43521 (Языковое выражение лингвокультурного концепта savoir vivre во французской лингвокультуре), страница 3

Вы прекрасны, как летние зори.

Яства!

Я жду вас, яства!

Во всей вселенной я ищу вас,

Удовольствия, удовлетворение всех моих желаний (Жид, 1998: www).

Основные понятия произведения А. Жида, среди которых любовь, пылкость, переполнение чувств, наслаждения, желания, опьянение чувствами, голод и жажда удовольствий, позволяют создать некий достаточно четкий образ, обрисовать приоритеты бонвиванов. П. Тейяр де Шарден определяет идеал жизни искателей наслаждений как «пить, никогда не утоляя жажды, но скорее увеличивая ее, ни в коей мере не с целью обретения силы, но с единственной заботой быть готовым всегда наклониться над каждым новым источником с еще большей жадностью» (Тейяр де Шарден, 1991: 109).

К оставшейся, третьей категории относятся люди, для которых стремление к чему-то большему, чем просто «быть» становится принципом жизни. Для них жизнь «восхождение» и «открытие».

Если соотнести вышеперечисленные типы отношения к жизни с временным разделением на прошлое, настоящее и будущее, то четко прослеживается векторная направленность каждого из них на тот или иной отрезок жизни: первая категория – пессимисты – направлена в прошлое; вторая – бонвиваны – пребывает в определенном моменте настоящего (в отличие от первой и третьей, данная категория именно зафиксирована во времени); люди, придерживающиеся третьей позиции, устремлены в будущее (Тейяр де Шарден, 1991: 110).

Подобное темпоральное разделение применимо не только к отдельным категориям людей, но и для различного типа культур в целом. «Культуры рассматриваются как: 1) ориентированные на прошлое (ценность прошлого опыта, упор на традиции, передача мудрости от поколения к поколению, цикличное повторение событий – прошлое повторяется в настоящем), 2) на настоящее (простые радости сегодняшнего дня без заботы о завтрашнем), или 3) на будущее (текущие события важны не сами по себе, а как потенциал, вклад в достижение будущих целей) (цит. по: Леонтович, 2002: 126). Что касается русской культуры, то для нее свойственно линейное восприятие времени, и настоящее в большей степени рассматривается в связи с прошлым. Ориентир на настоящее («жить одним днем») в большей степени присущ французской лингвокультуре.

Каждой из трех жизненных позиций соответствует свой тип счастья:

1. «счастье покоя» – тихое замкнутое существование, без усилий, без риска, с постоянным ограничением запросов и потребностей («Счастлив тот, что будет думать, чувствовать и желать как можно меньше»). Данному типу счастья чужды порывы (например, французский élan).

2. «счастье удовольствия» – непрекращающиеся, постоянно сменяющие одно другое наслаждения, радости, желания, чувства. Не в действии и созидании, а потреблении состоит главный принцип, цель жизни бонвиванов. («Счастлив тот, кто умеет насладиться в полной мере тем мгновением, которое у него в руках»).

3. «счастье роста, развития» – постоянное движение «по восходящей» – предполагает собой направленное в будущее стремление к высшей цели, высшим идеалам. Ценностью становится не счастье, как объект в себе самом, а сам процесс его достижения. (Счастлив тот, кто «не ищет непосредственного счастья, но, продвигаясь вперед, неминуемо находит радость в самом достижении полноты и завершенности действия») (Тейяр де Шарден, 1991: 110).

Итак, основываясь на вышеперечисленных трех «позициях перед вызовом жизни», соотнося их типами представителей исследуемых нами лингвокультур, можно причислить носителей французской лингвокульутры ко второй категории – бонвиванам и говорить о распространенности первого типа жизненной установки среди представителей русской лингвокультуры. На наш взгляд, люди, придерживающиеся принципа «роста», «развития» в жизни (третий тип жизненной установки), встречаются как среди французов, так и среди русских. Данное положение касается отчасти и первых двух категорий, так как в любой лингвокультуре (в данном случае речь идет о русской и французской) найдутся приверженцы всех трех типов жизненных установок. Однако, причисляя французов и русских к определенным категориям, мы имеем в виду усредненный тип представителей соответствующих культур.

Рассматривая смысловые составляющие понятий savoir vivre и bon vivant, как субъект-носитель «умения жить с удовольствием», необходимо отметить, что они отличаются значительной степенью диффузности и объемностью значений.

Основные характеристики, позволяющие создать образ «бонвивана» находим у Ги де Мопассана: «On l'appelait Saint-Antoine, parce qu'il se nommait Antoine, et aussi peut-être parce qu'il était bon vivant, joyeux, farceur, puissant mangeur et fort buveur, et vigoureux trousseur de servantes, bien qu'il eût plus de soixante ans» (Мопассан. Contes de bécasse) (Его назвали Святой Антуан, потому что имя у него было Антуан и может быть еще потому, что он был бонвиваном, жизнерадостным, большим любителем поесть и выпить, неисправимым волокитой за служанками, даже не смотря на свои шестьдесят лет. – Перевод наш. Э.Г.).

Характеристика, данная графу Остерману в «Записках английского резидента Рондо о некоторых вельможах русского двора» позволяет выявить некоторые смысловые составляющие понятия bon vivant, так же относящиеся и к лингвокультурному концепту savoir vivre, в своем отрицательном значении, а именно – ловкость, изворотливость, лукавство: «Никак нельзя отнять у него ума и ловкости; но он преисполнен изворотливости и лукавства, лжив и обманчив; в обращении угодлив и вкрадчив; принимает личину чистосердечия и низкопоклонен; это качество считается вернейшим залогом успеха у русских, а он превосходить в нем даже Русских. Он любит пожить (he is a bon-vivant), довольно щедр, но не благодарен» (Толстой: www).

Другой пример позволяет добавить к перечисленным характеристикам такие, как умение общаться, вежливо, любезно, обходительно вести себя, что оценивается положительно: «Старик А.О. Жонес […] был очень популярной фигурой. У него не было врагов в Нижнем Тагиле. Он всегда был со всеми вежлив, любезен, говорил о делах, делал предположительные распоряжения, обещал всем потом написать и оформить, никогда не исполняя то, что говорил, полагаясь во всем на волю Управляющего. Но фигура этого bon vivant была так приятна, обращение так любезно и обходительно, что «Жонса», как его звали рабочие, положительно любили в Тагильских заводах» (Грум-Гржимайло: www).

В качестве еще одной неотъемлемой черты bon vivant необходимо отметить и неиссякающий оптимизм: «Cocu optimiste ou bon vivant est celui qui voit tout en beau, s'amuse des intrigues de sa femme, boit à la santé des cocus et trouve à s'égayer là où d'autres s'arrachent des poignées de cheveux. N'est-il pas le plus sage?» (Fourier. Tableau analytique de cocuage) (Рогоносец-оптимист, или весельчак, это тот, кто во всем видит только прекрасное, забавляется интригами своей жены, пьет за здоровье рогоносцев, и может веселиться в тех ситуациях, где другие рвут на себе волосы. – Перевод наш. Э.Г.).

Понятие «бонвиван» находит свое отражение и в сознании представителей русской лингвокультуры, однако при переходе лингвокультурного концепта из одной культуры в другую происходит естественное искажение, утрата некоторых смыслов.

Характеризуя с помощью данных понятий свою манеру жить, свое мировоззрение и жизненные установки, человек с помощью одной языковой единицы транслирует многочисленные смыслы, заключенные в данных концептах. Однако несмотря на то, что адресат в некоторых случаях не испытывает особых затруднений при их понимании, иногда даже умея дать достаточно точное определение понятиям, он имеет перед собой лишь размытый образ, представление о предмете разговора. К подобным выводам нас привели результаты опроса русскоязычных информантов. В отличие от французской лингвокультуры, где понятия savoir vivre и bon vivant являются лингвокультурными концептами, в значительной степени определяющими и характеризующими особенности национального характера, в русской лингвокультуре данные концепты представляются недостаточно релевантными именно в тех значения, которые они приобретают во французской лингвокультуре. Конечно же, более или менее адекватное осмысление французских концептов присутствует и в русской культуре у отдельных ее представителей, однако оно не является преобладающим.

В качестве примера приведем отрывок из интервью Артемия Троицкого, считающего, что в жизни главное – удовольствия:

• Тогда вопрос: "Кто вы, мистер Троицкий?" вполне уместен…

• Есть такое хорошее французское слово "бонвиван" (bon vivant), обозначающее человека, который любит хорошо пожить. В первую очередь бонвиваном я и являюсь.

• Это род занятий или мировоззрение?

• Это, я думаю, тот счастливый случай, когда мировоззрение превратилось в род занятий. Очень многие люди вынуждены жить совершенно иначе: для них на первом месте стоит работа, карьера, продвижение и развитие в какой-то определенной сфере. Соответственно, какие-то мелкие жизненные удовольствия стоят на втором месте. Но у меня получилось так, что мелкие жизненные удовольствия стоят на первом месте. На работе, чтобы выглядеть серьезным, я делаю вид, что на втором. По всем гороскопам я человек поверхностный, и надо сказать, что мне удавалось именно поверхностным образом делать много интересных и полезных вещей. И в то же время интересно проводить жизнь.

Итак, мы видим, что мажорное отношение к жизни, умение по-детски радоваться жизни, ценить сиюминутные простые удовольствия, составляющее сущность ежедневного бытия здесь и сейчас, свойственное французам, присуще отчасти и русским. Различие между сравниваемыми культурами применительно к этому «умению жить» заключается в том, что для французов такое отношение к жизни более значимо, чем для русских, оно более детально отражено в характеристиках типичного французского поведения. Может возникнуть вопрос: в какой мере мы вправе так считать, если, например, А.С. Пушкин как выразитель сущности русской ментальности постоянно подчеркивает в своих стихотворениях радость и удовольствие от жизни. На наш взгляд, А.С. Пушкин в определенной мере выражает не только общекультурные русские черты поведения, но и характеристики дворянского поведения, которое в 18 и 19 веках в значительной мере испытывало влияние французского аристократического стиля жизни в целом.

Говоря о мажорной доминанте французского отношения к жизни и минорной доминанте русского мировосприятия, мы отдаем себе отчет в том, что 1) эти предположения построены на субъективных оценках и самооценках и не могут рассматриваться как научно обоснованные факты (лингвокультурный анализ в определенной мере превращает такие предположения в научно доказанные факты либо опровергает их), 2) эти предположения должны опираться не только на данные этнопсихологии, но и на исторические сведения о жизни народа. Более того, правильно было бы разграничивать два типа мажорного отношения к жизни: 1) мажор, соответствующий умению радоваться жизни, и 2) официальный мажор, свойственный жизни в условиях тотального контроля государства или организации над своими членами (вспомним, что самым тяжким грехом в православном христианстве считается уныние). В известной мере минорное отношение к жизни является следствием как недостаточной свободы людей, так и навязанного и часто неискреннего мажорного восприятия действительности.

Исходя из этих соображений, мы считаем, что для понимания сущности концепта savoir vivre во французской лингвокультуре необходимо рассмотреть, во-первых, культурные доминанты французского менталитета в сравнении с русским, во-вторых, отношение к жизни в этико-философских теориях, в-третьих, дефиниционные характеристики исследуемого концепта во французском и русском языках и, в-четвертых, проявление этого концепта в авторских текстах – афористических и неафористических.

1.2. Культурные доминанты французского менталитета

У каждого человека три характера:

тот, который ему приписывают;

тот, который он сам себе приписывает;

и, наконец, тот, который есть в

действительности

В. Гюго

«Возникновение коллективных представлений народов друг о друге – чрезвычайно сложный и противоречивый процесс. Удивительна устойчивость никогда не затухающего в сознании человека представления о «своих» и «чужих», инстинктивное отталкивание всего чужого как непонятного и неприемлемого. С этим, вероятно, основным, определяющим, стереотипом в отношении к другим народам связываются и другие устойчивые представления, характеризующие действительные или мнимые черты национального характера» (цит. по: Борисова, 2002: www). В самом деле: «за французами прочно закрепились легкомыслие и усердие в любви, за немцами – педантичность, любовь к порядку, обстоятельность и умеренность во всем, за русскими – широта души, щедрость и лень» (Борисова, 2002: www).

В силу того, что лингвокультурный концепт savoir vivre рассматривается в нашем исследовании в качестве специфического для французской лингвокультуры, в значительной степени характеризующего французский менталитет, считаем необходимым в общих чертах обрисовать образ француза, как с позиций представителей других лингвокультур (в частности русской, немецкой, английской), так и с позиций самих французов. Данная информация позволит уточнить, насколько релевантным является исследуемый концепт для французского языкового сознания.

Понять народ, его дух, представляется довольно сложной задачей. В любом случае замечаниям и выводам по данному вопросу будет присущ некий субъективизм.

Рассматривая французский ум с психологической точки зрения, затрагивая вопросы темперамента, можно говорить о присущей данному народу впечатлительности («мы по-прежнему остаемся легко возбуждаемой нацией», которая проявляется во «врожденной жажде ко всем возбуждениям приятного характера»). Напротив, все тягостные и угнетающие впечатления провоцируют не только внутреннее, психологическое противление к подобного рода явлениям, но и выражаются на внешнем, физическом уровне как «физическое отвращение». Вследствие этого, как утверждает А. Фуллье, говоря о своих соотечественниках, «мы, подобно нашим предкам, всегда легко доступны удовольствию и радости во всех ее формах, преимущественно же наиболее непосредственных и не требующих усилий» (Фуллье: www).

Для определения основных черт, составляющих французский национальный характер, важную роль играет такое понятие, как «élan». Порывистость, прямолинейность характера, отличавшая еще галлов, сохранилась и у французского народа, которому свойственны скорее «внезапные порывы», чем «медленные усилия», где храбрость иногда доходит до дерзости, а любовь к свободе граничит с недисциплинированностью. Именно французский «élan», чрезмерная внезапность во всем (принятии решений, приверженности идеям, чувствам) стал причиной упреков в адрес французов со стороны представителей других наций в легкомыслии и сумасбродстве.