26468 (Актуальные проблемы третейского производства), страница 8

Одной из важных проблем относительно состава участников третейского разбирательства является проблема привлечения в процесс третьих лиц. Федеральный закон «О третейских судах в РФ», как и ранее действовавшее законодательство, никак не регулирует возможность вступления в дело третьего лица. В связи с чем названная проблема неоднократно становилась предметом обсуждения как ученых, так и практических работников.

На первый взгляд, действие третейской оговорки распространяется исключительно на тех лиц, между которыми она заключена, соответственно, не действует в отношении каких-либо третьих лиц. Поскольку они не заключали третейского соглашения со сторонами спора, то их участие в третейском процессе невозможно.

Тем не менее, потребность в привлечении в дело третьих лиц зачастую возникает как у суда, так и у самих сторон (например, при рассмотрении спора по поводу общей собственности). В связи с тем, что действующее законодательство не регламентирует, как следует поступать суду в данном случае, то постоянно действующие третейские суды, как правило, самостоятельно определяют эту процедуру в своих регламентах. Как правило, для вступления в дело третьих лиц, как заявляющих самостоятельные требования, так и не заявляющих, требуется согласие обеих сторон и, естественно, самих третьих лиц. Причем согласие должно быть выражено в письменной форме. Как представляется, указанная форма требуется во всех случаях независимо от наличия самостоятельных требований. Хотя следует отметить, что не все юристы придерживаются этой точки зрения, считая, что письменная форма согласия необходима лишь в случае вступления в дело третьего лица с самостоятельными требованиями⁰. Однако, как представляется, более целесообразно было бы наличие письменного соглашения в обоих случаях, ведь при выдаче исполнительного листа арбитражный суд правомерно может потребовать предоставления не только третейского соглашения, но и письменного подтверждения согласия всех третьих лиц на участие в третейском разбирательстве. Кроме того, поскольку третьи лица, независимо от того, предъявляют ли они самостоятельные требования или нет, в любом случае выступают в качестве участников третейского процесса, то на них должны распространяться одинаковые требования.

Таким образом, проблема вступления в дело третьих лиц теоретически вполне решаема. Однако на практике ситуация не выглядит столь однозначной. Так, третейский суд может предложить третьему лицу принять участие в судебном заседании, известив его о времени и месте рассмотрения дела. Но даже в случае согласия такого лица вступить в процесс на практике возникают проблемы при выдаче исполнительного листа. Это связано с тем, что арбитражные суды вполне обоснованно требуют представить письменное третейское соглашение между всеми участниками процесса, но, как правило, такое соглашение отсутствует, и у третейского суда в лучшем случае имеется лишь письменное согласие третьего лица на участие в процессе, безусловно, не заменяющее трехстороннее третейское соглашение, поскольку удостоверяет лишь согласие третьего лица на участие в процессе.

В то же время в науке поднимался вопрос о возможности привлечения в процесс третьих лиц без их согласия. Так, А.П. Вершинин считает, что в исключительных случаях третьи лица могут быть привлечены к участию в деле и без их на то согласия (например, если они являются участниками полного товарищества).⁰ Однако с его точкой зрения невозможно согласиться. Постановка этого вопроса вообще вряд ли уместна, так как подобное положение вещей противоречило бы самой природе третейского разбирательства и его главному постулату – добровольности подчинения сторон юрисдикции третейского суда. Более того, с формальной точки зрения главным препятствием здесь выступает отсутствие принудительного механизма, обеспечивающего вовлечение третьего лица в сферу третейского разбирательства (в случае отсутствии его согласия). Таким образом, вышеприведенная позиция является неприемлемой как с точки зрения смысла существования третейского судопроизводства, так и с точки зрения обеспеченности этого правовыми механизмами.

Таким образом, при наличии согласия третьих лиц привлечение их в третейское разбирательство вполне допустимо. Однако остается открытым вопрос о правовых последствиях необходимости такого привлечения. Основным побудительным мотивом привлечения третьего лица в процесс является возможность предъявления к нему регрессных требований. Но в ситуации с третейским разбирательством есть достаточно серьезное отличие от арбитражного процесса. Это отсутствие преюдициальности его решений. В этой ситуации, нет никакой разницы, участвовало ли третье лицо в процессе или нет, поскольку при рассмотрении иска в порядке регресса, например, в арбитражном суде решение третейского суда не будет преюдициально для лиц участвующих в деле. А значит, снова возникнет необходимость повторного доказывания тех же обстоятельств. И здесь нет гарантии, что третейский и арбитражный суды придут к одинаковым выводам, и в качестве пострадавшей стороны окажется ответчик, с которого третейский суд взыскал средства, а арбитражный суд откажет в регрессных требованиях. Это, безусловно, является одним из отрицательных моментов третейского разбирательства⁰.

Еще одной немаловажной проблемой третейского разбирательства, неоднократно обсуждаемой в юридической науке, является проблема правопреемства, связанная с переменой лиц в обязательстве. В основном это обусловлено уступкой требований или переменой лиц в обязательстве в силу закона. Возникает закономерный вопрос, в какой суд должен обращаться новый кредитор, если в договоре, по которому к нему перешло право требования, содержится третейская оговорка? допустима ли вообще уступка прав по третейскому соглашению? Однозначного ответа на этот вопрос пока нет.

Если исходить из анализа ст. 5 Федерального закона «О третейских судах в РФ», где установлено что соглашение заключается между сторонами, можно прийти к выводу, о нераспространении действия третейской оговорки на нового кредитора. Ведь должник не давал новому кредитору своего согласия на передачу спора в третейский суд, следовательно, соглашение между этими сторонами не достигнуто.

С другой стороны, в соответствии со ст. 384 ГК РФ право первоначального кредитора переходит к новому кредитору в том же объеме и на тех же условиях, которые существовали к моменту перехода права, если иное не предусмотрено законом или договором. Соответственно, если заключенный между сторонами договор уступки прав не устанавливает таких ограничений, на нового кредитора распространяется весь правовой режим, которому подчиняется договор, в том числе все права, которыми обладал первоначальный кредитор.

Предъявление иска в защиту нарушенных прав представляет собой одну из составных частей содержания права требования перешедшего к новому кредитору. Сохранение ранее установленного сторонами порядка разрешения споров не ущемляет прав сторон и позволяет обеспечить надлежащую защиту интересов должника.

С учетом сказанного можно сделать вывод о том, что к упоминаемым в ст. 384 ГК РФ условиям, на которых права первоначального кредитора переходят к новому кредитору, относится и условие о рассмотрении споров в третейском суде. Таким образом, при уступке прав по договору, новый кредитор может обращаться в указанный в договоре третейский суд за защитой своих прав. Такая позиция нашла свое подтверждение в Постановлении Президиума Высшего арбитражного суда от 17.06.1997г. № 1533/97.

Однако подобная судебная практика является спорной и вызывает множество противоположных мнений среди юристов. В частности, М.Э.Морозов и М.Г.Шилов отмечают, что, учитывая автономность третейской оговорки от других условий договора, третейская оговорка - это соглашение сторон, которое не зависит от других условий договора, по существу, договор в договоре. Соответственно, замена стороны в третейском соглашении возможна только с согласия обеих сторон.

Заключая третейское соглашение, стороны приобретают одновременно и право, и обязанность подчиниться юрисдикции данного третейского суда. Следовательно, уступая право по третейскому соглашению, необходимо передать и обязанность. А такая передача в силу ст. 391 ГК РФ возможна только с согласия кредитора в обязательстве.

Более того, соглашаясь на передачу спора с конкретным лицом на разрешение третейского суда, сторона могла, например, предполагать, что сведения о судебном процессе именно с этим лицом в силу его личных особенностей, останутся не разглашенными. То есть в данном случае право лица обратиться в третейский суд неразрывно связано с личностью кредитора и в силу ст. 383 ГК РФ не может переходить к другому лицу.

Примыкает к высказанной позиции и точка зрения И.М. Резниченко, согласно которой третейское соглашение имеет не обезличенный, а персонифицированный характер и основано на взаимном доверии сторон, в связи с чем для оставшегося субъекта оговорки не безразличен новый партнер. Поэтому он имеет право принять или не принять нового должника в этом качестве. Аналогично, у правопреемника имеется соответствующее право отказаться от заключения третейского соглашения. Таким образом, в случае нежелания хотя бы одной стороны заключить третейское соглашение рассмотрение дела в третейском суде становится невозможным. По мнению И.М. Резниченко, правопреемства как процессуального института вообще не существует в третейском разбирательстве в связи с тем, что правопреемник оказался бы связанным третейским соглашением, которого не заключал, а соответственно, лишался бы своего конституционного права на судебную защиту (поскольку третейские суды согласно ст. 118 Конституции РФ не приравнены к судам, осуществляющим правосудие). В любом случае даже при заключении третейского соглашения с правопреемником появляется новое дело, и правопреемство вновь оказывается недостижимым⁰.

Кроме того, уступка права возможна только в обязательстве, пусть даже возникшем из договора. Соответственно в случае уступки права на получение оплаты за поставленный товар, первоначальный кредитор заменяется новым кредитором только в обязательстве по оплате и акцессорных обязательствах обеспечивающих это право. В иных обязательствах возникших из того же договора замена не происходит. Поскольку третейская оговорка является условием, отличным от обеспечительных, уступка права по любому из основных обязательств договора не влечет перемену лица в обязательстве, возникшем из третейского соглашения (независимо от того, включено оно в договор или нет).

Сторонники противоположной позиции ссылаются на то, что подобные нормы гражданского права не применимы к третейскому соглашению в силу его процессуальной, а не гражданско-правовой природы. Однако и этот аргумент оспаривается приверженцами второй точки зрения, которые, в общем-то, справедливо указывают, что в этом случае к третейскому соглашению не должны применяться и нормы ст. 384 ГК РФ, допускающей уступку с сохранением в силе третейского соглашения.

Как бы то ни было, вопрос о том, какие нормы должны применяться в данном случае до сих пор остается спорным, и разрешение его представляется невозможным без однозначного определения правовой природы третейского соглашения. Обе позиции являются достаточно обоснованными. Действительно, третейское соглашение является добровольным, носит фидуциарный характер, в связи с чем недопустим автоматический переход прав по нему вместе с основным обязательством без согласия второй стороны. Однако в большинстве случаев сохранение в силе третейского соглашения не нарушает прав сторон и позволяет обеспечить надлежащую их защиту, поэтому, если ни одна из сторон не возражает против сохранения соглашения в силе, то его действие должно распространяться и в отношении новых сторон обязательства. Исключение составляют случаи, когда право требования неразрывно связано с личностью кредитора или в силу иных обстоятельств существенно изменяются условия защиты права. В этом случае было бы логично предоставить заинтересованной стороне возможность обратиться в арбитражный суд, который, в свою очередь, и должен решать, сохраняется ли в силе третейское соглашение и не нарушает ли оно прав сторон. А в случае установления судом, что спор все-таки подлежит рассмотрению в соответствии с соглашением сторон в третейском суде прекратить производство по делу на основании пп.1 п.1 ст. 150 АПК РФ.

Тем не менее, упомянутое ранее Постановление Президиума ВАС совершенно однозначно сформировало судебную практику по данному спору и в настоящий момент этот вопрос решен в пользу права нового кредитора обращаться в третейский суд, согласованный первоначальным кредитором и должником. Аналогичную позицию занимает и МКАС при ТПП РФ. В деле № 174/1997 (решение от 25.12.1998г.) он указал, что арбитражная оговорка распространяется и на правопреемника стороны контракта, которому переуступлены права и обязательства по контракту⁰.

Как и в арбитражном суде, стороны осуществляют свои правомочия через представителей, требования к оформлению полномочий которых не отличаются от требований в арбитражном суде. Но достаточно часто возникает ситуация когда третейские судьи вынуждены решать вопрос о допуске представителя в судебный процесс, в связи с неточностью формулировок доверенности. Например, если полномочия представителя указаны как право «представлять интересы в арбитражном суде», с точки зрения общих правил оформления полномочий, третейский суд не вправе допускать данного представителя до участия в процессе, в связи с отсутствием у него полномочий участвовать именно в третейском разбирательстве. Однако, на практике зачастую и третейские суды, и арбитражный суд не придают этому обстоятельству значения, рассматривая такое ограничение полномочий в доверенности просто как техническую ошибку.

Интересным является вопрос о том, входит ли в полномочия представителя на заключение договора право включить в этот договор третейскую оговорку. Как полагает А.Г.Быков, уполномоченное на совершение сделки лицо вправе не только заключить сделку, но и включить в данный контракт третейскую оговорку.⁰ Однако, анализируя законодательство, можно прийти к прямо противоположному выводу. В соответствии с п. 1 ст. 182 ГК РФ сделка, совершенная одним лицом (представителем) от имени другого лица (представляемого), непосредственно создает, изменяет и прекращает гражданские права и обязанности представляемого. Исходя из того, что третейское соглашение не является гражданско-правовым договором в чистом виде (преобладают процессуальные элементы), то полномочия на заключение сделки, создающей, изменяющей и прекращающей гражданские права и обязанности, не могут содержать в себе полномочия на заключение сделки, направленной на создание, изменение и прекращение процессуальных прав и обязанностей. Этот же вывод косвенно следует из ст. 62 АПК РФ и ст. 54 ГПК РФ, согласно которым полномочие на передачу дела в третейский суд должно быть специально предусмотрено в доверенности. Такого же мнения придерживается и Н.В.Немчинов⁰, который полагает, что руководитель филиала или представительства вправе заключить третейское соглашение, если только такое правомочие прямо предусмотрено в тексте доверенности.

Одной из наиболее привлекательных черт третейского разбирательства является возможность для сторон по своему усмотрению избирать третейских судей, способных обеспечить беспристрастное разрешение спора. В то же время государство не может оставаться совсем в стороне от этого вопроса, в связи с чем в законодательной форме нормативно установлены лишь самые общие требования, которые, не доминируя над волей сторон в части прямого назначения судей, тем не менее, не могут быть изменены их соглашением.

Основным требованием, предъявляемым к третейскому судье, выступает в соответствии со ст. 8 ФЗ «О третейских судах в РФ» его возможность и способность обеспечить беспристрастное, справедливое и законное разрешение спора. Указанное требование не может быть основано на каких-либо формальных признаках; в данном случае это личностные качества, свидетельствующие о моральной и интеллектуальной готовности третейского судьи к разрешению споров.

Необходимым условием для беспристрастного разрешения спора является независимость третейского судьи от сторон, под которой следует понимать разрешение спора, переданного третейскому суду, на основании действующего законодательства и в соответствии со своим внутренним убеждением, исключающим какое-либо постороннее влияние и воздействие на принятие решения, то есть при отсутствии заинтересованности в исходе дела.

В то же время, доказать независимость практически невозможно. Состояние независимости и добросовестность лица презюмируется правопорядком, поэтому сторона должна представить убедительные доказательства для ее опровержения. Однако вследствие того, что одним из важнейших требований к третейскому разбирательству, вытекающим из его правовой природы, является требование к безусловному доверию сторон составу суда, третейские суды предоставляют сторонам больше возможностей для формирования состава коллегии рассматривающей спор, в том числе оснований для отвода судьи.