72936 (Готические романы Анны Рэдклиф в контексте английской литературы и эстетики XIX века), страница 5

Таким образом, мастерской конструкцией диалогов Рэдклиф воздает должное творчеству почитаемого ей Шекспира, цитаты из которого она нередко предпосылает в качестве эпиграфа главам своих романов.

В связи с диалогами будет логично упомянуть и о стилистической окрашенности речи персонажей Рэдклиф. Так, мы отмечаем, что речь основных героев не индивидуальна и не отличается по стилю и лексике от книжного стиля авторской речи. Речь слуг, традиционных комических персонажей романов Рэдклиф, носит разговорную окраску: в ней преобладают типичные разговорные конструкции. На наш взгляд, это мотивируется тем, что функцией слуг (например, Питера из «Романа в лесу») является оттенение своим тупоумием, суеверием, неграмотной и «низкой» речью возвышенности чувств, благородства и впечатлительности центральных героев. Для иллюстрации стилистической окраски речи героев приведем нижеследующие примеры.

Речь Аделины, главной героини «Романа в лесу»: «Вы, сэр,… однажды спасли меня от самой неминуемой опасности, и с той поры ваше доброе сердце оберегает меня. Не лишайте же меня права быть достойной вашего расположения… я буду сторицей вознаграждена за ту малую опасность, какая может грозить мне, ибо радость моя будет по меньшей мере равна вашей» ³⁵.

Речь Питера, слуги: «Так ведь, хозяин, кажись, у меня умишка хватает мошенника на чистую воду вывести и не дозволить, что он вас облапошил» ³⁶.

Таким образом, контраст между книжной речью главных персонажей и разговорно-просторечной слуг очевиден даже в переводе. На наш взгляд, здесь не наблюдается новаторства, можно говорить лишь о традиции и, скорее всего, о традиции все того же Шекспира и других драматургов эпохи Возрождения, стилистически маркирующих речь господина и слуги.

При анализе образов Рэдклиф, наблюдается некая самостоятельность героев, их способность своей волей и силой характера организовать сюжет и раскручивать интригу по непредсказуемому плану, постепенно устраняя автора из произведения. Здесь мы имеем дело с еще одним немаловажным открытием Рэдклиф в области сюжета и психологической атмосферы романов: она изменила художественную систему романа в направлении драматизации, то есть активно использовала принцип напряженности, который имел огромную силу эмоционального воздействия на читателя. Существенным достижением в творчестве Рэдклиф является умелое освещение отдельных сцен, способствующее нагнетанию драматизма в повествовании. Напряжение достигает крайнего предела, подчиняет себе характер и становится главным мотивом повествования, а событиям как таковым отводится второстепенная роль. Ощущение смутной угрозы, ирреальность окружающего мира усугубляют частые переходы от авторской точки зрения к точке зрения персонажей. Атмосфера напряженности и обостренности восприятия создается нечеткими, сумеречными формами, пугающими звуками в зловещей тишине, блужданием сознания героев между явью и сновидением, причем в снах своих персонажей Рэдклиф допускает пророческое прозрение прошлого или будущего. Напряженность романов Рэдклиф сочетает в себе таинственность, неизвестность, двусмысленность, которые становятся определяющими принципами ее творчества и составляют важную часть ее художественного мира.

Если говорить об особенностях композиции, то необходимо отметить, что структурная форма авантюрных романов Рэдклиф выдержана в так называемой технике «тайны». Если тайна в романах предшественников Рэдклиф – Г.Уолпола и К.Рив, как правило, связана с происхождением героя и относится к прошлому (мотив тайны рождения восходит к просветительскому роману Г.Филдинга «История Тома Джонса-найденыша»), то у Рэдклиф тайны прошлого наслаиваются на тайны настоящего. Она очень тщательно хранит тайну до конца романа и если коснется ее по ходу сюжета, то только для того, чтобы направить читателя к личным предположениям и выводам. Наиболее сложным в композиционном плане является роман Рэдклиф «Тайны Удольфского замка», где действие распадается на ряд последовательно развернутых и как бы самостоятельных сюжетов, которые автор несколько искусственно, на наш взгляд, сводит воедино в финале. В «Романе в лесу» все три «тайны» - «тайна Аделины», «тайна аббатства» и «тайна Ла Мотта» взаимопроницают друг друга (разрешение одной тайны влечет за собой появление новых) и все они объединены общей тайной – «тайной Маркиза».

Функция тайны в готическом романе Рэдклиф совсем иная, чем в детективном жанре. Писательница использует их не как ключи к решению заданной читателю головоломки, а для создания психологической атмосферы готического романа – таинственности.

Рэдклиф в своих произведениях широко использует еще один прием для усиления атмосферы таинственности: она строит сцены в повествовании так, что читателю рисуются самые страшные предположения и догадки. Все, что окружает героя в наиболее напряженные моменты повествования – это неизвестность. Созданию атмосферы неизвестности служат различные изобразительные средства: сам замок с потайными дверями и подземельями, окруженный суеверными слухами, ряд частных мотивов готического жанра – зловещего сна, узнавания по портрету, запечатлевшему семейное сходство, многократно варьированный мотив «болтливого слуги», мотив найденного манускрипта, приоткрывающего тайну, а также так называемые «сверхъестественные эффекты»: стоны, шорохи, неясные тени и силуэты, появляющиеся и исчезающие, мерцающий свет и т.д.

Таким образом, творчество Рэдклиф приводит в состояние «мистического ужаса» и веры в сверхъестественное: все смутные подсознательные тревоги выступают знаками потустороннего мира и служат утверждению его мнимой реальности в сознании читателя. Можно говорить о том, что страх и ужас становятся структурообразующими элементами романов Рэдклиф. И.И.Черенкова замечает, что «ужас в романах А.Радклиф по природе своей эндогенен» ³⁷, в чем очевидно ее преимущество перед методом Г.Уолпола, где страх и ужас имеют внешнюю природу и менее эффективны. Заслуга Рэдклиф состоит в том, что она сделала открытие о возможности ассоциативного вызывания у человека эмоций страха и ужаса. Но, несмотря на подобный эффект ее творчества, парадокс состоит в том, что в романах Рэдклиф по сути нет ничего страшного и ужасного, а все тайны и загадки оказываются обусловленными естественными причинами и разрешаются совершенно обычным путем.

В.Скотт, отдав должное нововведениям Рэдклиф, выступал против усовершенствования готического романа так, как это сделала Рэдклиф, которая «постаралась осуществить компромисс… между… двумя различными типами повествования [вероятным и невероятным], объясняя в последних главах своих романов все чудеса естественными причинами» ³⁸. По мнению Скотта, «…читатель негодует, узнав, что его обманом заставили пережить ужасы, которые, как обнаруживается в конце концов, объясняются наипростейшим образом» ³⁹. Скотт считает заботу о том, чтобы снять с души читателя «бремя якобы мистического ужаса» излишней в откровенно вымышленном сочинении.

Надо отметить, что психологическая атмосфера «мистического ужаса» не является всеобъемлющей в романах Рэдклиф. Они как бы распадаются на «темную» и «светлую» части: темное, мрачное пространство (Фонтенвильский лес из «Романа в лесу»), отделяющее героев от всего окружающего и замыкающее их в своем загадочном и фантастическом мире, и светлое пространство за пределами темного, более насыщенное драматическими событиями, но лишенное эффекта «ужасного» и зловещей атмосферы таинственности. Не случайно главная героиня «Романа в лесу» Аделина восклицает: «Только бы выбраться из этого леса – дальше я ничего не боюсь» ⁴⁰.

Таким образом, можно отметить ценный вклад Рэдклиф в структуру произведения, где она усложнила композицию, подготовив заранее ловушки и ложные ходы сюжета, которые способствуют созданию напряженной атмосферы, постоянно будоражат ум и чувства читателя, заставляя тем самым работать его воображение.

К особенностям композиции следует отнести и так называемые поэтические «вкрапления», подзаголовки двух романов Рэдклиф. В этих стихотворных вставках ярче, чем в прозе, выразились романтические устремления писательницы: так, например, в стихотворении «Ночь» из «Романа в лесу» выражается эстетическая концепция Ужасного и звучит тема наслаждения ужасом. Кроме того, само введение стихотворных текстов в прозаическую ткань романа усиливает атмосферу поэтичности произведений Рэдклиф за счет образности, символичности, метафоричности лирических «вкраплений», что явилось поводом для В.Скотта назвать Рэдклиф «первой поэтессой романтического романного жанра».⁴¹

В заключение части хотелось бы остановиться на пафосе романов Анны Рэдклиф. Хотя конфликты ее произведений строятся на столкновении героя с миром зла и, на первый взгляд, зло как бы управляет действием, однако в финале разумный порядок вещей торжествует и сверхъестественное оказывается мнимым. Такое разрешение центрального конфликта убеждает читателя в постижимости смысла бытия и возможности гармонии, в необходимости противопоставления страстям и необузданным порывам велений разума. В большинстве же романов готической школы человек в своем жалком ослеплении идет к гибели. Так Рэдклиф отходит от подлинной философии готического романа и приближается к рационализму Просвещения. Именно в этом состоит своеобразный парадокс ее творчества: используя практически весь арсенал предромантической эстетики, а именно Возвышенное, Живописное и Ужасное, составляющее душу романов Рэдклиф, писательница, тем не менее, ближе к просветительской идеологии в своей вере в силу разума и неограниченные возможности человека.

Мировосприятие Рэдклиф формулируется устами одного из безусловно положительных персонажей «Романа в лесу»: «Что бы сказали мы о живописце, который избирает для изображения на своих полотнах лишь предметы черного цвета… уверяя нас, что его картина есть истинное отображение природы, что природа – черна? Это верно, ответили бы мы, написанные вами предметы действительно встречаются в природе, однако они лишь малая толика ее творений вы забыли покровы земли, лазурное небо, светлокожего человека и все разнообразие красок, каким изобилует творение» ⁴².

§ 5 Готические романы Анны Рэдклиф и отраженные в них эстетические концепции Эдмунда Берка

Анна Рэдклиф активно участвовала в культурной жизни своей эпохи, интересовалась эстетическими, психологическими и философскими концепциями XVII-XVIII веков, некоторые пункты которых переосмысляла и включала в канву своих художественных произведений, что и подготовило ее нововведения в структуре готического романа. Так, известно, что из всех писателей переходного периода романистка больше других раздумывала над творческой лабораторией художника и интересовалась современными ей эстетическими теориями, в частности, теориями Эдмунда Берка, которые оказали большое влияние на ее творчество и предопределили использование введенных им категорий в романах Рэдклиф.

Работы английского эстетика-публициста Эдмунда Берка (1729 – 1797) наряду с деятельностью теоретиков предромантизма братьев Уортонов и Ричарда Херда сыграли важную роль в формировании теоретических основ предромантизма.

Формирование основных эстетических категорий происходит под значительным влиянием идей Берка, который в своем трактате «Philosophical Enquiry in to the Origin of our Ideas of the Sublime and Beautiful» (1757) («Философские исследования о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного») открыто пересмотрел основные положения эстетики Просвещения. Он поставил Возвышенное выше умиротворяющего Прекрасного, отделив эти категории от этических (таких как Добро), установил приоритет эмоциональной реакции на действительность над разумным постижением действительности. Эстетик выдвинул идею тождества между эмоциями на конкретный раздражитель и эмоциями на представление (мысленный образ) конкретного раздражителя, а также включил в систему эстетических категорий категорию Ужасного.

Большой интерес вызывает влияние эстетических теорий Берка на художественную манеру Рэдклиф. Однако его концепции не были «железной моделью» для творчества писательницы: она во многом вышла за пределы своей эпохи, сделав немаловажные художественные открытия в готическом жанре и предвосхитив тем самым становление эпохи романтизма, будучи в то же время в значительной мере связанной с просветительством XVIII века.

Тем не менее, влияние основных предромантических тенденций, получивших освещение в трактате Берка. «Философские исследования о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного», на творческую лабораторию А.Рэдклиф очень значительно, а эстетика предромантизма сыграла важную роль в миросозерцании романистки. Рассмотрим это влияние подробнее.

В своем трактате Берк поднял категорию Возвышенного над категорией Прекрасного, отрицая доминирующее в классицистической эстетике значение последней. Он классифицировал эти эстетические категории по силе эмоциональной реакции, исходя из непосредственной эмоциональной (в противовес рассудочности) реакции человека на внешние раздражители. Прекрасное связано с эмоциями удовольствия или наслаждения, а эмоциональным источником переживания Возвышенного являются страдания и страх, все, что порождает представление о боли, опасности, о чем-то ужасном. «Шум водопада, завывание бури, раскаты грома, чрезмерное проявление силы, большие пространства, большой интенсивности свет и цвет, а также некоторые противоположные состояния – темнота, мрак, пустота – действуют на человека устрашающе…» ⁴³

По мнению Берка, все легкое и жизнерадостное подавляет впечатление Возвышенного: «…покрытое тучами небо величественнее голубого, а ночь возвышеннее и торжественнее дня» ⁴⁴.

Согласно подобным положениям Берка, для создания атмосферы Возвышенного Рэдклиф вводит в ткань повествования мрачный, темный, по преимуществу ночной пейзаж, зловещую атмосферу, чувство близкого несчастья, ощущение тишины и запустения – типичный «готический антураж».

Для Рэдклиф вообще характерна частичная погруженность сцен во мрак. Эту деталь своей эстетической системы она комментирует в «Тайнах Удольфского замка»: «To the warm imagination the forms which floa – half veiled in darkness afford a higher delight than the most distinct scenery the sun can show» ⁴⁵. («Для живого воображения предметы, погруженные в полумрак, доставляют более высокое наслаждение, чем самая яркая картина, освещенная солнечным светом»). Это утверждение перекликается с положением еще одного теоретика английского предромантизма Томаса Уортона: «Where only a little is seen more is left to the imagination» ⁴⁶ («Чем меньше видно, тем больше остается для воображения»).