Соотношение языка,мышл.,поведения (Всё, что может понадобиться), страница 2

КАТЕГОРИИ МНОЖЕСТВЕНОСТИ И ЧИСЛА В ССЕ И ХОПИ

В нашем языке, который мы называем ССЕ, множественное число и кардинальные числа используются в следующих случаях: для обозначения реальной множественности и для обозначения воображаемой множественности. Можно выразить эту мысль более точно, хотя и не столь кратко: для обозначения воспринимаемых пространственных целостностей и целостностей метафорических. Мы говорим «десять человек» и «десять дней». Десять человек воспринимаются или могут быть восприняты как десять отдельных единиц в едином групповом восприятии⁴, к примеру, десять человек на углу. Но понятие «десять дней» объективно воспринято быть не может. Мы воспринимаем только один день, сегодня, остальные девять (или даже все десять) суть нечто извлечённое из нашей памяти или сконструированное нашим воображением. Если рассматривать «десять дней» как группу, то это будет «воображаемая» группа, ментальный конструкт. Откуда же появляется эта ментальная модель? Как и в случаях причин возникновения пожаров, в основе лежит смешение в нашем языке двух различных ситуаций, к которым прилагается одна модель. Когда мы говорим о «десяти шагах вперёд», о «десяти ударах в колокол» или о любой другой циклической последовательности, «разах» любого типа, мы производим то же действие, что и в случае «десяти дней». ЦИКЛИЧНОСТЬ вызывает восприятие иллюзорной множественности. Но факт подобия цикличности целостности не обязательно возникает благодаря языковому опыту, - в таком случае это подобие имело бы место во всех языках, а этого как раз и не происходит.

Наше ОСОЗНАВАНИЕ времени и цикличности не содержит ничего непосредственного и субъективного - основное ощущение можно выразить как «становящееся позже и позже». Но в привычном для людей-носителей ССЕ мышлении это ощущение скрыто под чем-то в корне отличном, которое, являясь ментальным, не может быть названо субъективным. Я называю это ОБЪЕКТИФИЦИРОВАННЫМ или воображаемым, потому что оно моделируется на основе ВНЕШНЕГО мира. Именно оно отражается в нашем языковом употреблении. Наш язык не различает числа, посредством которых считаются дискретные единства, и числа, которые попросту «считают сами себя». Привычное мышление впоследствии заключает, что во втором случае числа в той же степени выражают счёт «чего-то», как и в первом случае. Это и есть объективизация. Концепты времени утрачивают связь с субъективным опытом «становящегося позже» и объективизируются как счётные ВЕЛИЧИНЫ, в особенности как протяжённости, составленные из более мелких единиц, поскольку длина может быть размечена по зрительно воспринимаемым дюймам. «Временная протяжённость» представляется в качестве ряда однотипных единиц, подобно ряду бутылок.

Языковая ситуация хопи в корне отлична. Множественное число и кардинальные числа используются только применительно к единицам, которые формируют или могут сформировать объективную группу. Воображаемой множественности не существует, вместо этого порядковые числительные употребляются в единственном числе. Выражения типа «десять дней» не употребляются. Их эквивалентом являются утверждения операционного типа, когда один день вычленяется как счётная единица. «Они остались на десять дней» будет звучать как «они остались до одиннадцатого дня» или «они уехали после десятого дня». «Десять дней больше чем девять» превратится в «десятый день наступает позже девятого». Наше понятие «временная протяжённость» воспринимается не как протяжённость, но как отношение между двумя событиями в их последовательности. В отличие от нашей лингвистически обусловленной объективизация единицы сознания, именуемой «время», язык хопи не выработал никакой модели, скрывающей субъективное «становящееся позже», что является сутью времени.

ИМЕНА СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫЕ, ОБОЗНАЧАЮЩИЕ ФИЗИЧЕСКИЕ КАЧЕСТВА, В ССЕ И ХОПИ

Существует два типа существительных, обозначающих физические качества: конкретные и вещественные, напр. «молоко, вода, дерево, гранит, песок, мука, мясо». Конкретные имена существительные обозначают предметы, обладающие определёнными характеристиками: «человек, дерево, палка, холм». Вещественные имена существительные обозначают однородный континуум без ясно выраженных границ. Различие между этими группами закреплено посредством языковой формы, напр. вещественные имена существительные не имеют множественного числа⁵, в английском языке употребляются без артикля, во французском - с партитивным артиклем du, de, la, des.. Различие гораздо более распространено в языке, нежели чем в видимом проявлении реалий. Лишь немногие явления природы представляют собой ни с чем не связанную протяжённость: разумеется, «воздух», зачастую «вода, дождь, снег, песок, камень, грязь, трава». Большинство «веществ», таких как «масло, мясо, ткань, железо, стекло» и пр., мы не считаем «протяжённостями», но определяем их посредством расчленения на части, которые являют собой предмет с чётко очерченными характеристиками. Различие, таким образом, является чем-то наносным, привнесённым в наше восприятие реалий облигаторными языковыми моделями. В большинстве случаев это настолько неудобно, что нам приходится прибегать к разным способам конкретизации вещественных имён существительных посредством разнообразных языковых средств. Частично это достигается при помощи употребления названия предмета, в виде которого нам предстаёт то или иное вещество: «брусок дерева, отрез ткани, кусок мыла, лист стекла», иногда (причём, гораздо более часто) посредством употребления названия ёмкости, в которой содержится вещество: «стакан воды, чашка кофе, тарелка еды, мешок муки, бутылка пива». Это весьма распространённая структура, в которой родительный падеж имеет значение «содержания чего-то в чём-то» ⁶, оказывает воздействие на наше восприятие менее очевидных структур типа «брусок дерева, комок теста» и пр. Структуры очень похожи: конкретное имя существительное плюс маркёр связи (английское of)⁷. В обычном случае маркёр имеет значение «содержит/ся в». В иных случаях он лишь «предполагает» содержание чего-то в чём-то. Таким образом, «комки, ломти, куски, блоки» и пр. в буквальном смысле содержат что-то - «материал», «субстанцию», «вещество» - обозначаемое в приведённых формулах посредством вещественных имён существительных: «вода, кофе, мука». Так что с точки зрения носителей ССЕ философские понятия «субстанции» и «вещества» являются весьма наивными, поскольку они ощутимы и конкретны с точки зрения «здравого смысла».

В языке хопи всё опять-таки по-другому. В нём класс имён существительных выделен формально. Но в этом классе отсутствует подкласс (группа) вещественных имён существительных. Все существительные конкретны, все имеют единственное и множественное число. Наши вещественные имена существительные тем не менее переводятся на хопи, словами, которые также обозначают неопределённые субстанции или объём с зыбкими границами. Они подразумевают неопределённость, но не отсутствие размера и контура. «Вода» обозначает определённую массу или определённое качество воды, а не то, что мы называем «субстанцией воды». Обобщённый характер высказывания выражается посредством глагола или предикатива, а не существительного. Поскольку существительное может быть только конкретным, оно не индивидуализируется дополнительно посредством указания на характер предмета, сделанного из вещества или ёмкости, в которой вещество содержится. Существительное само по себе подразумевает наличие формы соответствующего предмета или ёмкости. Хопи говорят не «стакан воды» ⁸, а ke-yi - «вода», не «лужа воды», а pa-he, не «тарелка кукурузной муки», а nemni’ - «(качество) кукурузной муки», не «кусок мяса», а sik’i - «(какое-то) мясо⁹ ». Язык не испытывает потребности и не имеет аналогий, на основании которых можно было бы выстроить концепцию дуализма лишённого формы вещества и собственно формы. Отсутствие формы выражается без участия существительных, посредством других символов.

ОТОБРАЖЕНИЕ ЦИКЛИЧЕСКИХ ПОНЯТИЙ В ССЕ И ХОПИ

Такие понятия как «лето, зима, сентябрь, утро, полдень, закат» для нас являются именами существительными и с языковой точки зрения мало чем отличаются от других существительных. Они могут выступать в роли подлежащего и дополнения, и мы говорим «на закате» или «в сентябре» ¹⁰ так же, как говорим «на углу» или «в саду» ¹¹. Как мы убедились, они являются счётными и имеют форму множественного числа. Таким образом, наше представление о референте этой группы существительных можно считать объективизированным. В случае отсутствия объективизации мы бы имели дело с субъективным представлением о реальном времени, т.е. с сознанием того, что «становится позднее и позднее» или с обычным понятием «фазовости» или «цикличности», которое заключается в том, что каждый последующий отрезок помещается вслед за предыдущим в определённой временной последовательности. Поместить их рядом в одной пространственной (т.е. зрительно воспринимаемой) протяжённости можно лишь при помощи воображения. Однако, сила языковой аналогии столь велика, что мы объективизируем циклические понятия именно таким образом. Мы делаем это даже когда говорим «фаза» или «фазы» вместо того, чтобы, примеру, сказать «фазирование» или «фазообразование» ¹². А модель восприятия конкретных и вещественных имён существительных, результатом чего становится дихотомическая структура «бесформенное» - «формообразующее», имеет настолько обобщённый характер, что она считается внутренне присущей всем существительным без исключения, и, соответственно, распространяется в том числе и на самые обобщённые понятия, выражающие категорию бесформенности, такие как «субстанция, вещество», посредством которых мы вербализуем второй («бесформенный») член дихотомической оппозиции, при помощи которого обозначается весьма широкий круг явлений. Но даже эти понятия носят недостаточно обобщённый характер для выражения категорий фазовости и цикличности, которые вербализуются при помощи специально созданного «бесформенного» конструкта под названием «время». Мы создали его, переведя понятие «какое-то время», «некоторое количество времени» ¹³, т.е. определённый отрезок, одну из фаз, один из циклов, в разряд обобщённых понятий, так же как понятие «некое лето» ¹⁴ стало понятием «лето вообще», т.е. начало употребляться по модели несчётных существительных. Следовательно, употребляя формулу, созданную на основе нашей дихотомической структуры, мы можем говорить о «моменте времени, секунде времени, годе времени». Позвольте мне ещё раз подчеркнуть, что в данном случае мы используем ту же модель, что и в выражениях «бутылка молока» или «кусочек сыру». Таким образом, мы сами себя подталкиваем к тому, чтобы воспринимать «лето» как нечто содержащее или состоящее из тех-то и тех-то фрагментов, обладающих качеством «времени».

В языке хопи все слова, обозначающие определённые циклы или фазы, являются не существительными, а чем-то похожим на наши наречия, если использовать наиболее близкую аналогию из области ССЕ. Они образуют особую часть речи, отличную от существительных, глаголов и даже от других «наречий» языка хопи. Такого рода слово не является падежной формой или локативной моделью подобно «des Abends» или «утром». Оно не содержит морфем типа «в доме» или «на дереве» ¹⁵; оно означает «когда на улице утро» или «когда утренняя временная фаза пребывает в процессе континуума». Эти слова, обозначающие временные протяжённости, не употребляются как субъекты и объекты, как подлежащие, обстоятельства и дополнения, т.е. что бы то ни было подобное существительным. Хопи не говорят «жаркое лето», но «это лето является жарким» ¹⁶; понятие «лето» не содержит семы «жара»: оно является таковым лишь КОГДА возникают условия жары, КОГДА стоит жара. Хопи говорят не «это лето», а «лето сейчас» или «лето в настоящий момент». Объективизация субъективного восприятия длительности понятия как качества, протяжённости, пространства отсутствует. О времени не предполагается ничего, кроме вечного «становления позднее». Соответственно база для возникновения характеризующегося «бесформенностью» понятия «времени», подобного нашему, отсутствует.

ВРЕМЕННЫЕ ФОРМЫ ГЛАГОЛОВ В ССЕ И ХОПИ

Трёхчленная система времён в ССЕ окрашивает всё наше представление о времени. Эта система вливается в более обширную систему объективизации субъективного опыта восприятия понятия протяжённость, что выливается в образование соответствующих языковых моделей, о которых речь шла выше, проявляющейся в дихотомической оппозиции, свойственной существительным вообще, в системе существительных, входящих в семантическую группу «время», в правилах счётности и образования множественного числа. Эта объективизация узаконивает наше представление о «рядоположенности временных единств». Представление о времени как о некоем ряде сочетается с ТРЁХчленной системой грамматического времени, в то время как ДВУчленная система - раньше/позже - гораздо больше соответствует объективно присутствующему в сознании носителя чувству протяжённости. Исследовав сознание, мы не найдём там прошлого, настоящего и будущего - вместо этого мы столкнёмся с неким обобщённым единством. ВСЁ находится в сознании, и всё в сознании СУЩЕСТВУЕТ, и существует в совокупности. В сознании присутствует чувственное и внечувственное. Чувственное - то, что мы воспринимаем, т.е. видим, слышим, осязаем, - формирует понятие «настоящее», в то время как в сфере внечувственного образуется, с одной стороны, огромный воображаемый мир воспоминаний - «прошлое», и, с другой стороны, царство веры, предчувствия и неопределённости - «будущее». Но ощущение, воспоминание и предвиденье функционируют в сознании единовременно: нельзя сказать, что одно лишь «имеет произойти», а другое «было и прошло». Когда в этот мир вторгается реальное время, сознание воспринимает его следующим образом: «нечто становится позже», безвозвратно изменяя определённые отношения. В этом «опозднивании» ¹⁷ или «продолжении», судя по всему, главным является противопоставление самого свежего, последнего проявления определённой субстанции, находящейся в фокусе нашего внимания, и всего остального - того, что было раньше. Реально отражая действительность, языки прекрасно обходятся формами, выражающими два времени в соответствии с этой основной оппозицией - «раньше» и «позже». Разумеется, мы можем СКОНСТРУИРОВАТЬ И ВНЕДРИТЬ В СОЗНАНИЕ трёхчленную систему прошлое/настоящее/будущее в объективизированном виде неких точек на некоей прямой линии. Именно этого требует тенденция к объективизации, именно это отражает наша система времён.