112484 (Изучение исторических персоналий на уроках истории в 8 классе (на примере личностей Наполеона Бонапарта, Александра I и Кутузова)), страница 10

Если из всех веденных Кутузовым войн была война, которая могла бы назваться ярким образчиком преступного вмешательства двух коронованных бездарностей в распоряжения высокоталантливого стратега, вмешательства бесцеремонного, настойчивого и предельно вредоносного, то это была война 1805 г., война третьей коалиции против Наполеона, которую Александр 1 и Франц 1, совершенно не считаясь с прямыми указаниями и планами Кутузова, позорно проиграли. Под Аустерлицем 2 декабря 1805 г. последовал полный разгром союзной армии.

Именно после Аустерлица ненависть Александра 1 к Кутузову неизмеримо возросла. Царь не мог не понимать, конечно, что все его страшные усилия взвалить вину за поражение на Кутузова остаются тщетными, потому что Кутузов нисколько не расположен был принимать на себя тяжкий грех и вину за бесполезную гибель тысяч людей и ужасающее поражение. А русские после Суворова к поражениям не привыкли. Но вместе с тем подле царя не было ни одного военного человека, который мог бы сравниться с Кутузовым своим умом и стратегическим талантом. Не было, прежде всего, человека с таким громадным и прочным авторитетом в армии, как Кутузов.

После Аустерлица Кутузов был в полной опале, и только чтобы неприятель не мог усмотреть в этой опале признания поражения, бывший главнокомандующий был все-таки назначен (в октябре 1806 г.) киевским военным губернатором.

Но недолго пришлось ему губернаторствовать. В 1806-1807 гг. во время очень тяжелой войны с Наполеоном, когда после полного разгрома Пруссии Наполеон одержал победу под Фридландом и добился невыгодного для России Тильзитского мира, Александр на горьком опыте убедился, что без Кутузова ему не обойтись. И Кутузова, забытого во время войны 1806-1807 гг. с французами, вызвали из Киева, чтобы он поправил дела в другой войне, которую Россия продолжала вести и после Тильзита,- в войне против Турции.

За 5 лет, прошедших от начала русско-турецкой войны, несмотря на частичные успехи русских, принудить турок к миру все-таки не удалось. Но то, что не удалось всем его предшественникам, начиная от Михельсона и кончая Каменским, удалось Кутузову.(35,367)

Его план был таков. Война будет кончена и может быть кончена, но только после полной победы над большой армией великого верховного визиря. У визиря Ахмет-бея было около 75 тысяч человек: в Шумле -50 тысяч и близ Софии - 25 тысяч; у Кутузова в молдавской армии — немногим более 46 тысяч человек. Турки начали переговоры, но Кутузов понимал очень хорошо, что дело идет лишь об оттяжке военных действий. Шантажируя Кутузова, визирь и Гамид-эффенди очень рассчитывали на уступчивость русских ввиду близости войны России с Наполеоном и требовали, чтобы границей между Россией и Турцией была река Днестр. Ответом Кутузова был, как сказано, большой бой под Рущуком, увенчанный полной победой русских войск 22 июня 1811 г. Вслед за тем Кутузов приказал, покидая Рущук, взорвать укрепления. Но турки еще продолжали войну. Кутузов умышленно позволил им переправиться через Дунай. «Пусть переправляются, только перешло бы их на наш берег поболее»,- сказал Кутузов, по свидетельству его сподвижников и затем историка Михайловского-Данилевского. Кутузов осадил лагерь визиря, и осажденные, узнав, что русские пока, не снимая осады, взяли Туртукай и Силистрию (10 и 11 октября), сообразили, что им грозит полное истребление, если они не сдадутся. Визирь тайком бежал из своего лагеря и начал переговоры. А 26 ноября 1811 г. остатки умирающей от голода турецкой армии сдались русским.

Наполеон не знал меры своему негодованию. «Поймите вы этих собак, этих болванов турок! У них есть дарование быть битыми. Кто мог ожидать и предвидеть такие глупости?» - так кричал вне себя французский император.(19,143) Он не предвидел тогда, что пройдет всего несколько месяцев, и тот же Кутузов истребит «великую армию, которая будет состоять под водительством кое-кого посильнее великого визиря...

Переговоры, открывшиеся в середине октября, как и следовало ожидать, непомерно затянулись. Ведь именно возможно большая затяжка переговоров о мире и была главным шансом турок на смягчение русских условий. Наполеон делал решительно все от него зависящее, чтобы убедить султана не подписывать мирных условий, потому что не сегодня-завтра французы нагрянут на Россию и русские пойдут на все уступки, лишь бы освободить молдавскую армию. Прошел октябрь, ноябрь, декабрь, а мирные переговоры оставались на точке замерзания. Турки предлагали в качестве русско-турецкой границы уже, правда, не Днестр, а Прут, но Кутузов и об этом не желал слышать.

Кутузов пустил в ход все усилия своего громадного ума и дипломатической тонкости. Ему удалось уверить турок, что война между Наполеоном и Россией вовсе еще окончательно не решена, но что если Турция вовремя не примирится с Россией, то Наполеон опять возобновит с Александром дружеские отношения, и тогда оба императора разделят Турцию пополам.(35,369)

И то, что впоследствии в Европе определяли как дипломатический парадокс, свершилось. 16 мая 1812 г., после длившихся долгие месяцы переговоров, мир в Бухаресте был заключен. Россия не только освобождала для войны против Наполеона всю свою дунайскую армию, но сверх того она получала от Турции в вечное владение всю Бессарабию. Но и это не все: Россия фактически получала почти весь морской берег от устьев Риона до Анапы.

Узнав о том, что турки 16(28) мая 1812 г. подписали в Бухаресте мирный договор, Наполеон окончательно истощил словарь французских ругательств. Он понять не мог, как удалось Кутузову склонить султана на такой неслыханно выгодный для русских мир в самый опасный для России момент, когда именно им, а не туркам, было совершенно необходимо спешить с окончанием войны.

Кутузов яснее, чем кто-либо, представлял себе опасность, угрожавшую русскому народу. И когда ему пришлось в это критическое, предгрозовое время вести войну на Дунае, высокий талант стратега позволил ему последовательно разрешать один за другим те вопросы, перед которыми в течение 6 лет становились в тупик все его предшественники, а широта его политического кругозора охватывала не только Дунай, но и Неман, и Вислу, и Днестр. Он распознал не только вполне уже выясненного врага Наполеона, но и не вполне еще выяснившихся друзей, вроде Франца австрийского, короля прусского Фридриха-Вильгельма 111, лорда Ливерпуля и Кэстльри.

Война грянула. Неприятель вошел в Смоленск и двинулся оттуда прямо на Москву. Волнение в народе, беспокойство и раздражение в дворянстве, нелепое поведение потерявшей голову Марии Федоровны и царедворцев, бредивших эвакуацией Петербурга,- все это в течение первых дней августа 1812 г. сеяло тревогу, которая возрастала все больше и больше. Отовсюду шел один и тот же несмолкаемый крик: «Кутузова!»

8 августа 1812 г. Александр принужден был подписать указ о назначении Кутузова главнокомандующим российских армий, действующих против неприятеля, на чем повелительно настаивало общее мнение армии и народа. Вступив в командование армией в августе, Кутузов отступил ближе к Москве. Лишь в 110 км от древней столицы, неподалеку от села Бородино, он решил дать генеральное сражение Наполеону.

Крупнейшее сражение началось 26 августа 1812 года в половине шестого утра. Французы стремились прорваться через центр русских войск и освободить себе путь на Москву. Упорное сопротивление русских солдат сделало это невозможным.

Бородино вселило в Наполеона немалую тревогу, круто изменило все его ближайшие планы. Тотчас почти после битвы, сосчитав свои ужасающие потери, Наполеон отправил приказ маршалу Виктору идти немедленно в Смоленск, а оттуда на Москву. Вплоть до вступления в Москву Наполеон не знал, не даст ли Кутузов новой битвы. Он приказывал стягивать войска поближе к направлению Можайск-Москва. Успокаивая Виктора тем, что русские под Бородином «поражены в самое сердце», он все-таки своими распоряжениями показывал маршалам и свите, что вовсе не уверен в успехе «второй битвы под Москвой». Эта осторожность сменилась самоуверенностью и бахвальством, когда император удостоверился, что Москва покинута и что Кутузов отошел довольно далеко. Но тут он впал в грубую ошибку, крайне преувеличив дальность расстояния между лагерем (где остановился Кутузов со своей армией) и Москвой. С этой иллюзией он довольно долго не желал расставаться. Русская армия приблизилась к деревне Фили. В жизни Кутузова наступил момент, тяжелее которого он не переживал никогда, ни раньше, ни позже. (33, 234)

1 (13) сентября 1812 г. по приказу Кутузова собрались командующие крупными частями, генералы русской армии. Кутузов, потерявший в боях глаз, удивлявший своей храбростью самого Суворова, герой Измаила, мог, разумеется, презирать гнусные инсинуации своих врагов вроде нечистого на руку Беннигсена, укорявших, за спиной, конечно, старого главнокомандующего в недостатке смелости. Но ведь и такие преданные ему люди, как Дохтуров, Уваров, Коновницын, тоже высказывались за решение дать неприятелю новую битву. Кутузов, конечно, знал, что не только ненавидящий его царь воспользуется сдачей Москвы, чтобы свалить свою вину на Кутузова, но что и многие беззаветно ему верящие могут поколебаться. И для того, чтобы сказать слова, которые он произнес к концу совещания, необходимо было мужество гораздо большее, чем стоять перед неприятельскими пулями и чем штурмовать Измаил: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор сохраним надежду благополучно довершить войну, но когда уничтожится армия, погибнут Москва и Россия». До голосования дело не дошло. Кутузов встал и объявил: «Я приказываю отступление властью, данною мне государем и отечеством». Он сделал то, что считал своим священным долгом. Он приступил к осуществлению второй части своей зрело обдуманной программы: к уводу армии от Москвы.

Только те, кто ничего не понимает в натуре этого русского героя, могут удивляться тому, что Кутузов в ночь на 2 сентября, последнюю ночь перед оставлением Москвы неприятелю, не спал и обнаруживал признаки тяжелого волнения и страдания. Адъютанты слышали ночью плач. На военном совете он сказал: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо это спасает армию. Наполеон, как бурный поток, который мы еще не можем остановить. Москва будет губкой, которая его всосет». В этих словах он не развил всей своей глубокой, плодотворной, спасительной мысли о грозном контрнаступлении, которое низринет агрессора с его армией в пропасть.

2 сентября русская армия прошла через Москву и стала от нее удаляться в восточном направлении — по Рязанской (сначала) дороге. Тон отношения двора и царедворцев, а отчасти и кое-кого из штаба к Кутузову после оставления Москвы был дан, прежде всего, в двух исходивших от царя документах: в письме к Кутузову от 7 сентября и в письме к графу П. А. Толстому от 8 сентября. «С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 сентября получил я через Ярославль от московского главнокомандующего печальное известие, что вы решились с армией оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело сие известие, а молчание наше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим ген.- ад. князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь несчастной решимости». Так писал царь фельдмаршалу. А на другой день он писал П. А. Толстому о решении Кутузова: «Причина сей непонятной решимости остается мне совершенно сокровенной, и я не знаю, стыд ли России она принесет или имеет предметом уловить врага в сети».

Тарутинская организаторская деятельность Кутузова была таким подвигом ума и энергии, явилась таким могучим фактором грядущих побед, что она одна могла бы увенчать его лаврами замечательнейшего военного организатора.(31,450)

Кутузов начал немедленно укреплять свою тарутинскую позицию и сделал ее неприступной. Затем Кутузов непрерывно пополнял свою армию, в которой уже перед тарутинским сражением насчитывалось до 120 тысяч человек. Особое внимание уделялось организации ополчения. После Бородина Кутузов мог определенно приравнивать ополчение к таким войскам, которые после сравнительно краткого обучения могли считаться частью регулярной армии. Деятельно собирались запасы. Артиллерия у Кутузова к концу тарутинского периода была гораздо сильнее, чем у Наполеона. По минимальным подсчетам, у русских было от 600 до 622 орудий, у Наполеона - около 350-360. При этом у Кутузова была хорошо снабжена конница, а у Наполеона не хватало лошадей даже для свободной перевозки пушек. Конница французов вынуждена была все более и более спешиваться. Деятельно готовился переход от активной обороны к предстоявшему выступлению.

При таких-то условиях 6 (18) октября 1812 г. Кутузов начал и выиграл бой, разгромив большой наблюдательный отряд Мюрата. Это была победа еще пока только начинавшегося контрнаступления... Победа первая, но не последняя!