43521 (Языковое выражение лингвокультурного концепта savoir vivre во французской лингвокультуре), страница 4

Достаточно сильно проявляется у французов желание «играть на публику», ставшее уже внутренней потребностью. Это относится как к области чувств, где преобладает стремление к их внешнему проявлению, так и к поведенческой сфере вообще, где желание блеснуть перед толпой нередко влияет, например, на правдивость рассказываемого французом. Последний может сознательно приукрашать свой рассказ в ущерб истинности. Однако при этом, француз остается искренним и откровенным (так утверждают сами французы), его нельзя обвинить в притворстве, хитрости. Проявление остроумия (принимаемое иногда форму светского тщеславия) также нуждается в наличии и привлечении внимания публики, для удовлетворения своего желания «нравиться другим, забавляя их».

Среди интеллектуальных качеств выделяется понятливость, имеющая как свои положительные, так и отрицательные моменты. Способность быстро улавливать важные моменты, желание быстро достигнуть цели, приводит к поверхностности и непрочности знаний, результатом которых становятся поспешные, иногда неверные суждения. Этой же торопливостью, нежеланием (а возможно, и неумением) углубляться в подробности можно отчасти объяснить склонность французов «ко всякому упрощению». Такой упрощенный подход, вероятно, определяет и отношение французов к жизненным трудностям, проблемам, и их стремление к веселости, беззаботности, радостям жизни. Французов можно отнести к народам-оптимистам, которые «склонны жертвовать будущим, в котором они никогда не сомневаются, ради настоящего момента». Подтверждение тому нам дает и классификация П. Тейяра де Шардена о трех типах людей, их поведения «перед лицом Жизни», изложенная выше.

Мода, законодателями которой сами французы и являются, оказывает значительное влияние и на них самих. Следование моде, которая всегда властвует над французами, может вызвать у них увлечение прямо противоположными идеями. Однако, что касается манеры одеваться (то есть моды в одежде) в повседневной жизни, у французов проявляется скорее пренебрежительное, чем благоговейное отношение к одежде. Для подтверждения вышесказанного приведем пример сравнения французов и русских (мужчин и женщин) с позиции представителя французской лингвокультуры: «Les hommes russes sont très modestes. En tous cas ils ne draguent pas les filles dans les rues. Il peuvent le faire, seulement si ils ont assez bu pour ça. Ils ne ressemblent absolument pas aux français. Les hommes russes essayent de faire attention à eux. En France, les gens s’en fichent: les hommes peuvent être mal rasé, en T-shirt et en jeans. Les hommes russes sont très ambitieux, je ne sais pas si c’est bien ou mal ... Les russes, en général, ne sont pas avides, mais en ce qui concerne leurs émotions intérieures, ils sont sercrets, et ne montrent jamais leurs sentiments. Tous ce découvre quand on mets devant lui de l’alcool – parfois la bière ne suffit pas, alors la vodka prend le relais. Alors il se comporte de manière plus ouverte, plus libre peut-être. Il existe aussi des hommes irresponsables. ... En Russie, les femmes sont plus fortes moralement. Les femmes sont très féminines, elles essaient de bien s’habiller, parfois elles sont trop maquillées et ont l’air de poupées. Il y a ici beaucoup de très belles femmes. A mon travail, les femmes s’habillent comme moi si j’allais chez des amis ou à une soirée. Cela ne correspond pas tout à fait à la culture française. Non seulement les hommes ne font pas attention à eux, mais les filles sont en jean, et elles portent le minimum de maquillage, et on y est tous habitué».

Основные характеристики, данные русским одним из представителей французской лингвокультуры, можно привести в виде схемы:

Своей простотой, скромностью русские мужчины абсолютно не похожи на французов. Внимание, уделяемое русскими своей внешности, оценивается положительно, особенно явно это проявляется на фоне несколько пренебрежительного отношения к внешнему виду французов (как у мужчин, так и у женщин).

Что касается внешнего вида русских женщин, то их обвиняют в чрезмерности в макияже, некотором несоответствии выбора одежды для того или иного случая (русские женщины стараются выглядеть красиво, они всегда одеваются так, как если бы шли на какой-нибудь вечер), что абсолютно не соответствует французской культуре.

«Французская вежливость» является одной из важнейших составляющих системы ценностей французов. Ее расцвет приходится на период абсолютизма, «когда вопросам этикета и церемониала придавалось очень большое значение». В это же время появляются и начинают широко распространяться «изощренные формы обращений, приветствий, подписей, которые отчасти сохранились до наших дней. Суть пышно-церемониальной французской придворной учтивости состояла в стремлении всячески возвеличить собеседника или адресата». Бывшие характерными для XVIII-XIX вв. формулы вежливости (например, в письме) типа: «С глубочайшим почтением и совершенной преданностью честью имею быть, милостивейший государь, Вашим покорнейшим слугой» в XX в. значительно упростились, тем не менее, и в настоящее время «формы вежливости во Франции, сложнее, чем в других странах» (Смирнов, 1988: 142).

Однако существует мнение, что «былая французская вежливость исчезает. Действительно, ускорившийся темп жизни, увеличение чисто внешнего, формального, «улично-магазинного» общения, вечно спешащие массы людей на улицах больших городов не располагают к проявлению прежней, порой церемонной вежливости. И все же вежливость, такт и учтивость остаются украшением Франции» (Смирнов, 1988: 143).

«Язык данного народа так же связан с его характером, как черты лица с характером индивидуума: у филологии есть свое лицо» (Фуллье: www).

«Родной язык для французов – воплощение национального достоинства, а потому они, как бы в целях самозащиты, формализую его самым невероятным образом. Во французских словарях обычно даже есть специальный набор фраз, которыми желательно пользоваться как «средством аргументации» (Япп, 2001: 24).

Тем не менее, отмечается и стремление французов к точности и ясности, отражаемое в языке. Вот что пишет А. Фуллье о французском языке:

«…всякая фальшь слышна в нем [языке], как на хорошо настроенном инструменте. Это – язык, на котором всего труднее плохо мыслить и хорошо писать. Француз выражает отдельными словами не только главные мысли, но и все второстепенные идеи, часто даже простые указания соотношений. […] В силу исключительной привилегии, французский язык один остался верен прямому логическому порядку, чужд смелых нововведений, вызываемых капризом чувства и страсти. […] Даже чувство проникает в него только через посредство идеи и обязано ограничиться оттенками большей частью интеллектуального характера. Даже при выражении самых индивидуальных мыслей французский язык требует известного рода безличности и как бы доли универсальной симпатии» (Фуллье: www).

Затрагивая вопрос национального языка, мы непосредственным образом получаем выход на языковую картину мира рассматриваемых лингвокультур, русской и французской, на уровне которой так же обнаруживаем некоторые различия, проявляющиеся, в частности, «в способах выражения собирательности, совокупности и множественности» (Леонтович: 2002: 132). Отметим, что в сравнении с русским языком для французского характерна «бóльшая степень разнообразия и детализации». Например, если в русском языке слово «чистить» в значении «приготовляя в пищу, освобождать от верхнего слоя, кожуры, чешуи и т.д.» одинаково употребляется в сочетании со всеми видами продуктов (чистить картошку, апельсины, грибы, рыбу, овощи), то во французском языке отмечается более тщательная детализация и различение способа очистки в зависимости от того, о каком продукте идет речь: éplucher (более нейтральное и обобщающее слово для выражения значения «удалять ненужное»), peler (употребляется, когда речь идет о фруктах, овощах – чистить яблоки, груши, апельсины, лук и т.п., то есть обозначает «снимать верхний слой»), écaler (чистить орехи (от écale (f) – скорлупа, шелуха), énucléer (вынимать косточки), écailler (чистить чешую (от écaille (f) – чешуя), vider (вынимать внутренности, потрошить (о птице, дичи).

Наличие определенной системы правил в поведении, языке и самой жизни имеет для французов определяющее значение. На наш взгляд, можно с уверенностью сказать, что лингвокультурный концепт savoir vivre находит свое выражение во французском языке не только в качестве той или иной лексической единицы, но и содержится в самой системе языка, которой свойственно «приличие» и мягкость. Из рассуждений Венедея в своей книге «Les Allemands et les Français, d’après l’esprit de leur langue et leurs proverbes», где он сравнивает француза и немца, можно сделать вывод о значимости для французского языкового сознания самого глагола savoir: «Француз знает, немец может; один знает язык, знает (умеет) сделать что-нибудь, знает (умеет) молчать; другой может говорить на известном языке, может сделать что-нибудь, может молчать» (цит. по: Фуллье: www). В русском языке, принимая во внимание словарные дефиниции глаголов, «знать» еще не обозначает «уметь». Во французском языке дело обстоит иначе. Обращение к толкованию значения глагола savoir по словарным дефинициям показывает, что savoir во французском языке в первом значении передает смысл «знать, узнать» (что соответствует смысловому содержания русского глагола «знать»), однако это относится к различного рода информации, как таковой, и информации о чем-либо, в частности: узнать новость (vous savez la nouvelle); знать урок (il sait sa leçon); знать языки (il sait plusieurs langues); знать что-то относительно какого-либо дела, вопроса (l’affire que vous savez, il en sait long sur la question), [у]знать правду (je veux savoir la vérité); знать дорогу (savoir son chemin), знать кого-либо или что-либо о качествах (je le sait très poli, il est gentil, vous savez), пристрастиях (je ne te savait pas prestidigitateur), профессии, намерениях субъекта (tout le monde sait qu’il va partir) и т.п. Смысловое содержание второго значения рассматриваемого глагола соответствует русскому «уметь», где речь идет об «обладании какой-либо способностью, умении делать что-либо; быть в состоянии, мочь сделать что-либо хорошо, так как нужно»: уметь плавать, играть на пианино (il sait nager (jouer du piano); уметь защититься (si l’on m’attaque, je saurai me defendre) и т.д. То есть можно говорить о том, что во французском языке, в отличие от русского, знание подразумевает умение.

Говоря о французском языке, отметим также, что помимо ясности и точности, ему приписываются такие качества, как вкус, грация, изысканность, изящество, они же, в свою очередь, и характеризуют в целом и французский менталитет: «Французский язык, одновременно здравомыслящий и остроумный, правильный и гибкий, соединяющий живость с достоинством, естественность с изяществом, повлиял на поддержание тех свойств, которые французский народ всегда обнаруживал в своих художественных произведениях […]: прежде всего, вкус, вносимый им во все свои произведения и представляющий собой не что иное, как рассудок, регулирующий свободу …; затем – грацию, тайна которой известна французам более, чем другим народам, и которая является самопроизвольным выражением любящего и доброжелательного чувства свободы и общественности, чуждающиеся всякого условия, принужденности и резкости; наконец – эту заботу об изяществе, проявляемую нашими простыми рабочими, особенно парижскими, во всех их работах, превосходство которых неоспоримо; эта благородная забота не позволяет им жертвовать прекрасным ради полезного или дешевого, достоинством ради удобства, умственной свободой ради слепого машинного труда» (Фуллье: www).

Обратим внимание на то, с какой восторженностью автор говорит о своем языке, о своей нации, о своей культуре. Конечно же, в той или иной степени, каждому народу присуще полагать, что его культура, традиции, страна, язык лучше, чем у представителей других народов, однако осмелимся утверждать, что подобное вознесение, идеализация «своего» и резкое оппозиционирование всего «нефранцузского» у французов выражено в гиперболизированной форме. Такое же преувеличенное представление сложилось у французов о собственном счастье.

По результатам опроса, проведенного IFOP и газетой «Экспресс» французы на 95% процентов счастливы … быть французами и 82% из них считают, что их соотечественники придерживаются такого же мнения. Источником подобной удовлетворенности становятся ценности Франции: свобода, равенство, братство (называются 93% опрошенных), демократия (87%) и высокое положение, которое Франции занимает в мире (85%).

В качестве источников счастья представители французской лингвокультуры называют: красоту Франции, ее пейзажи, климат (96%), французскую культуру (94%), искусство жить (88%), кухню (85%), французскую литературу (85%), темперамент французов (56%). Однако несмотря на такую любовь к своей стране, 61% французов готовы уехать жить в другую страну, например, Канаду, США, Испанию, Италию, Германию (Label France: www).

Что касается материального благосостояния, то, несмотря на огромное значение, которое играют деньги «в реальной жизни современного французского общества, в общепринятой системе взглядов они котируются не слишком высоко». Идеалом представляется «не богатство само по себе, а возможность благодаря богатству наслаждаться жизнью. Покой и независимость, удовольствие…; беседа с друзьями, общество очаровательных женщин, хорошая кухня, вообще утонченность и «сладость жизни», издавна воспеваемая французской поэзией, - вот ценности, которые пользуются неизменным уважением» (Смирнов, 1988: 139).

Среди мнений о французах, выражаемых представителями других народов (немцы, итальянцы), большинство негативных качеств, в которых упрекают жителей Франции, сводится к следующим: легкомыслие, изменчивость, тщеславие, самохвальство, непоследовательность, беспорядочность (в то время как сами французы считают, что их действия, поступки, слова отличаются достаточно строгой логикой), порывистость, запальчивость, поверхностность, фанфаронство, отсутствие устоев и неуважение к религии.