь потом на обратной стороне век различил черный пузырь подземелья и гибко пляшущий багровый силуэт крылатого монстра. Правда, длинные крылья обкромсаны до узких лезвий. Он качнулся, принимая удар, опоясался соцветием прозрачных огненных языков. И в черноте помещения, как на негативе, проступили сотни человеческих скелетов, рассыпанных вдоль стен.

Сколько же их…

Прозрачный хлестнул серпом крыла. Ощерившись, я вслепую выпустил вьюжный крест и сцепленный с ним чернопал . Собственная наработка на стыке Белого и Черного. Никто больше так не умеет…

Ай да я! Тварь обомлела, замешкалась… Еще удар! Брызги камней обожгли кожу. Багровая тварь скрутилась и оцепенела, припав к стене в углу.

Отдачей меня швырнуло в сторону и вниз, через пролом. Я попытался зацепиться, но лишь ободрал локти и ладони и с грохотом ссыпался вниз, на этаж. Хорошо еще, что земли здесь скопилось прилично…

Обвалилась тишина. Сверху не доносилось ни звука.

И все?

Что‑то было не так в этом безмолвии и пустоте… Я упал лишь на этаж, а казалось, что на все сто. Стало трудно дышать, вязкий воздух тек и пах металлом… Попытавшись двинуться, я лишь вяло заскреб руками по камням.

А потом…

Дрожь прошла по телу. Я замер, боясь вдохнуть. То, что издыхало сейчас наверху в углу, не имело никакого значения. Оно появилось много позже, когда сюда пришли новые люди, несущие свою свежую силу и странные идеи.

Но то, что сохранялось здесь до них, было иным.

Как ни странно, привкуса магии не имелось вовсе. Было что‑то другое, мне незнакомое и несоизмеримо могучее. То ли живое, то ли нет… Страшное в своей силе. Если бы оно затеяло напасть на меня, я бы погиб среди этих невероятно древних камней. Но оно не собиралось нападать.

Отчего мне кажется, что тех, кто остался наверху, интересовала не тварь, что дышала силой и ненавистью, а вот это молчаливое существо? Даже тень существа. Отпечаток. Слепок с того, что жил здесь когда‑то…

И через эту тень, как через призму, мир расслоился, рождая зыбкие образы. Отбрасывая новые тени. Нет, одну‑единственную тень. Похожую на первую и противоположную ей, как зеркальное отражение. Смутное лицо. Яркие глаза… И сразу же неистовая боль чужого взгляда накрыла с головой океанским приливом…

Стало очень темно. Не знал, что бывает такая темнота…

Как я выбирался, помню смутно. Морозный воздух обжег, как глоток спирта, и приободрил. Даже колени перестали трястись.

– Что это? – свирепо осведомился я, уперев руки в боки, и требовательно воззрился на нетерпеливо сгрудившихся возле пролома людей. – Кто это там? Вы ведь знали, что оно там? И отправили меня туда одного!

– Вы видели? – жадно спросил в свою очередь Нота, возбужденный как никогда. – Я предполагал, что это возможно, но…

– Что вы предполагали?

Он осекся, явно сожалея о своей несдержанности. Все, кто был поблизости, навострили уши, ожидая продолжения, но доктор с неприятной миной на лице сварливо продолжил:

– Предполагал наличие на этом объекте сильной неучтенной сущности. Вы ведь ее обнаружили?

– Совершенно верно, – кивнул я, придавая собственной физиономии самое простецкое выражение. – Обнаружил и обезвредил. И на сегодня считаю свою миссию выполненной, а самого себя свободным.

– Что значит – обезвредили? – как мне показалось, слегка испугался внимательно прислушивавшийся к разговору Никош. – Это не…

– Он о стороже, – резко бросил доктор, отмахиваясь от Никоша.