179148 (Социальное равенство и справедливость в рыночной экономике), страница 2

Правомерным воплощением такого равенства могут считаться: а) равная индивидуальная собственность, преимущественно трудовая, б) равный потребительский доступ к коллективной (общенародной) собственности и, наконец, в) частичная уравнительная коррекция результатов функционирования тех общественных институтов и природных процессов, которые генерируют неравенства в потреблении. Первый, руссоистский идеал в современных условиях является абсолютно архаичным, вторая идея, свойственная марксистскому пониманию социализма, без сомнения, нарушает границы самого понятия справедливость, поэтому преобладающей позицией в пределах эгалитаристского понимания социальной справедливости является последняя.

Вторая дистрибутивная парадигма предполагает распределение по заслугам. Она часто именуется меритократической концепцией. В меритократическом контексте, в отличие от эгалитарного, идея равного отношения к людям трактуется через призму пропорционального равенства (в духе знаменитого платоновского утверждения, что "для неравных равное стало бы неравным"). Первый тезис данной концепции состоит в том, что доступ к престижным социальным позициям должен быть открыт только для тех индивидов, которые способны к осуществлению общественно важных функций, и в той мере, в какой они на это способны. Парадигматическим рассуждением меритократического понимания справедливости является аристотелевская мысль о том, что флейты должны доставаться лучшим флейтистам. Поэтому понятие заслуги строго отграничивается от наследственно-аристократического достоинства и характеризует ценность индивида, взятого вне его социально-исторических корней. Вторым тезисом меритократической концепции является убеждение в том, что заслуга должна определять не просто доступ к функциональным социальным позициям, но и всю полноту общественного статуса, связанного с ними. Осуществление общественно важных функций должно быть сопряжено с пропорционально неравным вознаграждением, которое касается знаков почета и уважения, а также потребительских благ [4, с. 460].

В рамках данной дистрибутивной парадигмы отчетливо выделяются радикальная и умеренная вариации. Радикальный вариант настаивает на разрушении тех институтов, которые продуцируют предполагаемо незаслуженные неравенства (семья, индивидуальная собственность с правом дарения и наследования и т.д.), на жестком формальном ранжировании индивидов в соответствии с их способностями (сначала, потенциальными, а затем, проверенными в определенной сфере деятельности). Однако радикальный вариант меритократии, как и ранее радикальный эгалитаризм, является по своей сути проектом преодоления человеческой природы, что дискредитирует его в свете ограничений понятия справедливости. Иным образом выглядит умеренно меритократический проект. В нем функционирование институтов, связанных с незаслуженным распределением, всего лишь корректируется в сторону большего соответствия заслугам [3, с. 82].

Для сторонников третьей дистрибутивной парадигмы справедливость состоит в правомочном обладании собственностью и использовании всех, связанных с этим социальных преимуществ. Этой парадигме соответствует либертарианская традиция в современной социальной этике. Ее ключевым тезисом является отказ от применения централизованным административным аппаратом каких-либо схематизированных образцов справедливого распределения ресурсов. В связи с этим само понятие "справедливость" или, как минимум, "социальная справедливость" попадает под серьезное подозрение [2, с. 407]. Если определенная собственность получена индивидом на основе трудовой или предпринимательской деятельности или передана ему другими лицами в ситуациях, где отсутствовали мошенничество и насилие, то он владеет ими правомочно и никто не может оспорить такое владение как несправедливое. Несмотря на это, либертаристская позиция все же предполагает значительное перераспределением собственности, поскольку сохранение чистоты правомочий требует постоянного исправления насильственных и совершенных обманным путем сделок.

К числу ключевых затруднений либертаристского подхода как социально-этической теории относится его явное расхождение с нравственной идей фундаментального равенства, с императивом заботы о благе ближнего и другими аксиомами морали. Социально-экономический либертаризм вне серьезных ограничений выглядит, скорее, не как моральная позиция, а как простое идеологическое отражение эгоизма собственника.

б) парадоксы теоретического обоснования социальной справедливости

Что касается различных логик обоснования справедливости, то они представлены следующими основными моделями: интуитивистской, утилитаристской, натуралистической, контракторной [5, с. 61].

Первым способом обоснования дистрибутивной политики является апелляция к рационально очевидным отправным положениям, которые заставляют нас предпочесть тот или иной вариант распределения как наиболее справедливый. Примером может быть концепция справедливости, построенная на основе неотчуждаемых индивидуальных прав и свобод, которые должны быть обеспечены в рамках любой социальной системы. Они напрямую выражают идею равной ценности всех людей, вне зависимости от их фактической значимости друг для друга. Таким образом, деонтология неотчуждаемых прав, примененная к проблеме дистрибутивной справедливости, несет в себе мощный эгалитарный заряд, противопоставленный, прежде всего, меритократической парадигме.

Однако эгалитарные выводы не являются для нее предрешенными. Индивидуальные права не представляют собой однородного целого. Они подразделяются на негативные (или права "первого поколения"), которые предполагают, что правительство и другие люди воздерживаются от вмешательства в жизнь автономного человека, и позитивные (или права второго поколения), которые предполагают, что каждом индивиду гарантирован определенный уровень благосостояния [3, с. 83]. Расстановка приоритетов и установление степени обязательности реализации различных прав влекут за собой очень разные нормативные рекомендации.

При акцентировании значения прав первого поколения складывается либертаристская деонтология, рассматривающая всякое перераспределение как использование наиболее преуспевших членов общества, "аннулирование" их в качестве независимых индивидов и тем самым - серьезное унижение их человеческого достоинства (Р. Нозик). Однако, если реализация прав первого поколения (в числе которых доминируют гражданские) будет поставлена в прямую зависимость от соблюдения социально-экономических прав, то в рамках интуитивисткой логики обоснования справедливости будет преобладать иная трактовка, тяготеющая к выравниванию уровней потребления.

Второй моделью обоснования справедливого распределения является утилитаристская. Посылка фундаментального этического равенства в утилитаристской мысли представлена упоминавшейся выше формулой, принадлежащей Дж. Бентаму. Однако степень действительной эгалитарности утилитаристских дистрибутивных концепций зависит от множества привходящих условий, варьирующих совокупную полезность, порождаемую тем или иным вариантом распределения ресурсов.

Например, если придерживаться тезиса о крайней затруднительности или невозможности межличностных сравнений полезности, то принципом распределения ресурсов окажется принцип Парето. В этом случае логика максимизации полезности ведет к одобрению любого неравного распределения, если перераспределение повлечет за собой ухудшение положения кого-либо из индивидов по сравнению со status quo. Если же в качестве парето-оптимального порядка принять систему свободного рыночного обмена [6, с. 438], то стремление максимизировать полезность приведет нас к умеренно либертаристской позиции. Однако если признать межличностные сравнения возможными и привлечь концепцию "уменьшающейся предельной полезности", построенную на предположении о том, что получение неимущими определенного количества благ дает в целом больший прирост полезности, чем потеря того же количества благ избыточно обеспеченными, то утилитаризм превращается в эгалитарную концепцию социальной справедливости. Но и на этом возможные трансформации нормативных выводов утилитаризма не заканчиваются. Даже после признания закона уменьшения "предельной полезности" утилитаристская позиция может быть модифицирована в пользу меритократической или либертаристской парадигмы. Это происходит в связи с тем, что распределение по заслугам или защита правомочного владения могут рассматриваться как обязательное условие экономической эффективности или социально-политической стабильности общества.

Одной из наиболее распространенных альтернатив интуитивистской деонтологии прав и утилитаризма в современной социальной этике служит натуралистическая модель обоснования справедливого распределения. Сторонники натуралистической модели ратуют за возврат к классическим, досовременным образцам политической и моральной философии. Их центральным тезисом является утверждение о том, что существует возможность зафиксировать природные черты человека и в свете этих черт - некий образ человеческого предназначения [3, с. 84]. Тогда эффективность социальных механизмов, ведающих распределением ресурсов, определяется не в свете гарантий неотъемлемых прав или максимизации предпочтений, а в свете реализации субстанциональных человеческих потребностей и создания условий для достижения совершенств (добродетелей). В зависимости от акцента - на потребностях или совершенствах - можно выделить меритократический или эгалитаристский варианты натурализма.

Таким образом, перечисленные модели обоснования оказываются вовлечены в потенциально бесконечный спор, причем ни одна из них не предоставляет аргументов, которые работали бы в пользу только одной дистрибутивной парадигмы. Это печальное положение, казалось бы, учтено в контракторном понимании социальной справедливости, где подбор честных условий гипотетического выбора позволяет отсеивать рационально неприемлемые теории обоснования и определять идеальный баланс дистрибутивных парадигм. Например, на фоне условий честного соглашения по Дж.Ролзу выявляют свою несостоятельность утилитаристская и натуралистическая модели обоснования, а интуиции, касающиеся прав, получают проясненную и однозначную форму. В тоже время "принцип различия" (то есть принцип предельно возможной максимизации положения тех, кто проиграл в социальной лотерее), выбранный участниками договора за "занавесом неведения", выглядит как окончательное и сбалансированное решение спора парадигм: решение в пользу одного из вариантов умеренного эгалитаризма [1, с. 12].

Однако однозначность выводов, предлагаемых теорией гипотетического контракта Дж.Ролза, также находится под серьезным вопросом. Логика рассуждения участников "исходного положения" и ее результаты представляется разными теоретиками по-разному. Так, Дж.Харсаньи, опираясь на несколько иную трактовку соотношения рациональности и оправданного риска, чем у Дж.Ролза, предположил, что участники воображаемого договора выберут все же утилитаристский принцип распределения, хотя пользовались в ходе выбора неутилитаристскими посылками. Дж.П.Стерба сделал предположение, что их выбор будет выбором в пользу "высокого, но не высочайшего из всех возможных социальных минимумов". В то же время, Д. Белл достаточно успешно использовал контрактуалистскую методологию для оправдания неэгалитарных способов распределения [3, с. 85].

3 Социальное равенство и "уравниловка": соотношение понятий

Социальное равенство - состояние общества, которое характеризуется отсутствием существенных социальных различий. Одна из гуманистических общечеловеческих ценностей. Первоначально идея социального равенства носила религиозный характер. Согласно христианству и некоторым другим религиям, все люди равны от рождения. Это так называемая идея онтологического равенства людей. В смысле равенства возможностей понятие социального равенства использовалось в качестве одного из трех основных принципов буржуазных революций (свобода, равенство, братство) и буржуазного права [3, с. 85].

Уравнительное распределение благ "уравниловка" - древнейший принцип человеческого общежития. В обществах, основанных по принципу семьи, каждый имеет равное право на пищу. В самом чистом виде это отражено в первобытных обществах.

Смысл марксистско-социалистической уравниловки обусловлен тем, что, согласно марксизму, формальное равенство - это буржуазное право, буржуазное "равное право" (оно, согласно марксизму, на первой ступени коммунизма преодолено по отношению к обобществленным средствам производства, но сохраняется для распределения предметов индивидуального потребления "по труду"), а искомое "фактическое равенство"- это удовлетворение потребительских нужд каждого "по потребностям".

Развитие от низшей фазы коммунизма (т.е. социализма) к его высшей фазе (полному коммунизму), по такой логике, означает движение "дальше от формального равенства к фактическому, т.е. к осуществлению правила: "каждый по способностям, каждому по потребностям". Везде, где действует уравниловка, неизбежны дифференциация и различие социальных ролей, статусов и функций, уравнивающих и уравниваемых со всеми вытекающими отсюда последствиями. Среди "равных" выделяются номенклатурно "более равные" и "равнейшие".

Привилегии уравниловки как раз выражают и поддерживают реально возможный способ ее осуществления в жизни. В целом социалистическая уравниловка была призвана с помощью властно-распределительных норм нивелировать допускаемые при социализме различия в сфере потребления и удержать эти различия в рамках требований принципа отрицания частной собственности.