Романтизм-к-ный феномен (Всё, что может понадобиться)

XXI. Модели культуры Нового времени:

романтизм, как культурный феномен XIX века.

1. Критика Просвещения и предпосылки возникновения романтизма.

Постепенно вызревающий в европейской культуре последних

десятилетий ХVIII века кризис Просвещения, связанный с

осознанием противоречивости и парадоксальности просвети-

тельского идеала, вызвал к жизни целый ряд весьма необычных

историко-культурных явлений, явно свидетельствующих о вы-

растающем из переживания этого кризиса предчувствии больших

перемен. Этот внутренний сдвиг в самосознании европейской

культуры, поначалу едва заметный, становится к концу столе-

тия все более явным; о нем свидетельствует обращение выдаю-

щихся умов эпохи к напряженному поиску альтернативы, к по-

пыткам противопоставить обнаружившему свою бесперспектив-

ность рационалистическому пафосу Просвещения некоторую но-

вую систему ценностей. Критическое отношение к основным ус-

тановкам просветительского движения во многом определяет

своеобразие философских, эстетических, религиозных новаций,

предваряющих своим появлением глубокий духовный переворот в

западной культуре. Главным объектом критики становится

здесь сам авторитет разума, ценность рациональных методов

постижения как таковых.

Наиболее наглядное и последовательное выражение это дви-

жение отталкивания от просветительского рационализма нашло

в философии конца ХVIII века. Еще в период расцвета просве-

тительского движения замечательный шотландский мыслитель

Дэвид Юм (1711-1776) в своих теоретико-познавательных трак-

татах подвергает последовательной скептической деструкции

понятия, лежащие в основании всякого рационального мышле-

ния, такие, например, как понятие причинной связи. Юм не

видит никаких веских оснований для признания объективно

достоверными рациональных суждений о причинно-следственной

связи между явлениями : все подобные суждения, по его мне-

нию, основаны всего лишь на случайной ассоциации впечатле-

ний по их сходству или смежности в пространстве и времени.

Скептицизм Юма безграничен; на ассоциации отдельных, не

связанных друг с другом впечатлений (идей) основаны, по его

мнению, не только наши представления о связях между предме-

тами и явлениями, но и сами представления о предметах и да-

же наше представление о нас самих. На самом деле невозможно

ничего утверждать с достоверностью ни о существовании пред-

метов, ни даже о существовании нашего собственного Я; все

это - лишь случайные, произвольные соединения отдельных

фрагментов опыта - идей.

Несколько иные формы выражения нашли антирационалисти-

ческие тенденции в культуре Германии. Если позиция Юма в

отношении разума - скептическая, то пафос формирующейся в

просветительской Германии "философии чувства и веры",

представленной такими значительными мыслителями, как Фрид-

рих Генрих Якоби (1743-1819) и Иоганн Георг Гаманн

(1730-1788), состоит в поиске позитивного противовеса раци-

онализму просветителей. Основной смысл критики рационализма

Якоби и Гаманном можно условно свести к следующему сообра-

жению : всякое рациональное знание получается путем умозак-

лючения из некоторых посылок, однако сами посылки, в свою

очередь, тоже должны быть получены тем же способом, поэто-

му, пока мы опираемся на рассудок, мы никогда не достигнем

достоверного основания истинности нашего знания (ведь каж-

дое основание должно быть доказано с помощью других).

По-настоящему достоверным, заключает Якоби, является непос-

редственное, то есть не основанное на доказательстве, зна-

ние. Таким непосредственным знанием, по мнению Якоби и Га-

манна, могут быть только чувство и вера. Претензии просве-

тительского разума на роль критерия истины чрезмерны, как

бы говорит "философия чувства и веры", разум не самодоста-

точен, но всегда имеет в основании своих доказательств веру

или непосредственное чувственное переживание.

Появление подобных философских высказываний весьма крас-

норечиво свидетельствовало о том, что идеи Просвещения в

значительной степени утратили и свою действенность, и свое

влияние. Впоследствии эта критическая работа нашла своего

великого завершителя в лице Иммануила Канта (1724-1804),

который во многом подвел итоги Просвещения и вместе с тем

осуществил одну из первых попыток выйти за пределы просве-

тительского образца.

Сходные процессы можно наблюдать и в западноевропейском

искусстве конца ХVIII века. Можно было бы привести множест-

во разных примеров, но, пожалуй, самые наглядные дает лите-

ратура. Посмотрим хотя бы на некоторые совершенно новые яв-

ления в этой области.

Одним из этих явлений был возникший параллельно с клас-

сицизмом и во многом от него отталкивавшийся сентимента-

лизм, нашедший законченное выражение в художественном твор-

честве Жан-Жака Руссо (1712-1778) во Франции, прозе Лоренса

Стерна (1713-1768) в Англии и так называемой литературе

движения "бури и натиска" ( в нем принял участие и молодой

И.В.Гете) в Германии. Сентиментализм противопоставил рацио-

нально-нормативному сознанию просветителей пристальное вни-

мание к прихотливой неповторимости конкретной индивидуаль-

ности, не укладывающейся в рамки каких бы то ни было разум-

ных предписаний. В сентиментализме на смену характерному

для Просвещения преклонению перед преобразующей мощью разу-

ма приходит культ естественности и оправдание эмоционально-

го порыва (отсюда особое значение любовных коллизий в про-

изведениях сентименталистов; одним из самых ярких образцов

может послужить в этом отношении "История кавалера де Грие

и Манон Леско" аббата Прево); на смену педагогически-нази-

дательному духу просветительской прозы - напряженное всмат-

ривание в глубоко индивидуальные особенности внутренней

жизни человека, интерес к "изгибам души" (не случайно так

распространен в литературе сентиментализма прием ведения

повествования от первого лица и жанр исповеди, классический

образец которого дал Руссо). В этом смысле сентиментализм

был вызовом Просвещению, бунтом против его рационалистичес-

кой однозначности.

Другим характерным симптомом разложения просветительско-

го мышления было возникновение в европейской литературе та-

кого странного жанра, как готический роман (среди крупней-

ших представителей можно назвать Анну Радклифф, М.Г.Льюиса,

Ч.Р.Метьюрина) с его повышенным интересом ко всему иррацио-

нально-фантастическому, необъяснимому и таинственному, воп-

лощавшемся в многочисленных историях о духах, призраках и

привидениях, с его мистически-мрачной демонической атмосфе-

рой и непременной темой непостижимой власти рока. В готи-

ческом романе привычная, обыденная действительность словно

бы раскрывала перед читателем другую, скрытую свою сторону;

рядом с понятным, рациональным измерением в реальности об-

наруживалось иное - загадочное, необъяснимое, потусторон-

нее. Сюжеты готических романов словно бы демонстрировали

ограниченность и недостаточность просветительского предс-

тавления о мире как разумном целесообразном целом и бесси-

лие разума при столкновении с "ночной", иррациональной сто-

роной жизни.

Разочарование в ценностях Просвещения сильно сказалось и

на религиозном сознании Европы. Уже в самом начале ХVIII

века в Германии возникает движение пиетизма, своеобразный

аналог сентиментализма в сфере религии. Пиетизм был реакци-

ей на формальный и рационально-догматический дух, преобла-

давший в религиозном мышлении эпохи Просвещения. Пиетист-

ские проповедники (Ф.Шпенер, А.Франке) призывали к обновле-

нию протестантской религии через оживление непосредственно-

го индивидуального религиозного чувства, через пробуждение

в верующем внутреннего эмоционального переживания связи с

Богом. Этот пафос высвобождения религиозного чувства из

оков рациональной богословской догматики и культивирование

личного благочестия (само название движения происходит от

латинского pietas - "благочестие"), роднящие пиетизм с ран-

ней Реформацией, ставили его в один ряд в другими культур-

ными явлениями, свидетельствовавшими о постепенно совершав-

шемся в европейском сознании переходе от норм и стереотипов

эпохи Просвещения к какому-то совершенно новому типу мышле-

ния.

2. Становление романтизма.

Уже из приведенных немногочисленных примеров видно, что

неудовлетворенность просветительским мировоззрением долгое

время не выливалась в сколько-нибудь определенную мировозз-

ренческую альтернативу. Для этого требовалась большая ду-

ховная работа по переосмыслению всех сторон проекта, пред-

ложенного Просвещением, и формированию столь же широкого и

всеобъемлющего проекта преобразования всей западноевропейс-

кой культуры на иных, не просветительских, началах. Склады-

вание новой культурной модели в европейском сознании было

подготовлено, с одной стороны, критикой Просвещения и раз-

личными попытками преодоления его установок (здесь огромную

роль сыграли такие важные фигуры, как Гете, Шиллер и Бетхо-

вен, о чем, к сожалению, нет места говорить подробнее), а с

другой, внутренним конфликтом, выявившимся в самом просве-

тительском мышлении. Этот внутренний конфликт, проистекаю-

щий из конфликтного характера самой преобразовательной ус-

тановки просветителей и постепенно нараставший в последние

два десятилетия ХVIII века, в конце концов пришел к внезап-

ному и катастрофическому разрешению, резко обозначившему

конец культуры ХVIII столетия. Таким разрешением стала Ве-

ликая Французская революция (1789-1794); в ней нашли свое

воплощение и вместе с тем обнаружили свою парадоксальность

и двойственность самые дерзкие притязания просветительской

идеологии.

Поворотное значение Великой Французской революции не

только в политической, но и в культурной истории Европы

становится ясным уже при первом взгляде на ее историю и ее

итоги. Попытка реализации идеалов Просвещения вскрыла всю

непоследовательность и противоречивость этих идеалов :

преклонение перед разумом и прославление рациональной целе-

сообразности обернулось волевым революционным порывом,

борьба за восстановление естественных прав человека - безу-

держным и бессмысленным террором, организованным и проду-

манным со всей полнотой хладнокровного цинизма (недаром од-

ним из страшных символов революции стала новая, "рационали-

зированная" процедура казни с применением специально сконс-

труированной машины - гильотины), моралистический ригоризм

- политическим прагматизмом якобинства. После всех этих не-

ожиданных метаморфоз главные идеологемы Просвещения уже не

могли играть в западном сознании ту роль, которая принадле-

жала им до революции.

Вместе с тем революция принесла с собою и много принци-

пиально нового. Прежде всего, открытием был сам революцион-

ный способ разрешения политических ( и не только политичес-

ких) проблем. Революция явилась в глазах ее современников

демонстрацией того, что настоящее решение насущных вопросов

- в действии, а не в осмыслении, что подлинное преобразова-

ние должно быть непосредственным преобразованием самой жиз-

ни, а не человеческих представлений о ней. Это открытие

оказалось судьбоносным и для всего дальнейшего политическо-

го развития Европы (на протяжении ХIХ века революции в Ев-

ропе следовали одна за другой), и для ее духовной истории.

Французская революция, органично вытекавшая из Просвещения,

как бы взорвала его изнутри. Европейский мир вновь перестал

быть стабильным, пришел в движение; в такое же движение

приходит в самом начале ХIХ века и европейское сознание.

Этот пафос движения, изменения, становления и был главным,

что внесла революция в культурное сознание ХIХ столетия.

Показателен тот факт, что подавляющая часть европейской об-

щественности сразу восприняла начало революции во Франции

как начало новой эпохи. Интуиция оказалась верной; револю-

ция не только подвела черту под эпохой Просвещения, но

спровоцировала и ускорила формирование нового образца, но-

вой системы категорий в европейской культуре. Эта новая

система ценностей нашла свое выражение в широком общеевро-

пейском культурном движении, получившем наименование "ро-

мантизм".

Становление романтизма, непосредственно исторически свя-