Irvin_Uelsh_Porno (Ирвин Уэлш - Порно (Porno)), страница 5

Преподаватель — здоровый парень с длинными руками. Он такой длинный, что, когда ты сидишь, а он стоит, твой взгляд упирается ему прямо в пупок. Он говорит с мягким южноирландским акцентом. Он ставит нам какой‑то короткометражный русский фильм с непроизносимым названием. Полный бред. Где‑то на середине фильма в класс входит парень в синем пиджаке с итальянским лэйблом и извиняется перед учителем. Он улыбается Лорен, поднимает брови и плюхается на свободное место рядом с ней.

Я смотрю на него, и он быстро оглядывается на меня.

После лекции Лорен нас знакомит. Это и есть пресловутый Рэб. Он дружелюбен, но не назойлив, что мне нравится. Рост где‑то пять футов и десять дюймов, ни грамма лишнего веса, светло‑каштановые волосы, карие глаза. Мы идем в кафе, чтобы выпить и поговорить об учебе. Этот парень, Рэб, не из тех людей, которые выделяются из толпы, что, кстати, странно, потому что он довольно красив. Впрочем, это какая‑то очень банальная красота — с парнями такого типа обычно трахаешься в перерывах между серьезными бойфрендами. После пива он уходит в туалет.

— А у него симпатичная задница, — говорю я Лорен. — Он тебе нравится?

Лорен отрицательно качает головой.

— У него есть девушка, и она ждет ребенка.

— Мне не нужна его биография, — говорю я. — Я просто спросила, нравится он тебе или нет.

Лорен довольно неслабо пихает меня локтем и обзывает придурочной. Она пуританка во многих аспектах и иной раз бывает такой старомодной. Мне нравится ее почти прозрачная кожа, волосы, убранные назад, и даже ее очки смотрятся по‑настоящему сексуально, как и плавные движения рук. Лорен — стройная, изящная и замкнутая девушка девятнадцати лет, и я часто задумываюсь, а был ли у нее вообще хотя бы один серьезный роман. Ну, я имею в виду, трахалась она с кем‑нибудь или нет. И, конечно, я слишком ее люблю, чтобы сказать ей напрямик, что все ее феминистские взгляды происходят исключительно из того, что она просто провинциальная ханжа, которую нужно как следует выебать.

Обычно они с этим Рэбом пьют кофе, обсуждают фильмы или треплются об учебе. Ну а теперь у нас menage a trois, типа шведская семья. Рэб выглядит уставшим от жизни. «Все это у меня уже было», — написано у него на лице. Мне кажется, что в Лорен ему нравится зрелость и ум. Интересно, нравится ли она ему как женщина, потому что он‑то ей точно нравится, это за километр видно. Ха, ну, если ему нужна зрелость, то мне почти двадцать пять.

Рэб возвращается и заказывает нам еще выпивку. Он говорит мне, что подрабатывает в баре у своего брата. Я говорю, что работаю в сауне. Он заинтригован, как это бывает почти всегда. Склонив голову, он изучает меня пристальным взглядом, который полностью меняет его лицо.

— А ты не… ну, э‑э‑э… ты понимаешь… Лорен недовольно кривит рот.

— Сплю с моими клиентами? Нет, я их только купаю, — говорю я. — Ну, то есть некоторые предлагают, что, мол, давай, но это не в правилах заведения, — вру я, не краснея; типа гну партийную линию. — Я… — Тут я на пару секунд умолкаю. Они оба открыли рты в предвкушении, и я чувствую себя бабушкой, которая рассказывает сказочку на ночь паре невинных детишек, и сейчас как раз дошла до того самого места, где должен появиться злой серый волк. — Я однажды сдрочила одному милому пожилому дядечке, когда он сказал, что скучает по своей жене, которая умерла. Я не хотела брать у него эти двести фунтов, но он так настаивал. Потом он мне сказал, что он сразу понял, что я хорошая девочка, и извинился, что поставил меня в такое неловкое положение. Он был очень милый.

— Как ты могла, Никки?! — мямлит Лорен.

— Это у вас все нормально, вы шотландцы, вам не надо самим платить за обучение, — говорю я. Лорен знает, что на это ей нечего возразить, что меня абсолютно устраивает. А грубая правда жизни заключается в том, что я дрочу нашим клиентам чуть ли не каждый вечер, а что поделаешь? Денег‑то хочется.

5. Афера № 18734

Я готов к встрече с Колвилом, спасибо Тане, что предупредила о том, как вел себя этот козел. Он долго ждал, чтобы от меня избавиться, и теперь у него наконец появилась такая возможность. Конечно, без борьбы я не сдамся, и к тому же за прошедший год меня очень даже неплохо проинформировали о привычках Чеза Колвила.

Разумеется, он дождался конца моей смены. Была тихая ночь. А потом пришли Генри и Генджис с какими‑то еще парнями, и все были уже крепко поддамши. Они, видимо, крупно сцепились с какой‑то другой компашкой и теперь бурно праздновали победу. Вроде они говорили, что играли «Абердин» и «Тоттенхэм».

— Как тебе нравится эта компания? Не знаешь, кто будет платить за выпивку? Бармен, наверное. — Я смеюсь, и пара ребят присоединяются к моему смеху. Я как король в окружении придворных; наполняю стаканы и ставлю на стойку, потому что предчувствую, что больше мне здесь не заправлять.

В некотором смысле это даже грустно: заведение было мне вторым домом, здесь я не просто работал — я встречался с людьми и общался, но теперь все закончилось. Пришло время отсюда двигать. В таких местах можно работать, но многого ты не добьешься. Надо самому становиться хозяином. Краем глаза я вижу, что появилась Линей, она мне подмигивает и готовится к рабочему вечеру.

Ну да, сплошной пластик, хром и соответствующая подсветка но все равно чувствуется застоявшаяся вонь табака, запах спермы, дешевых духов, пролитого пива и тошнотворного отчаяния под маской всеобщего дружелюбия.

Линей давно просекла фишку. Она всегда тщательно скрывает презрение, которое умная образованная молодая женщина непременно должна питать к этим козлам‑клиентам и, как мне кажется, ко мне тоже, хотя всем нам хотелось бы думать, что мы — исключительные, единственные и неповторимые и совсем не похожи на других. Вот Линей и вправду совсем не такая, как большинство, и главное, она все понимает. Она снялась в нескольких порнофильмах, у нее свой сайт в Интернете, ее имя довольно известно в определенных кругах, и теперь клиенты идут у нее косяками. Никаких сутенеров, она сама по себе, и ее улыбка превращается в лед, как только ты переступишь черту. Она не играет в чужие игры, у нее своя игра, и, стало быть, мне она не подходит.

А жаль. Я смотрю на нее, смотрю на то, что она вытворяет ногами и попкой — Таня, шлюха обдолбанная, даже не отдыхает, а просто валяется в коме, — я смотрю на ее загорелые бедра, на ее серебристое мини и понимаю, почему мужики сразу становятся в стойку при виде Линей. Порнофильмы, в которых она снималась, надо включать во все каталоги «Видео почтой».

В конце смены Дьюри подходит ко мне с улыбочкой гимназиста‑олигофрена.

— Колвил хочет с тобой поговорить. Ждет тебя у себя в кабинете. — Ублюдок чуть ли не выпевает слова.

Я знаю, о чем пойдет разговор, и когда я вхожу к нему в офис, то сразу плюхаюсь в кресло напротив Колвила, даже не спросив разрешения. Смотрю на босса в упор: бледная лживая морда, масляные глазки, скользкий бегающий взгляд. Колвил смотрит на меня, как на какую‑то инфузорию‑туфельку. Пододвигает мне через стол конверт. На лацкане его дурацкого серого пиджака — пятно. Неудивительно, что она…

— Твоя зарплата за этот месяц, — объясняет он своим льстивым, я бы даже сказал, подобострастным тоненьким голоском. — А так как ты не доработал две недели до утверждения на штатную должность, то мы не должны тебе никакой компенсации за увольнение. Такие правила, — ухмыляется он.

Я смотрю на него честными глазами.

— Но почему, Мэт, — говорю я, притворяясь расстроенным, — мы же столько всего пережили вместе!

Нет, мой честный взгляд не сработал. Личико нашего малыша Мэти остается бесстрастным, он откидывается на кресле и медленно качает головой.

— Я не раз тебя предупреждал. Мне нужен старший бармен, который всегда на месте. И самое главное, я тебя предупреждал о твоей маленькой сучке, которая приходит сюда и предлагает себя моим клиентам. — Он с омерзением дергает головой, и я слышу смешок Дьюри, который наслаждается этой беседой не меньше Колвила.

— Ну, у них тоже есть члены, по крайней мере мне так говорили, — улыбаюсь я. Снова слышу тихое похрюкивание из‑за спины.

Колвил подается вперед со зверски серьезным выражением на роже. Это — его шоу, и ему не нравится, когда кто‑то его переигрывает.

— Ты, Уильямсон, может быть, и считаешь себя шибко умным, но ты просто дешевка, дерьмо из Хакни.

— Из Айлингтона, — поправляю я. Последний удар был явно ниже пояса.

— Да хрен ли разницы. Мне, знаешь ли, нужно, чтобы мой старший бармен вел здесь мой бизнес, а не использовал это место, чтобы проворачивать свои собственные делишки. Все те подонки, которые здесь сейчас крутятся, шлюхи, бандиты, фаны, порнодельцы, наркодилеры… И знаешь что? Это все началось года два назад, с тех пор как ты здесь работаешь.

— Это же грязная забегаловка с танцами, мудацкий стрип‑клуб. Ясное дело, тут куча подонков толчется. У нас не особенно чистый бизнес! — зло протестую я. — Я привел сюда платежеспособных клиентов. Людей, которые тратят деньги!

— Слушай, шел бы ты лесом. — Он показывает на дверь.

— Я что, уволен?

Улыбка Мэта Колвила становится еще шире.

— Да, и хотя с моей стороны это будет непрофессионально, я все же скажу: я просто счастлив по этому поводу.

Дьюри у меня за спиной снова хихикает. Ну ничего. Сейчас ему станет совсем не смешно. Я смотрю Колвилу прямо в глаза.

— Кажется, пришло время поговорить начистоту. Я регулярно пялю твою жену, уже почти восемь месяцев.

— Что… — Колвил тупо таращится на меня, и я чувствую, что Дьюри у меня за спиной впал в ступор, а потом тихо смылся, кашлянув напоследок, словно извиняясь, что ему пришлось так быстро ретироваться. Колвил на пару секунд лишился дара речи, но все‑таки справился с потрясением, и на его губах заиграла слабая недоверчивая улыбка. Он презрительно фыркает:

— Тяжелый случай, Уильямсон.

— Я ей, кстати, недешево стоил, — говорю я, не обращая внимания на его реплику. — Можешь сам убедиться. Проверь счет на ее кредитке. Отели, шмотки от кутюр. — Я указываю на свою рубашку от Версачи. — Вот на что уплывают денежки. Твои денежки, между прочим.

Страх мелькает у него в глазах, но тут же сменяется яростью.

— Ты, сукин сын. Ты вправду считаешь, что сможешь меня задеть этой чушью? Это же полная…

Я встаю, вынимаю полароидные снимки из внутреннего кармана пиджака и кидаю их на стол.

— Ну, может быть, тебя это заденет. Я держал их на черный день. Лучше один раз увидеть, хых, — подмигиваю ему я, разворачиваюсь на месте и с достоинством прохожу через офис и бар. Волны тревоги вынуждают меня ускорить шаг, когда я выхожу на улицу, но никто не бежит за мной следом, так что я громко смеюсь на задворках Сохо.

Иду по Чаринг‑Кросс‑роуд немного расстроенный — все‑таки только что я потерял самый главный источник регулярных доходов. Пытаюсь утешиться тем, что зато я избавился от геморроя, сопряженного с этой работой, взвешиваю все «за» и «против», думаю о возможностях, которые мне дает эта новая ситуация. Сажусь на поезд на Ливерпуль‑стрит на Центральной линии и еду до Хакни‑Даунз. Выхожу, встаю у низкой стены на станции и смотрю на свое окно. Оно так близко, что, кажется, можно дотронуться до стекла. На стекле столько грязи и пыли, что оно почти черное. Было бы очень неплохо стрясти денег с этих сук с железной дороги, а то их дизельные поезда все засрали. На пути со станции беру новое расписание.

Вернувшись в свой клоповник, я выглядываю из окна этой конурки, которую агенты по недвижимости называют студией. Вот они, англичане: высокопарные и напыщенные по самое не хочу. Кто бы еще додумался назвать эту ночлежку поместьем?! Я охочусь, ловлю рыбу, стреляю дичь, я, Саймон Дэвид Уильямсон из Поместья Банановые Квартиры Лейта. Смотрю вниз, наблюдаю за молодой мамашей с коляской. Мешки у нее под глазами видны мне даже отсюда. Не мешки, а какие‑то чемоданы от Samsonite. Смотрю на нее и пытаюсь понять, какого хрена я переехал на пять сотен миль к югу, на эту мудацкую улицу с мудацким названием Большой Перекресток, где здания трясутся, когда мимо проходит экспресс на Норвич. Смотрю на часы: 6.40, или 18.40, как говорят эти железнодорожники. Точно по расписанию.