74285 (Особенность духовной поэзии в русской литературе)

ВВЕДЕНИЕ

Цель: исследовать особенности духовной поэзии в русской литературе рубежа веков, а также истоки духовной поэзии.

Для этого необходимо решить следующие задачи:

1. выявить теоретические представления исследователей о духовной поэзии как понятии;

2. проанализировать духовную лирику поэтессы Елизаветы Юрьевны Кузьминой-Караваевой на примере её стихотворений;

3. проанализировать духовную лирику поэта Бориса Леонидовича Пастернака на примере его стихотворений;

4. проанализировать духовную лирику поэта Александра Александровича Блока на примере его стихотворений;

5. сделать выводы о том, какое место и значение имеет духовная тематика в лирике Б. Пастернака, матери Марии и А. Блока.

Прежде всего, обратимся к тому, что же такое духовная поэзия, какой смысл вкладывали в это понятия исследователи духовных стихов.

Борис Соколов, автор статьи о духовных стихах в Литературной энциклопедии 1930-го года издания, так определяет понятие духовные стихи: "Духовные стихи — эпические, лирико-эпические или чисто лирические песни религиозного содержания." Далее исследователь пишет, что духовные стихи являются древнеисторическим явлением: "В старину носителями и вероятно слагателями многих духовных стихов были "калики" — пилигримы, путешественники по святым местам. Паломничество в Иерусалим, Царьград и другие святые места в русское средневековье приобретало порой стихийный массовый характер, так что церковной и светской власти приходилось принимать против него ряд запретительных мер. Ни в коем случае нельзя считать, чтобы паломники выходили исключительно из "низов" общества; главарями "каличьих дружин" часто бывали представители высших правящих классов как светских, так и церковных." Автор статьи также говорит, что духовные стихи имели характер, сходный с былинами и называет такие древнерусские произведения как былины о Голубиной книге, об Егории Храбром, о Фёдоре Тироке, об Анике воине. В этих произведениях идёт речь о вымышленных персонажах и вымышленных событиях, но то, что описывается в них, имеет определённо религиозный характер. Например, в Голубиной книге (название от слова "глубина", т. е. это книга глубокой премудрости) говорится о создании мира, о том, оттуда взялись ветер, солнце, звёзды и другие явления, а та же о том, кто и что является самым главным на земле. Мне бы хотелось обратить немного внимания на это произведение. Голубиная книга, Стих о Книге Голубиной (или Глубинной — от глубины премудрости, в этой книге заключающейся; св. Авраамия Смоленского, жившего в конце XII и начале XIII века, обвиняли в чтении Глубинных книг; голубиной книга стала называться у народа под влиянием известного символа Святого Духа) — одно из важнейших и распространеннейших произведений нашей духовно-народной литературы. Он дошёл до нас более, чем в 20 вариантах, из которых иные отличаются друг от друга весьма значительно [16 вариантов напечатаны у Бессонова в книге "Калики Перехожие" (М., 1861 г. I, 269—378); 5 в "Сборнике русских духовных стихов" Варенцева (СПб., 1860 г., 11-40); 2 в "Летописях русской литературы и древности" Н. С. Тихонравова (II, 41 и 64) и 1 в "Известиях Академии наук по отделению русского языка и словесности" (III, 47)]. Такая популярность стиха объясняется тем, что он давал нашим неграмотным предкам ответы на самые важные космогонические вопросы и вместе с тем удовлетворял пытливости их фантастически настроенного ума относительно нынешнего состояния вселенной и разных любопытных предметов, имеющихся на земле. В большей части вариантов стих начинается с эпического введения, в котором рассказывается, как в городе Иерусалиме при царе Давиде Евсеевиче из тучи с небес выпадает книга громадных размеров, к которой никто не решается приступиться. Представление о небесной книге за семью печатями, заключающей в себе все мировые тайны встречается уже в Апокалипсисе, главе 5.

В этом же введении упоминается сын Давида Соломон как наиболее известный представитель всякой премудрости и старец Захария, в котором, вероятно, слиты два лица: отец Иоанна Предтечи, наиболее известный из священников иерусалимских, и пророк Захария. Наконец, в том же введении говорится о 40 царях, 40 князьях и пр., которые съехались к Голубиной книге (сорок есть эпическое число русской поэзии), и о том, как Давид вступает по поводу книги в беседу с царем Волотом Волотовичем, по другим — Волотоманом Волотомановичем, Володимиром Володимировичем, Малодумаром Малодумаровичем и прочими. Владимир — эпический князь, является заменой чужого и чудного имени, а Малодумар есть попытка осмыслить это имя и противопоставить премудрому Давиду, автору мудрейшей книги Псалтыри, малодумного совопросника. Главная часть стиха заключает в себе ряд вопросов, которые задает Волот или Волотоман Давиду, и ответов последнего "по памяти, как по грамоте"; вопросы касаются происхождения мира (Отчего зачался у нас белый свет? Отчего зачалось солнце красное? и пр.), природы человека (Отчего взяты телеса наши? Отчего зачались кости крепкие? и пр.), происхождение сословий (Отчего у нас в земли цари пошли? Отчего зачались князья-бояры? и пр.) и потом лучших или первых в своем роде вещей (Которая земля землям мати? Который царь над царями царь? и пр.). Главнейшим источником этой части стиха служит чрезвычайно распространенный в нашей древней письменности памятник, известный под именем "Беседы трёх святителей". Воспользовавшись отчасти самой беседой, отчасти её источниками, как материалом, стих о Голубиной книге переработал этот материал по-своему, в чисто народном духе, причём он удержал, даже усилил строго христианское воззрение (все производится от самого Христа, Царя небесного), но факты и в особенности имена естественно подверглись в устах певцов искажениям. Вследствие этого каждый из основных ответов Давида может представить материал для целого исследования, которое выяснит ту или другую сторону мировоззрения любознательного русского простонародья и её часто очень сложный генезис.

Далее Борис Соколов пишет: "Расцвет лиро-эпических и, главным образом, лирических стихов падает на XVII и позднейшие века в связи с развитием старообрядчества и сектантства. По форме своей эти духовные стихи стоят в связи с расцветшей у нас под влиянием юго-западной литературы "виршевой" поэзией и носят характерные названия "псальм" и "кантов". Эти духовные стихи наряду с устной традицией, широко распространены были уже в XVII в. в рукописных тетрадках и даже цельных сборниках.

Большое количество старообрядческих стихов касается тем о пришествии антихриста и кончине мира, о соблазнах мира и бегстве для спасения в "пустыню" с восхвалением пустынного жительства, благодетельного значения смерти, призывом к ней (в частности, в некоторых сектах в виде самосожжения). Особую группу старообрядческих духовных стихов занимают стихи с историческим содержанием из жизни старообрядчества и его толков: об осаде Соловецкого монастыря, о разорении скитов, о преследовании старообрядцев, об отдельных старообрядческих учителях (например, об Андрее Денисове и др.), об идеях, служивших предметом раздора между отдельными толками (например, вопрос о браке и безбрачии). Целый цикл старообрядческих духовных стихов имеет сатирический обличительный характер: обличение недостатков жизни, обычаев, гражданских порядков и всякого рода "новшеств" господствовавшей церкви, а также обличение недостатков старообрядческой бытовой жизни. Наконец, имеются многочисленные духовные стихи на религиозно-исторические и нравоучительные темы: о наказании, молитве, загробном мире и прочем.

Большим запасом религиозных песен, стихов, "роспевцев" владеют русские мистические секты (хлысты, "люди божьи", "Новый Израиль", скопцы и многие другие). Песни эти далеко еще не собраны во всей полноте. Многие из них имеют характер импровизации, а поэтому варианты сектантских стихов часто сильно отличаются друг от друга и по содержанию и по форме. Многие из этих Д. с. говорят о различных деятелях сектантства ("христах", "богородицах", "архангелах", "пророках", "святых" и других чинах сектантской иерархии), об их судьбах, гонениях, заключениях, "страдах", молитвенных обращениях сектантов к своим "батюшкам" и "матушкам" и пр. Немало стихов посвящено аллегорическим изображениям сектантской церкви в образе сада с древами кипарисными, с находящимися в нем реками, горами, с населяющими его птицами, в образе корабля, плывущего по морю житейскому, и пр. Другие сектантские песни касаются общих религиозных и нравственных тем, в частности умерщвления плоти, отношений между сектантами и несектантским "миром", призыва к терпению и пр. Особый интерес представляют сектантские песни, соединенные с обрядовым культом, с радениями (тоска по радению и призыв на него, радельные молитвы, изображение радения, изречение судьбы и пр.). При новой записи этих сектантских песен должно быть обращено особое внимание на точное и объективно-научное описание радения и всех его моментов; это тем более необходимо, что в бывших до сего времени печатных сведениях о сектантах слишком много имеется данных неточных, часто тенденциозно изложенных, особенно в сведениях, доставленных православными миссионерами и старой судебной и полицейской властью. Интересны наблюдения над экзальтирующим воздействием сектантских духовных стихах на участников радения (ср. сектантское выражение "Песенка — к богу лесенка")". Таким образом, можно заключить, что духовные стихи имеют не только православную направленность. Духовные стихи – это лирические произведения, религиозного содержания со всем множеством тематик, мыслимых и немыслимых, соответствующих правде и не соответствующих ей, приносящие пользу душе и приносящие ей вред и посвящённых как Господу Богу, так и врагам нашего спасения. Но в данной работе мы не будем уделять много внимания неправославной духовной поэзии, а обратимся именно к православным лирическим сочинениям.

Ещё один учёный Г. П. Федотов пишет: исследования показали, что в основе духовных стихов всегда лежали книжные повести, более или менее церковного происхождения. Почти во всех случаях источники их находятся или в Священном Писании (вернее, в церковных чтениях на тексты Писания), в житиях святых или в различных апокрифах. Следовательно, первоначальными авторами стихов должны были быть люди или книжные, или, по крайней мере, если не начитанные, то наслышанные в церковной письменности. Однако свобода обращения их с церковными текстами и многочисленные искажения источников ставят их под чертой книжности, ниже среднего уровня древнерусской интеллигенции. Если под народом понимать низшие культурные слои его, то слагатели духовных стихов принадлежат не к народу, к народной интеллигенции. Переходя от неведомых нам творцов к современным исполнителям, мы приходим к тому же выводу. Духовный стих живет не в широких народных массах, подобно сказке или пословице. Его носителем (параллель к былинному эпосу) является класс профессиональных певцов, одаренных и обученных. Самый быт этих певцов, так хорошо описанный Максимовым, приводит их постоянно в соприкосновение с церковью. Чаще всего слепцы, с мальчиком-поводырем, они обходят храмы и монастыри во время приходских праздников и исполняют свои стихи у церковных стен среди собравшейся на богомолье толпы. В самих храмах или в монастырской трапезной, прислушиваясь к уставным чтениям, они, подобно их предкам, могут черпать вдохновение к новым темам: даже апокрифы в старину были широко распространены в монастырских библиотеках. Таким образом, изучение религиозного содержания духовных стихов ведет нас не в самую глубь народной массы, не в самую темную, близкую к язычеству, среду ее, но к тем высшим ее слоям, где она тесно соприкасается с церковным миром. Духовные певцы являются посредниками между церковью и народом, они переводят на народный язык то, что наиболее поражает их воображение в византийско-московском книжном фонде православия. Еще Пономарев предостерегал от опасности смотреть на идейное содержание стихов как на "общее достояние народа". Как ни поразительно искажение христианских элементов в духовных стихах, уровень религиозных знаний в широкой массе должен быть еще ниже этой полуцерковной интеллигенции. Это необходимо иметь в виду, если смотреть на стихи как на источник для реконструкции народной веры. С этим первым ограничением, вытекающим из профессионального характера носителей русской духовной поэзии, связаны и дальнейшие.

Бродячие певцы, живущие подаянием, принадлежат к классу убогой, нищенствующей Руси, и это не могло не отразиться на их социальном идеале. Высокая оценка нищенства и бедности, конечно, является общенародным и даже общехристианским достоянием, но особое ударение, особо любовная трактовка этой темы в стихах объясняется, может быть, социальным происхождением сказителей. Два самых излюбленных стиха служат прославлению нищенства: стих о Лазаре и о Вознесении.

Бесполезно было бы искать в этой поэзии отражения хозяйственного, крепкого идеала зажиточных слоев крестьянства, без которого понимание русской религиозности было бы неполным ("иосифлянство").

С другой стороны, деформация материала вытекает из самой природы художественного творчества. Певец всегда чуть-чуть меняет, иногда и ломает данный ему материал ради своей художественной правды, своего особого видения, а то и просто ради требований ритма и звуковой гармонии. Может быть, в прозе он сам никогда бы не сказал того, на что дерзает в стихе. В поэзии его несет иная сила, отличная от его личной веры, навязывая ему требования особой художественной школы и ее стиля. Это значит, что не всегда деформацию церковной традиции мы можем объяснять невежеством и тем менее относить ее ко всей массе говорящего прозой народа. Удививший нас образ, богословски, может быть, нелепый, должен быть истолкован не отдельно взятый, а в связи со всем родственным ему комплексом ассоциаций. Но если все эти условия происхождения духовных стихов ограничивают их значение для народной религиозности в целом, то их художественность сама уже широко раздвигает эти границы. Духовные стихи в своих лучших образцах достигают огромной, потрясающей силы. Если можно говорить о гениальности в применении к "безличному" народному творчеству, то здесь мы имеем дело с созданием народного гения. Во всяком гениальном создании искусства сквозь личную и социальную природу художника зримо проступает гений нации. Делая все необходимые оговорки, мы все же можем искать в духовных стихах выражения глубочайших подсознательных стихий религиозной души русского народа — с не меньшим правом, чем в созданиях великих писателей XIX века. Ибо в них мы имеем дело с устойчивой многовековой школой, которая, питаясь церковным вдохновением, обращается к самой широкой массе и должна удовлетворять ее, — школой, которая не знает, подобно литературе образованной интеллигенции, трагического раздвоения между религией и культурой.

Но духовные стихи не всегда были плодом творчества народа. С распространением письменности на Руси, повышением грамотности, появляются и те, кто начинает профессионально заниматься написанием стихов на духовную тематику. Первыми среди них стали Симеон Полоцкий (1629 – 1680) и его ученик Сильвестр Медведев (1641 – 1691).