Дезертир (Проект S.T.A.L.K.E.R. (Сталкер) - Сборник 'Тени чернобыля' Часть 1), страница 2

– Верно. Соображаешь. Мудрец. А люди?

Малек, как это часто бывало, не понял: иронизирует Сафик или нет. Проводник курил, привалившись боком к той самой березе, у которой почувствовал след химеры.

– Ночевать тут не следует, – подал голос Ушастый. – Могли, кстати, и мутанты нагадить. Зомби. Или бюреры.

– Бюреры в лесу, днем? Да брось ты! – Малек сплюнул. – Люди это, чую! Самые страшные твари в Зоне – это люди. Да откуда они вообще знали, что это вешка?! Сафик, какая она была?

– Много будешь знать – скоро состаришься. И

умрешь, – процедил проводник. – Это могли быть мутанты. Не важно, какие. Или люди. Все, кто имеет пальцы. Те, кто знал, что это вешка. Но если засады нет, значит, нам просто хотели насолить. Предупредить о чем‑то. Это люди, я уверен. Наверное, видели, как мы шли туда.

Ушастый вздохнул, затушил сигаретуи поднялся с тачки, на которой сидел. Далеко на востоке застучал крупнокалиберный пулемет, но никто из троих не обратил на него внимания. Там кордон, там солдатики резвятся. Пусть, в этой части Зоны на далекие выстрелы даже птицы не реагируют.

– Может, его убрать как‑нибудь, с тропы‑то? – Ушастый принялся освобождать мертвого Фреда от оружия.

– Ночью будет кому позаботиться, – нервно хихикнул Малек. – Костей не останется.

– Закопать можно, – не слишком решительно настаивал приятель. – Или вон в мясорубку.

– Ты, что ли, к мясорубке пойдешь? – фыркнул Сафик. – Закапывать бесполезно, ночью все равно отроют.

Вот что: моя следующая вешка ближе к шоссе, до нее слишком далеко. Кто нам маршрут обломал, потом разберемся, а пока… Надо выходить из леса к оврагу.

– Далеко от Червя окажемся, – пробурчал Малек. – Хотя выбирать не приходится. Сафик, сколько тут до оврага?

– Километр или чуть меньше. Я пойду первым. Отвали‑ка, я «дашку» проверю.

– Ладно, – с готовностью отошел Малек. – Мы твою долю того… Отложим!

Ушастый уже проверил карманы Фреда и теперь ощупывал швы. Подошедший товарищ занялся шнуровкой высоких армейских ботинок. Не может быть, чтобы Фред не заныкал куда‑нибудь деньги или барахлишко особенное – все так делают.

– Он в самом деле англичанин?

– Да врал поди, – пожал плечами Ушастый. – Не дурак же, чтоб правду говорить. Хотя по‑английски шпарил будь здоров, как на родном. Чего там Сафик? Время идет.

– Детектор проверяет.

– Какой у него?

– «ДА‑2». К оврагу пойдем, он – первым.

– Понятно, что первым, – ухмыльнулся Ушастый. – Я ведь тоже стрельнуть могу, если не согласится. Дерьмо… Из‑за него тут застряли. И «Дашка» – дерьмо.

– Червь жадничает, – вздохнул Малек, переходя ко второму ботинку. – Вроде пусто.

– А в носках кто будет смотреть? Пушкин? Червь‑то, конечно, скотина, но Сафик о чем думал? Надо было нажать. У Пали научный детектор, слыхал? С ним мы бы почти железно вышли. А с «дашкой»… Влетит этот дурак в туже мясорубку, а нам потом что? Монетку кидать?

– Вот, кстати: монетку не монетку, а я с болтом пойду! – горячился Малек, сдирая носок с холодеющей ноги Фреда. – Стемнело почти, блин… Ого.,, денежки! Евро.

– Кидай в кучу, разберемся.

Ушастый, закончив свою часть работы, устало разогнулся. В невеликом богатстве, обнаруженном у мертвеца в карманах и тайниках, присутствовал, конечно же, и тот самый болт. Ушастый поднял его, повертел в узловатых пальцах.

– Толку‑то от твоего болта? – Он ловко подкинул привязанный к нитке болт, тот описал сияющий полукруг, Ушастый снова поймал его. – Болтов у меня самого полные карманы. Но это же крайняк, что ты им нащупаешь, кроме комариной плеши? «ДА‑2» получше будет. Я уж не спрашиваю, как ты собираешься тачку катить.

– Да пропади они пропадом, эти тачки!

Во втором ботинке под стелькой Малек нашел маленькие золотые серьги. Заинтересовался, разглядывая.

– Кто‑то носил ведь их, а, Ушастый? Жила здесь, может, еще до первой аварии, такая дивчина, носила сережки… А потом: бах! Унесла дивчина ноженьки, забыла свои сереженьки. А Фред их где‑нибудь в тумбочке отыскал.

– Знаю я эту тумбочку! – покосился Ушастый. – Он их у Хорса в очко выиграл. Дома, почитай, тысячу раз такие умники, как ты, обшарили, ничего там давно нет.

– А мне Принс рассказывал, что зашел раз в один дом! – Быстро оглянувшись на занятого проверкой детектора аномалий Сафика, Малек достал еще одну сигарету. – Вот, зашел, а там крыс видимо‑невидимо. Он психанул и гранатой их!

– Во! – лениво удивился Ушастый.

– Ну! И там пол разметало, кладка рассыпалась, старое же все. И вот он увидел крысиную нору. И подумал: а посмотрю, чего там? Ну, дерьмо, крысеныши, тряпки всякие, а Принс взял лопатку, у него с собой была, и порылся там.

– Тьфу!

– Да не «тьфу», а нашел там рыжья немало! Крысы, что находили блестящего, все туда стаскивали. И обычные железки, и золото между ними!

– Брешет он тебе, дураку, – отмахнулся Ушастый. – Крысы не сороки. Сафик! Ну, как? Темнеет.

– Какая разница? Сдуру и днем сгинешь, – буркнул проводник и постучал пальцем по барахлящему прибору. – Батарейка, что ли, садится? Ладно, пошли. Аллах акбар!

Сафик аккуратно водрузил «ДА‑2» на самый верх забитой оружием и экипировкой тачки, подхватил с земли карабины.

– А поделить наследство?! – вспомнил Малек. – Тут и денежка есть, Сафик!

– У Червя поделим, кто дойдет. Давай, не зевай! Маленький караван двинулся дальше, теперь круто изменив направление. К востоку, к оврагу, туда, где кончается Проклятый Лес. До логова Червя, конечно, далековато, и впереди у них опасная ночевка, за которой последует еще более опасный денек, но нет ничего хуже, чем остаться здесь на ночь. В темноте появляются новые аномалии, движущиеся, да и ночные твари могут забрести, почуяв добычу. Им, детям Зоны, ничего не страшно. Почти сразу «ДА» защелкал, предупреждая о наличии впереди сильной аномалии. Сафик выругался на незнакомом товарищам языке и взял левее. Километр блуждания между аномалиями может превратиться и в три, ив десять, а солнце все ниже.

4

Никита потянулся, хрустнув суставами, и почувствовал, что камуфляж заметно отсырел. Почти стемнело. Он затоптал окурок, закинул на плечо косу и пошел к сержантам. Алиханов уже спал, Хвостенко напевал что‑то, прутиком переворачивая в костре картошку.

– Тебе кого, чума? – На Никиту обратил внимание только Толоконников. – Грибочки чернобыльские пришел у дедов тыздить?

– Темно. Косить больше нельзя, не видно ничего.

– Ну и иди тогда в жопу. В казарме скажи, что мы остались план перевыполнять… И это, косы чтобы в каптерку поставил, понял?

– Так точно.

– Завтра… – вдруг отвлекся от костра Хвостенко. – Завтра надо его к хохлам послать.

Да ты сам хохол! – заржал пьяный Толоконников.

– Разговорчики, товарищ сержант! Самогон у них хороший, а этот – говно, только Али срубает. Слышь, Нефедов? Утром после развода идешь в парк, там выбираешь инструмент какой‑нибудь и чапаешь с ним к соседям. Чтобы вечером был тут с дозой. И не меньше трех литров, ты понял? У дедушки день рождения.

– Да ты что?! – восхитился Толоконников. – А меня приглашаешь? А бабы будут?

– Баб ты приведешь, с Зоны. Для себя и Али. А потом… Ты чего стоишь‑то, боец, не ясно что‑то?

– Я… – Никита почесал в затылке, едва не раскроив руку о косу. – Ваня, в парке мне ведь не дадут ничего.

– А у тебя там другая, Удунов‑чмо. Вот пусть он тебя как друга выручит, – усмехнулся Хвостенко. – Меня чужие проблемы не волнуют, понимаешь? Дедушке надо самогона. Дедушка сказал тебе, где железок взять на обмен. Не сможешь – ну забашляй налом хохлам или еще как.

– Жопу подставь! – снова заржал Толоконников. – Там есть такой Кравец, большой, типа, спец!

– Слушаюсь.

Никита собрал косы и побрел к казарме. Час от часу не легче. Даже если удастся увести из парка у взвода тех‑поддержки инструмент – а кто взял, узнают, да сам же Хвостенко и сдаст, даже если Никита благополучно доберется до соседей – а украинский спецбатальон за болотцем, по которому частенько постреливают со второй линии, – все равно украинцы ничего не дадут. Просто заберут инструмент и пнут на дорожку, вот и все. Если бы Хвостенко сам пришел другое дело, договорились бы. А посылать Никиту бесполезно, хохлы знают, что он в своем батальоне чмошит.

– Блин! – Никита почувствовал, как в душе у него закипает что‑то нехорошее, опасное. – Блин! Блин!

Он решил никуда не идти. Скажет: забыл, заспал. Может, Хвостенко и сам не вспомнит. А бить будут все равно – не за самогон, так за покос. Зато в парке не придется отдуваться, там за кражу инструмента действительно могут на четыре кости поставить. Кравец этот… Кравец, контрактник, вообще зверь, был несколько раз у них, в гости приезжал. Животное, тварь дебильная. У соседей уже двое повесились по его милости.

На Никитунакатило. Он выронил косы, сел на корточки, обхватив голову, и завыл. Так дальше нельзя, нельзя… Деды собираются на дембель, от этого совсем на службу положили, дурнее становятся день ото дня. И загонят однажды на то болотце, что Никита сделает? Сами‑то ездят через вторую линию, а его загонят, и тогда придется узнать, кто там так громко чавкает и чем. Добро еще, если автомат позволят с собой взять. В части бытовала история про малого, которого за какие‑то грехи года три назад тогдашние дембеля связали и на болоте ночью оставили. Утром там лежали ноги и верхняя часть туловища, а всю середку будто бритвой выхватили. Сказки? Вряд ли. Востряков исчез уже на памяти Никиты, только берет нашли, а в берете – его рыжую макушку. Пошел Востряков мимо болотца, прямо вдоль первой линии на украинский блокпост сигаретку стрельнуть – пьяный, конечно. Украинцы клялись, что он не появился, а расстояния‑то там было – метров триста. Хотя, конечно, могли, даже обязаны были открыть огонь на поражение, но где тогда тело?

– Зона… – прошипел Никита, глядя на запад, где как раз взлетела гроздь осветительных ракет, заработал пулеметчик. – Зона. Тут зона, там Зона. Суки. Сколько же я еще выдержу?

Месяц назад неподалеку, в таком же спецбатальоне деды развели полный беспредел, и тогда двое зачмыренных ночью вернулись с блокпоста и устроили пальбу в казарме. Часовые их положили, конечно, но около двух десятков они успели кого убить, кого подранить. Это Хвостенко рассказывал, вернувшись из штаба полка, еще головой качал: «Полный абзац там устроили, идиоты, все в крови». Да понимал ли он, дурак, как близко подошел к своему пределу Никита Нефедов, которого сержант спьяну послал за самогоном к соседям?

Никита опять перекурил, немного успокоился. До утра все в порядке. Закинуть косы в каптерку, раздеться, умыться и спать, в казарме очереди с блокпостов почти не слышны. Только бы там не пили, а то и ночь выйдет не в ночь, поднимут и заставят какие‑нибудь стихи читать.

Но в казарме было тихо, все окна темные. На ступеньках негромко переговаривались о чем‑то часовые.

– Нефедов идет! – заранее сообщил им Никита.

– Передвижение в темное время суток по территории спецбатальона категорически запрещено, караул имеет право на стрельбу без предупреждения, – пробормотал один из часовых, щелкая затвором. Отлетел в сторону и запрыгал по бетонным ступеням прежде досланный патрон. – Молись, сука.

– Да хорош, а то еще обоссытся… – Его товарищ отодвинулся. – Иди, Нефедов, отдыхай. Если дадут.

– А что такое? – спросил Никита, осторожно протискиваясь между часовыми с охапкой кос в руках.

– Да в парке сегодня большие разборки кипели… – Часовой кивнул на территорию «техподдержки», огороженную забором. – Этот, молодой, что‑то вытворил. Выстрелил в кого‑то, что ли. Или хотел… Нам не слышно было.

– А я тут при чем?

– Да приходили, спрашивали тебя… Ну иди в роту, не толкись тут с косами.

Недоумевая, Никита разыскал спавшего в уголке дневального, который открыл каптерку. Избавившись от инструмента, Нефедов тихо разделся в темноте, в трусах отправился в умывальник. Через приоткрытое светомаскировкой окно Никита услышал, как от парка к казарме шагают несколько человек, о чем‑то возбужденно переговариваясь.

«Влип Серега Удунов, – понял он. – Сильно влип. В самом деле сорвался?… Нет, выстрелов‑то я не слышал, да и тревогуобъявили бы по батальону».

Наскоро умывшись, Никита погасил свет и отодвинул шторку. С этой стороны стоял «офицерский домик», трехэтажное здание. Тишина, только в дежурке горит огонек. Спят господа офицеры, никто их не потревожил. Значит, все еще не так плохо.

Дверь в умывальник распахнулась, вошли трое дедов из взвода «техподдержки», за ними недовольно позевывающий дежурный по роте.

– Ты что в трусах, чмо?! – тут же зашипел на него один из «техников». – Бегом одеваться, через секунду чтобы был готов!

– А что случилось‑то?

– Бегом!

Под градом пинков Никита пошел к двери, где его прихватил за локоть дежурный.

– Чтобы к разводу был тут, понял?

– А куда меня?

– Да меня не волнует, куда, но чтобы к утреннему, разводу был на месте! Или пасть порву лично, понял?!

Дежурный толкнул его в темный коридор. Никита, скалясь от ярости, добрался до Своего табурета, оделся опять. В коридоре негромко переговаривались, вроде бы дежурный просил о чем‑то «техников», а те огрызались. Что же с Серегой Удуновым?

Часовые стояли посередине между казармой и парком, о чем‑то шептались с тамошней ночной сменой. Никита, конвоируемый дедами, пересек посыпанную пес‑, ком площадку, не задавая вопросов, это явно было бесполезно. Но страх, исходящий от «техников», он чувствовал очень хорошо. Что‑то случилось.

5

Ушастому досталось на самом краю леса, уже возле оврага. Как его угораздило – никто и не понял. Сафик, весь мокрый, прошел по этому самому месту, потом прокатил свою тачку Малек, стараясь двигаться по следу, а вот Ушастый вдруг закричал.

Туман – та еще дрянь. Кислота осела на одежде, лице, руках, от бедняги так и повалил дым.

– Тащи! – Сафик с силой воткнул опору тачки в глинистый грунт и кинулся назад. – За ноги, сапоги в порядке у него!

Но Малек, прежде чем вытянуть орущего товарища, сорвал с головы кепи и схватил сапог уже через него. Мало ли что – может, кислота не всегда дымится? Спасенный Ушастый верещал как резаный, держа обожженные пальцы перед часто моргающими глазами, но не тер, соображал немного.

– Не вставай! – рычал Сафик. – Лежи, вверх смотри, вверх!